Допив свой безалкогольный коктейль, Милана оставила Кэндис наслаждаться обществом двух великих автогонщиков и вернулась в отель, где потратила утро за привычным занятием. Собирая вещи, она думала странные рваные мысли и привыкала к новому состоянию, обрушившемуся на неё так внезапно и так всепоглощающе.
Пора в Москву. Странно, но даже в мыслях не могу сказать «пора домой». Неприкаянная звезда Лос-Анджелеса, тоже мне.
В четверг вечером они с Кэндис вернулись в Нью-Йорк, где Кэндис получила букет алых роз от Фабио и приглашение провести следующие модельные каникулы в Риме. Подруга излучала искренне сияющую любовь, которая придала Милане сил для нового рывка. В пятницу утром она уверенно улыбалась в объектив Марио Сорренти, а в ночь на субботу покинула Соединенные Штаты….
***
Поговорили по-французски, переходя на испанский. Ушла по-английски. С ней всегда такой замес. Русская звезда с модельным ходом мыслей…
Встречая рассветы на бессонно весёлом острове и слушая поток сознания бездумно влюблённого Фабио, Макс несколько раз вспоминал Милану, листал её Instagram и пересматривал горячий клубный танец.
Милана – это carpe diem в бриллиантовой огранке. С ней надо просто ловить момент – в нём самая яркая игра света. Какая же она красивая…
Part 2 #2013 #Москва #Дубай #Абу-Даби #Фуджейра
«It’s time to be a big girl now
And big girls don’t cry…[12 - «Пора быть большой девочкой, а большие девочки не плачут.»]»
Fergie – «Big Girls Don’t Cry»
Даже не сказала «спасибо». И это не исправить…
8—9 июня 2013
При жизни нам дано познать и рай, и ад. И сладость наслаждения, и горький лёд утрат…
Она прилетела в субботу днём. Антоний был занят по работе и не мог встретить её в аэропорту, но Милана и сама не шла на контакт – узнала адрес и время начала церемонии, обещала приехать заранее и направилась к себе в отель. Там она долго лежала на кровати, боясь уснуть, потому что не была уверена в том, что найдёт в себе силы проснуться. Боль бессилия перед сложившимися обстоятельствами становилась всё острее с каждой новой минутой осознания.
Может ли эта боль разорвать душу? Если да, то это было бы милостью. Но нет, с ней надо научиться жить, насладиться жестокой глупостью своих ошибок и найти в себе силы встретить этот неясный рассвет…
Воскресенье выдалось серым и идеально соответствовало настроению Миланы. Она сдержала своё обещание и прибыла на место раньше других гостей, по нью-йоркской привычке приехав на такси. Золотисто загорелая, в чёрных Рей Бенах и изысканно мрачном одеянии, она подошла к брату и остановилась напротив него. Антоний был бледным и задумчивым.
– Hey, I’ve got Ray-Ban vision, – почему-то сказала Милана, увидев его. Затем улыбнулась.
Смотреть на это было больно. Антоний знал, что она чувствует, и потому не верил ни голливудской улыбке, ни напускной беззаботности. Она ведёт себя так, чтобы не доставлять никому проблем. Такая тактичная вежливость, такое потрясающее самообладание…
– Как перелёт?
– Terrible[13 - Ужасно], – сказала она сухим голосом и сняла свои очки. Взгляд был странно пустым.
– Милана, у тебя всё в порядке? – спросил Антоний, понимая, как глупо прозвучал его вопрос, но тем не менее желая услышать утвердительный ответ.
– I’m doing great![14 - Я отлично справляюсь!] У меня есть ты Тони, у меня всё лучше всех, – сказала она с сильным акцентом и широко улыбнулась.
Антоний кивнул, удовлетворённый прозвучавшим оптимизмом, а Милана вновь надела свои очки, чувствуя, как из-за подступающих слёз стало трудно дышать.
У меня всё всегда было лучше всех, а я даже не сказала «спасибо» – ни словом, ни делом. И это не исправить. Боже… Как я когда-то осуждала тех, кто порочит честь своей семьи, кто не дотягивает до высоких ожиданий, возложенных на них, кто не проявляет благодарность… Какой мудрой я была в 15. И зачем только изменила себе? Ради чего? Чтобы стоять здесь сейчас, задыхаясь от груза, с которым придётся жить до самой смерти и который никогда не станет легче.
Слёзы упрямо не хотят покидать мои остекленевшие глаза. Мне знакома эта сухая грусть. Она не знает иного выхода, кроме апатичного существования. Снова чёрный, снова funeral. Не могу назвать это русским словом. В моей жизни уже были одни такие похороны. Хватит уже.
Чёрное платье в пол, чёрный жакет с эполетами, чёрные социозащитные очки, низкие свинцовые тучи, грозящие дождём, который, подобно моим слезам, никак не хочет пролиться. Холод и пустота…
Мы слишком часто воспринимаем дарованное как должное и пренебрегаем тем, что даётся без особых усилий: любовью, доверием, дружбой, здоровьем, деньгами. Возможности расслабляют, доступность удешевляет. Знаем ли мы ценность воздуха, воды, леса? Этого кажется так много, что вроде как и не нам считать, не нам беречь… Так и в отношениях. Не осознавая ценность, человек не будет дорожить.
Если бы только существовал всемирный банк времени, я бы с такой радостью взяла в кредит хотя бы пару упущенных часов общения с ним. Под любые проценты. Хотя бы несколько минут…
Надо было взять трубку! Нет, надо было самой позвонить и извиниться. Не спорить тогда, а вместо этого поблагодарить. Сказать «спасибо» за то, что дал мне роскошную свободу быть собой, прощал мои ошибки и возлагал надежды, извиниться за то, что я их не оправдала, и позвать его в Нью-Йорк на незабываемую экскурсию. Надо было сказать ему, что у меня было самое лучшее детство. Сказать, что я его люблю. А по итогу…
Снова не сказала эти простые слова самому важному человеку, а теперь кричи их хоть на всю Москву – смысла нет. Любовь осталась – не стало любимого и родного. Ни мои деньги, ни связи уже ничего не исправят…
Самым близким мы делаем больнее всего – такова сила любви. Я добрая и мудрая задним умом. Снова не в ладах со временем, а на запястье сверхточные Rolex, подаренные им. Вещи-вещи. Он мне никогда ни в чём не отказывал, но знал ли дед, как важно для меня было его внимание? Fuck. Какая у меня лицемерная душа…
Ценность повышается при утрате. Надо ценить то, что есть, когда оно есть. Дед хотел уделить мне своё внимание и время, а я им пренебрегла. Теперь его нет. Вообще. Так нет, что он везде. Вся Москва для меня – напоминание и упрёк. Все эти люди в чёрном, прибывающие сюда на своих тонированных бронированных автомобилях, говорят о нём. Мне предстоит выступить перед ними, потому что брат не любит публичные речи.
Я тоже не люблю такие сцены и такие поводы. Но теперь обязана хоть как-то искупить свою вину. То, что я хочу сказать, уже не прозвучало вовремя, и потому я буду говорить в пустоту то, что должна сказать как внучка и Смоленская. Все эти прощальные слова, церемонии, памятники хороши для души того, кто живёт. Тот, кто умер, уже не слышит, не видит и никогда не услышит…
Милана прикрыла глаза. Ей было странно больно смотреть на пронзительно серый мир даже сквозь тёмные стекла. Мрак, застилавший всё, переполнял душу и сжимал горло, мешая дышать, мешая жить. Your fucking fault.[15 - Твоя чёртова вина.]
Если мы расстались навсегда, почему тогда я так уверена, что мы ещё обязательно встретимся и поговорим и я скажу ему то, что готова сейчас кричать, срывая голос: «Прости меня. Люблю тебя. Спасибо за всё»?
Где он сейчас? Где будет потом? Увидимся ли мы в Раю или моя чёрствая циничная душа не достойна вознесения? Не знаю и не могу об этом думать. Для меня адской мукой было бы просто вечно жить с этим сожалением – в этом мире и в последнем. Хотя, наверное, это так забавно, когда смертные рассуждают о вечном.
Всё, что я знаю, сводится к простой истине: дед был, и всё было хорошо. Теперь его нет, и ничего нет.
Просто никто никогда не увидит меня сломленной
9 июня 2013
– Милана, соболезную, – к ней подошёл Дэни.
– Спасибо, – Милана посмотрела на часы и сняла свои очки. – Уже пора, да?
Он пожал плечами, глядя на неё.
– Как ты?
– Я как я, – она улыбнулась. – А ты, как дела?
– Вообще нормально.
Незнакомые траурные люди, проходившие мимо них к зданию, внимательно смотрели на Милану и быстро отводили глаза, встречаясь с ней взглядом.
– Да-да, та самая бесчувственная внучка, – довольно громко сказала она и добавила чуть тише. – Heartless whore[16 - Бессердечная шлюха].
– Ты чего? – удивился Дэни.
– Иногда я слышу чужие мысли, – призналась Милана.