Маска

– Ты кого потерял? Я здесь.

Нет, того типа я больше не видел. Может быть, всё это я выдумал. Может быть, всё это следы моих московских страхов. И я начал себя успокаивать: обычный мужчина, гуляет себе по Питеру, как и мы. Нервный, так это бывает. Может быть, совсем не нас он смотрел там, в Петергофе. А может быть, и не смотрел вовсе.

Бирюза Екатерининского дворца сливалась с расплавленным на солнце золотом, золото сливалось с бирюзовым небом, подозрения отступили, и радостно-бирюзовое настроение парка передалось мне.

Наступил наш последний день в Петербурге. Мы решили еще раз пройтись по самым любимым нашим местам. Теперь это уже были наши места. Мы шли от Исаакиевского собора к Медному всаднику, вдоль Адмиралтейства, мимо Ростральных колонн, через мост на Васильевский остров.

Потом по лестнице, уходящей под воду, мы спустились к Неве и сидели у самого края воды, и она терлась о наши ноги и нашептывала: «Я вас тоже люблю, я вас тоже люблю».

Я поднялся на набережную купить сигарет и, когда вернулся, Ира всё также сидела, повернувшись вполоборота к реке и задумчиво глядя на другой берег. Она была похожа на русалочку. Я оперся на парапет и залюбовался ей. Она поставила туфли рядом и, опершись рукой на согнутое колено, гладила другой ногой воду. На ней была широкая розовая юбка, обнимавшая ее босые ноги, и белая блузка с узкими тесемками, которые открывали руки и плечи. Короткая стрижка, темные очки на голове, белые узорчатые серьги в ушах, спокойное лицо, мягкая улыбка, улыбающиеся глаза.

Маленький катер появился из-под моста неожиданно и с бешеной скоростью помчался прямо на нее. Лиц я не видел. Я видел только вытянутую руку.

Она смотрела в другую сторону и ничего не замечала. Я бросился вниз по ступенькам, но знал, что не успею. Горло перехватило, я не мог даже крикнуть. И в этот миг она, то ли услышала, то ли почувствовала меня: повернула голову, увидала меня, улыбнулась, легко вскочила и сделала шаг наверх. Этот шаг спас ей жизнь. Катер пронесся рядом с последней ступенькой, и рука прорезала воздух в том месте, где она только что сидела. Она оглянулась и даже не поняла, в чем дело. Поднявшаяся волна накрыла ее ноги и смыла туфли.

– Что за придурки, туфли утопили, – сказала она обиженно.

Я добежал до нее и прижал к себе изо всех сил. Я не мог говорить, губы мои тряслись.

Она слегка отодвинулась и посмотрела на меня внимательно:

– Что с тобой? Что случилось?

– Мне показалось, что тебя хотят убить.

Она улыбнулась, обняла мое лицо ладонями и поцеловала меня.

Катер исчез, будто его и не было.

– Бог с ними, с туфлями, – сказала она.

Вечером в гостинице, когда мы уже собрали вещи и сели выпить коньяка на дорожку, она спросила:

– А ты вправду подумал, что меня хотят убить?

Я не хотел ее расстраивать и сказал:

– Что ты, любимая. Это так у меня вырвалось. Просто катер прошел слишком близко, и я испугался за тебя.

– Ты совсем не умеешь врать. Значит правда. Подожди. У меня тоже есть тайна. Но тебе, милый, скажу. Я – богатая наследница, и меня уже пытались убить в Москве.

2.

Снова барабанной дробью застучали колеса, и в унисон бились рядом наши сердца. Мы ехали домой, опять в отдельном купе, и она рассказывала. Если бы за время нашего знакомства я так хорошо не узнал ее, если бы не знал, что она очень здравомыслящая женщина, и если бы собственными глазами не видел, как катер чуть не скинул ее в воду, я бы не поверил ни слову.

– Это случилось недавно, уже после знакомства с тобой. Машина с утра не хотела заводиться, и я поехала на работу на метро. Вечером возвращалась поздно. Переулки у нас в районе узенькие, прохожих мало. Я шла по тротуару по левой стороне, когда из-за угла выскочила машина. Улица была пустая, машины там вообще редко ездят. А эта неслась на огромной скорости мне навстречу прямо рядом с тротуаром. Я еще подумала: вот сумасшедший, собьет ведь кого-нибудь. А потом, на выезде из арки, она вдруг въехала двумя колесами на тротуар и помчалась на меня. Я остановилась и вжалась спиной в стену дома. Между нами оставалось несколько метров. И тут она резко вильнула влево, снова выехала на мостовую и промчалась мимо. Только тогда я заметила на краю тротуара прямо перед собой столб. Думаю, если бы не он, меня бы сбили. Я бросилась со всех ног домой, но на повороте оглянулась: переулок был пуст, ни машин, ни людей. Вот и всё.

– А ты не рассмотрела, кто был в машине? Сколько человек?

– Нет, это были обычные Жигули светлого цвета, но всё произошло так быстро, что я ничего не разглядела. Да и темнело уже. Если бы это не было так абсурдно, я бы сказала, что там вообще никого не было.

– Похоже на сегодняшний случай: лиц не видно, догнать не пытались, пронеслись со страшной скоростью и всё. А ведь я тоже никого не заметил в катере, только вытянутую руку. Странно это. А почему ты мне сразу об этом не рассказала?

– Не хотела тебя волновать, портить поездку.

– Ладно. Я тоже не хотел тебя беспокоить, но за нами в Питере следили. Так мне показалось.

– Кто?

– Не знаю. Мужчина. Первые три дня, потом он исчез. Я до сих пор точно не уверен, может быть, это совпадение, но он был в тех же местах, что и мы.

– Как он выглядел?

– Высокий, худощавый, волосы темные, лет тридцать пять. Лицо какое-то настороженное.

– Да это же мой бывший. И ты верно подметил: у него всегда настороженное лицо, всю жизнь боится, что его обманут.

– Значит, он за нами следит. Может быть, и наезды эти он подстроил?

– Нет, что ты. Следить – на это он способен. Но убить меня – он никогда этого не сделает. Нет, это невозможно.

– Допустим, хотя я бы не стал исключать и эту возможность. Теперь подумаем, что у нас еще имеется. Что ты говорила про наследство?

– Это давняя и долгая история. Но я всё равно тебе ее собиралась рассказать. Я была единственным и поздним ребенком. Моей маме было тридцать пять, а отцу сорок, когда я родилась. Отец часто ездил в командировки за границу, и я до сих пор помню свои детские впечатления: как я его ждала, как он приезжал, брал меня на руки, подбрасывал к потолку, привозил подарки. Это была такая радость. А потом он пропал. Позже, став постарше, я узнала, что он остался за границей. В те времена это было равносильно смерти. Мама больше замуж не вышла, мы так и жили вдвоем. Мне его очень не хватало. И в то же время я не могла его простить, потому что он нас бросил. Хотя одновременно хотела простить, лишь бы вернулся. Только через много лет я узнала, что он нам писал, звонил, хотел перевезти нас к себе, но всё это до нас не доходило. Когда мне было девятнадцать, и уже рухнул железный занавес, он приехал в Москву. Я так ждала его в детстве, я так много о нем думала, я так часто про себя разговаривала с ним, что когда я увидела его, все обиды ушли: он умер и снова воскрес; будто и не было этих четырнадцати лет. Он жил во Франции, был женат на француженке, но своих детей у него больше не было. Он провел в Москве две недели, и за эти дни мы с ним не расставались: мы гуляли по Москве, ходили с ним в театр, сидели в кафе и говорили, говорили. Он меня расспрашивал о моей жизни, он мне рассказывал о своей, о своих путешествиях, о Париже. С тех пор он приезжал к нам регулярно: два-три раза в год. Несколько раз я была у него. Я познакомилась с его новой женой и ее дочкой Софи. Ей сейчас двадцать пять, и она замужем за африканцем, он сын какого-то царька или президента. Они с ним живут то в Париже, то в Африке. Правда, я его не видела. Папе сейчас семьдесят, и он богатый человек. Он мне рассказывал, что когда остался во Франции, он долго искал приличную работу, но не нашел и уехал в Африку. Он провел там несколько лет, много ездил, путешествовал, открыл какие-то рудники, стал близким другом и советником президента одной африканской страны. Разбогател, вернулся во Францию. А когда я была у него в гостях в прошлом году, он показал мне свое завещание: большую часть он оставляет мне. Он очень хотел, чтобы я осталась с ним, но я не могу бросить маму одну. Вот и вся история. Теперь ты знаешь, с кем ты живешь: я – богатая наследница, и, скорее всего, поэтому меня хотят убить.

– Да, интересно. Но меня сейчас больше заботит, кому это понадобилось. Кому это выгодно? Давай разберемся. Ты говоришь, что отец всё завещает тебе. Значит, могут быть недовольные: та же Софи со своим африканцем или ее мать.

– Нет, вряд ли. Своей жене он тоже что-то собирается оставить, не так мало, я думаю. А африканец – всё-таки сын президента, и они с Софи живут совсем не бедно.

Я подумал про себя: «Опять африканец. Что-то часто в последнее время я наталкиваюсь на Африку». Но тут мне пришла в голову одна мысль, и я сказал:

– Всё-таки я вижу два возможных варианта: или это делает из-за денег кто-то из родственников твоего отца, или из мести твой бывший муж. В любом случае тебе грозит опасность, и вот что я предлагаю. Сегодня же по приезду ты переедешь жить ко мне. И, кроме того, мне кажется, я придумал, как можно тебя защитить.

Она села ко мне на колени, обняла меня и тихо сказала на ухо:

– Как я хочу с тобой жить.

Когда мы легли, за занавеской уже серел рассвет.

Глава 6

1

Утром мы заехали ко мне, а потом занялись переездом.

Я давно жил по-холостяцки. Конечно, это накладывало отпечаток и на обстановку, и на атмосферу моей квартиры. Я не знаю, как ей это удалось, но теперь Ира быстро и незаметно превращала ее в уютное гнездышко. Хотя мы всё-таки оба очень устали за последнюю бессонную ночь. Так что поначалу мы перевезли только самое необходимое: одежду, несколько картин, которыми Ира хотела оживить мою берлогу. Сегодняшним днем жизнь не кончается. Если только ее не прервут.

Об этом-то я и хотел поговорить с Ирой. Идея, которая пришла мне в голову, была странной, я сам это понимал, – в духе моих странных видений.