– Жизнь всех тюнингует, – Милана продемонстрировала ему запястье.
– Carpe diem, – вслух прочёл он. – А что значит 20.09?
– Так значит, ты теперь профессиональный гонщик? – спросила Милана, не услышав его вопрос.
Макс кивнул.
– А ты модель?
– Да, модель. Ещё я Instagram блогер, бизнесмен, дизайнер… – начала перечислять она.
– Знаю. Я тебя follow.
Милана улыбнулась и достала из клатча свой iPhone 5.
– Извини, не заметила тебя среди подписчиков. Сейчас добавлю…. Макс Легран, да?
Он кивнул, наблюдая за ней.
– Ты с Джеем Джонсом?
– Вау! Какая чёткая тачка! – восторженно взвизгнула Милана, перейдя на английский.
Некоторое время они обсуждали его фотографии. Милана с искренним интересом расспрашивала Макса о болидах, заездах и Италии, где он жил и работал, а Макс отвечал то по-французски, то по-испански, лишь частично вникая в разговор. Взгляд зелёных глаз Миланы унёс его в прошлое.
Он смотрел на неё и вспоминал хрупкую семнадцатилетнюю девушку, вдохновившую его на осуществление мечты. Теперь напротив сидела совершенно другая Милана. Неизменно красивая, но намного более уверенная в себе. Мы тогда взяли максимум друг от друга, а сейчас, похоже, застали максиму друг друга…
– Bentley, кстати, всё ещё со мной, – вдруг вспомнила она.
– Да? – удивился Макс.
Она кивнула.
– Обожаю его. Правда, он сейчас в Москве. В Нью-Йорке я предпочитаю такси.
– Ты изменилась, – сказал он, глядя ей в глаза.
Изумруды больше не лучились прежней жизнерадостностью. Взгляд Миланы был странно выключенным, несмотря на то что сияющая улыбка не покидала её весь вечер.
– Ты тоже, – отметила Милана. – Тебе очень идёт твоя профессия.
– Тебе тоже. Знал, что ты станешь известной.
– И ты мне здорово помог, – благодарно сказала она.
– Ты мне тоже, – признал он.
Она мягко рассмеялась.
– Знаешь, я никак не ожидала тебя здесь встретить.
– Я тоже.
– Ещё одно «тоже», и я решу, что мы оба нуждаемся в коктейле для красноречия, – сказала Милана. – Скажи мне, разве у тебя сейчас нет заездов?
– Я восстанавливаюсь после аварии.
Она удивлённо посмотрела на него.
– Руку повредил, – пояснил Макс.
– Оу… выздоравливай, – участливо сказала она и взглянула на соседний столик, за которым Фабио что-то экспрессивно рассказывал Кэндис, давно перейдя на итальянский.
– Она не знает итальянский, но прекрасно понимает его, – Милана улыбнулась. – И Джей всегда понимал русский…
Неожиданно она замолкла и зевнула, прикрыв рот рукой так, что Макс успел оценить все сверкающие кольца, украшавшие её длинные худые пальцы.
– Уже поздно, – сказал он. – Тебя проводить в номер?
Милана улыбнулась и отрицательно покачала головой.
– Благодарю тебя за вечер. Это была очень приятная случайная встреча.
Она встала из-за стола, необычайно элегантная в своём классическом наряде.
– Может, позавтракаем? – предложил Макс, вновь вспомнив сверкающий лифчик.
– Может, – сказала она, но её вежливая улыбка обнуляла все надежды на продолжение общения.
Помахав ему на прощание, она подошла к Кэндис и что-то сказала ей. Кэс кивнула, но осталась с Фабио, а Милана модельной походкой покинула мягко освещенный зал ресторана. Макс долго смотрел ей вслед, вспоминая римский полдень пятилетней давности, когда Милана Смоленская с такой же лёгкостью ушла из его жизни.
Единственный рубеж, на который я делал тогда ставку, была моя мечта. Точно знал, что с ней связано абсолютное счастье. Милана говорила, что я её мечта, её максимум счастья. Максимы у нас по ходу не случилось – ни в отношениях, ни в жизни. Пролетела, видно, максима на скорости мимо…
Пропала из вида, но осталась в сердце, чтобы вновь напомнить о себе и опять ускользнуть. Манящая и недостижимая – она несбыточная мечта, которую я когда-то держал в руках, но которая уже давно пленит другого. Я управляю болидом, но не властен над Миланой.
«Упала звезда – загадай желание». Нет, Милана, к счастью, не упала. А я больше не питаю наивных надежд.
Повезло же этому Джонсу. Чертовски повезло.
Безнадёжно влюблённая, я банкрот собственного безрассудства
5 июня 2013
Саундтрек мыслей: Papa Roach – «Hollywood Whore»
Милана включила свет, наполнив зеркала комнатой, и остановилась перед своим отражением. На бежевом кафельном фоне оно выглядело тусклым и болезненным.
Самой от себя плохо. Серебряным блеском отливает равнодушная поверхность зеркала, близится тихий спокойный рассвет, а меня тошнит. Тошнит от выпитого и от сделанного. Тошнит от собственной слабости и минутной тупости. Тошнит от грядущих неизбежных последствий. Тошнит от прошлого и от настоящего. Вот оно, похмелье осознания.