Поэзия опыта. Poetry of expirience

– Серьёзно? – он посмотрел на неё с опаской.

– Metaphorically speaking[17 - Образно выражаясь.]. Опыт громкий накопила.

– Это точно. Ой, извини.

– Да ничего, я люблю слушать правду в глаза, – она улыбнулась. – Тони там?

Дэни кивнул. Милана посмотрела на беспросветно серое небо, сделала глубокий вдох и, набравшись решимости, вошла в хмурое здание. Зал, рассчитанный на несколько сотен человек, уверенно наполнялся вниманием. Милана быстро прошла по скорбному полу, не глядя ни на кого.

Бесчувственная и безразличная внучка? Нет. Просто никто никогда не увидит меня сломленной.

– Ты приедешь на банкет? – спросил Антоний, когда Милана села рядом с ним.

– Там будут люди?

Брат посмотрел на неё и улыбнулся впервые за весь день.

– Милана, конечно, там будут люди. Ты что, хочешь ужин на двоих?

Она кивнула.

– Потом поужинаем, – пообещал Антоний. – Но сначала мы должны пообщаться с гостями и принять соболезнования у всех, кто хочет их выразить.

– Ты им веришь, Тони? – спросила Милана, глядя ему в глаза.

– Некоторым – да. Не будь несправедлива даже в горе. У тебя нет монополии на грусть.

Она хотела возразить, но ощутила новый укол совести и посмотрела на свои руки. Правое запястье было надёжно скрыто от посторонних глаз широкими часами, но правда напомнила о себе глухой болью. 20.09…

Я была несправедлива к Джею. Эгоистичная в своём горе монополистка печали. Неужели я снова допускаю эту же ошибку, не видя искренность в глазах других скорбящих? Или, может, я сама недостаточно искренняя и сужу всех по себе?

– Завтра поедем к юристу, – Антоний старался отвлечься от своих мыслей тем, что усердно планировал предстоящую неделю.

– Зачем? – спросила Милана, зная ответ, но желая поддержать разговор.

– Завещание, – пояснил брат, глядя прямо перед собой. – Странно всё так. Скомкано.

Она посмотрела на него, не понимая причину его слов. В этот момент к ним подошли Смирновы.

– Антоний, Милана, – начал Виктор, отец Гены. – Мы бы хотели выразить наши соболезнования.

И Милана поверила им. Она поднялась со своего места и ответила на рукопожатие Виктора, затем обнялась с Надеждой – матерью Гены, обаятельной и милой.

– Спасибо, что пришли, – тихо сказала она.

– Смоленская, ты это… – Гена крепко обнял её и похлопал по спине.

– Thanks, bro, – улыбнулась Милана, глядя другу в глаза. – Ты тут?

– Как видишь.

В чёрном костюме он выглядел непривычно деловым и сильно напоминал своего отца. Гена посмотрел по сторонам. Стены, ежедневно вмещавшие в себя душераздирающую скорбь, заметно подавляли его, и потому он снова похлопал Милану, на этот раз – по плечу.

– Сядем? – предложила она и усадила Гену слева от себя. Место справа занимал Антоний, предпочитая сидеть ближе к проходу.

– Ты надолго тут? – негромко спросил Гена.

– Тут? – переспросила Милана.

– Блин. Нет. Ваще тут, – Гена поправил свой галстук.

Милана пожала плечами. Будущее выглядело таким же туманным, как небо за стенами мрачного здания.

– Я ресторан открыл. На Тверской.

– А Лондон?

– Рональд управляет.

Говорить о делах было странно приятно, и Милана начала вполголоса обсуждать с Геной особенности московского ресторанного бизнеса. Краем уха она слышала, что Антоний расспрашивал Виктора о его IPO, и это сходство с братом оказало ей большую поддержку, чем все слова, прозвучавшие между ними.

Когда настало время выступить с речью, Милана вдруг ощутила себя странно беспомощной, но быстро взяла себя в руки – в прямом смысле слова. Обняла себя за плечи и поднялась на ноги, чтобы играть роль, которая казалась непосильной для её растрёпанной души. «Титул» вышел к собравшимся раньше неё, и Милана оказалась встречена колким раздевающим любопытством.

– Добрый день, – начала она, подойдя к микрофону. – Я Милана Смоленская, внучка Николая Константиновича. От лица нашей семьи выражаю благодарность всем, кто пришёл сюда.

Её голос разносился по безмолвному залу, задевая тонкие струны разлаженных чувств. Лица слушателей смазались в одно пристальное пятно, от которого исходило пытливо выжидательное внимание.

Это как презентация коллекции, как выступление в клубе, как… Нет. Это всё всерьёз. Самый жестокий сценарий, который никак нельзя исправить. Всё это время я играла по правилам, установленным и удобным мне, а сейчас я вышла за пределы своей игры и я теряюсь… Как слабы мои силы по сравнению с такими обстоятельствами.

Среди гостей Милана увидела Лейлу Нельмину с семьёй и, встретившись глазами с твёрдым решительным взглядом своей школьной подруги и искренней завистницы, набралась решимости.

– За пять минут невозможно рассказать, каким Николай Константинович был при жизни. О его многочисленных достижениях вы можете прочитать в «Forbes», «РБК» и других бизнес изданиях. Глядя на эти фотографии, легко понять, по каким правилам он строил свой мир.

На большом экране позади неё мелькали фотографии объектов, возведённых компанией Николая Смоленского.

– Мой дед был человеком жёстких правил и строгих принципов. Он жил в согласии со своими убеждениями и вызывал уважение в сердцах тех, кто имел возможность общаться с ним лично. Нам с Антонием повезло быть воспитанными заботливым, любящим и справедливым дедом, не скупящимся на советы и критику.

Уинстон Черчилль сказал: «We make a living by what we get, but we make a life by what we give». То есть, мы зарабатываем на жизнь тем, что получаем, но делаем нашу жизнь полноценной, отдавая. Николай Константинович был богат тем капиталом, который не измеряется в денежном эквиваленте и которому не так часто придают значение. Он обладал щедрой многогранной душой.

Его добро помнят детские дома и благотворительные фонды. Его чтят и ценят люди, с которыми он работал. Его любят его внуки. Сегодня, когда наш мир наполнен пустотой этой невосполнимой утраты, мы все отвечаем взаимностью человеку, оказавшую нам великую честь. Мы гордимся тем, что знали его. Мы грустим, что больше не услышим его мудрых слов. Мы чувствуем, что отныне на нас лежит новая ответственность, молчаливо возложенная самым требовательным и самым справедливым. Мы должны жить так, чтобы нам не было стыдно перед ним. Сейчас мы скорбим и прощаемся с Николаем Константиновичем Смоленским, но мы никогда его не забудем.

Она замолкла. Послышались тихие всхлипы. Милана отпустила микрофон, который сжимала так, словно в нём была сосредоточена вся её жизненная сила. Лживая внучка правдива в своей фальши до максимума. Почему? Потому что я не играю. Я проживаю этот момент со всей откровенностью, на которое только способно моё осторожное скрытное сердце.

– Спасибо, что пришли, – тихо сказала Милана и вернулась на своё место, провожаемая хором внимательных взглядов и участившихся всхлипов.

– Да ты спикер по сути, – восхитился Гена.

– Oh fuck you, – пробормотала Милана, чувствуя, что растратила весь свой запас нормальных слов.