Исповедь. Часть 2

–Прости, что наяриваю. Просто день сегодня ужасный. Некому пожаловаться…

–Почему же некому. Я есть.

–Ты точно можешь говорить? – спрашиваю я, зная, что Гордеев живет не один, а все еще с Аленой.

–Могу, вышел на кухню.

–В общем… Измайлов. Сначала в ресторане с ним собачились. А теперь он ко мне приперся, пьяный в хлам. О чувствах былых говорил.

–Думаешь стоит в то же болото лезть?

–Да я и не вылезала из него, Саш, – с горькой усмешкой проговариваю в трубку.

–Сколько лет ты пыталась научиться жить без этих отношений и сейчас готова похерить все свои старания и усилия? – пытался вразумить меня Гордеев. А я не знаю, что ответить. Да, я безнадежно влюбленная дура, которая готова все послать к черту, лишь бы быть с Никитой. Где угодно, как угодно, только бы с ним.

Проговорили мы с Сашей до поздней ночи, когда я наконец почувствовала, что усталость взяла надо мной верх. И отпустив Гордеева спать, я и сама попыталась уснуть, скрутившись в гостиной на диване и натягивая на себя плюшевый плед.

Проснулась я от того, что ощутила прикосновение к своему плечу и теплоту, от того, что меня бережно укрывают. Открыв глаза, увидела перед собой Никиту. В Брюках, и расстегнутой рубашке, стоял надо мной. Я сразу же вскочила, усаживаясь на диване и потирая глаза.

–Прости, не хотел разбудить тебя, – мягко и с такой заботой в голосе, говорит он.

–Который час? – игнорируя его извинения, спрашиваю я.

–Половина седьмого. Рано еще, – между нами повисает тишина. А я и не знаю, как ее разбить, и о чем нам сейчас разговаривать.

–Ритка, – на выдохе шепчет Измайлов, садясь напротив меня в кресло, нервно вертя в руках бутылку с водой.

–С ума схожу по тебе. Все перепробовал. Но не могу без тебя. Подыхаю, – начинает Никита. А его слова мне поперек горла становятся, вызывая желание заплакать. И я уже чувствую, как жжет глаза, но сдерживаюсь.

–Никит, мне кажется, не лучшее время и место.

–А когда лучшее время? Еще через четыре года? Когда эта одержимость все соки из нас высосет?

–В том-то и проблема, Никита! Ты одержим, а я люблю! – болезненно выпалила я, вставая с дивана, подходя к окну, обхватив себя руками за плечи, просто пялюсь куда-то в даль.

Измайлов осторожно подошел ко мне, обнимая со спины, зарывшись носом в мои волосы.

–И я люблю тебя, Рита, – шепчет он. А эти слова как выстрел в сердце, что моментально убивает. Я лишь зажмурилась, сцепив до скрежета зубы, чувствуя, как горячие слезы покатились по щекам. “Замолчи! Не смей говорить мне о любви! После всего!” – мысленно пытаюсь заставить его молчать.

–Прости, что только сейчас говорю это, – я оборачиваюсь, оставаясь в его объятиях, но теперь смотрю в глаза Измайлову. Моя любимая и губящая черная бездна.

–Я у твоих ног, Измайлов. Была всегда. Ты же меня унижал, ломал, втаптывал в грязь. Уничтожал, превращая в умалишенную и зависимую от тебя девчонку. Ты не пытался сказать о чувствах, объяснить мне все, попытаться успокоить мою душу, что металась как замкнутый в клетке зверь, – начала я свою исповедь, вываливая все, накопившееся за эти годы.

–Ты толкал меня на безрассудство. Ты не давал мне возможности быть собой. Держал постоянно в напряжении. Считал своей собственностью. Думал, влюбленная глупая малолетка никуда не денется. Так и было, я никуда бы не делась. Я бы и дальше падала к твоим ногам и кричала тебе о своей любви. Но ты отравлял ее, а я искала противоядие. А в итоге находила лишь новую отраву. Твое холодное безразличие, твоя непонятная и сложная любовь, твой характер, отношение ко мне, в куче с моим импульсивным нравом, вспыльчивостью и беспечностью, привели нас к обрыву. И не я тебя толкнула в него, и не ты меня. Мы туда вместе сиганули, – я уже не сдерживала своих слез, задыхаясь между словами, всхлипывая. Никита коснулся моего лица руками, нежно вытирая слезы, растерянным и полным боли взглядом блуждая по моему лицу. И я впервые видела в его глазах такую же отравленную любовь, которая была и в моем взгляде.

–Малыш…Зайчонок мой, прости, прошу. Я законченный идиот. Я люблю тебя, слышишь? Я всегда любил, но был глуп, что не говорил тебе. Боялся признаться, – снова и снова хлыстом меня избивали его слова, и я попыталась закрыть ему рот руками.

–Молчи, Никит, прошу… – а он хватает мои руки, убирая от своего рта, и нежно целует их, глядя с надеждой и мольбой на меня.

–Давай все забудем. Давай с чистого листа? Я снова хочу гореть как раньше. Хочу быть живым. А жизнь в меня ты вдыхала, Рита, – я обессиленно уронила голову, лбом уткнувшись в грудь Измайлова. Запах его тела… такой родной. Вот он рядом, после стольких лет расстояния. Забирай, Дорофеева! Он весь твой, без остатка. Как и ты его.

–Переспи с этой мыслю хотя бы одну ночь, на трезвую голову… – шепчу я, сама же и отталкивая свое счастье, которого я так ждала, за которым гналась сломя голову. А когда оно остановилось, вот готово быть со мной, я побежала в обратную от него сторону.

–Ты думаешь, я никогда не задумывался об этом? – каждое слово, как очередной выстрел, новой пулей вонзалось в сердце и душу. Мы убивали себя всем, словами о ненависти, словами о любви. Что же сможет сохранить нам жизнь если мы снова будем вместе?

–Никит, прошу, не надо. Я не знаю смогу ли. Да, я люблю тебя, до потери себя люблю. Но я не знаю, что хуже. С тобой погибать или подыхать без тебя, – выбор и правда был нелегким. Хотя результат и первого и второго, в принципе, одинаковый.

–Я больше не отпущу тебя, Рит. Если ты не знаешь, что я точно знаю, что готов на все, только бы с тобой. Без тебя я уже не я. Ты нужна мне, малышка, прошу…

–Когда ты был нужен мне, ты оттолкнул, посчитав, что мои чувства тебя недостойны. Ты не прощал моих ошибок, и не замечал своей вины. А когда тебя начало изнутри разъедать, ты просишь начать все заново? – я на мгновение замолчала, глядя в глаза Измайлова, прикусив свою нижнюю губу. Как мне хотелось и правда забыть обо всем. Снова поцеловать любимые губы. Ощутить, что в его объятиях я спрятана от всего мира. Но не может быть все так просто, лишь по чьей-то прихоти.

–Подумай, готов ли ты сам пробовать заново, имея за спиной все наше прошлое. Определись для себя, действительно ли ты простил. Понимаешь ли ты, что не будет так просто? Что притираться придется, через себя перешагивать? – Измайлов открыл рот, собираясь что-то сказать, но я коснулась пальцем его губ, не давая ничего ответить.

–Не сейчас. Не на эмоциях, Ник. А здраво все взвесив. А сейчас… я хочу, чтобы ты ушел, пожалуйста. И если ты готов считаться с моим мнением, то уйдешь. И если все, о чем мы сейчас говорили – не брошенные на эмоциях пустые признания, мы поговорим снова. И… возможно что-то и получится, – как-то с надеждой, но в тоже время отчаянно произношу я, видя, как в глазах Измайлова надежда тоже угасает.

–Я сделаю все, лишь бы получилось… клянусь, – он запустил руку в мои волосы, поцеловав в макушку и не прощаясь ушел.

Глава 4

Я долго стояла в ванной, опираясь руками на раковину, бессмысленно глядя, как стекает вода. В голове творился такой кошмар, а мне не хватало сил распутать все эти тугие узелки и привести мысли в порядок. Подняв голову, я посмотрела на свое отражение в зеркале. Зеркала любят лгать, даже если ты просишь их сказать правду. На приказ показать истину они всегда отвечают смехом и искажением реальности. Юлят, ловчат, изворачиваются и… лгут, лгут, лгут… Врала себе и я, думая, что смогу со всем справиться. Но чувства и обстоятельства были сильнее меня.

Лучше бы Измайлов устроил мне скандал, лучше бы мы снова ругались, кричали о ненависти друг другу. К этому мы давно привыкли. Подобные слова уже не били, не причиняли боли, не вызывали никаких чувств, воспринимались мной, как в порядке вещей. А вот долгожданные слова любви оказались отрезвляющей пощечиной, которая все еще жгла мое лицо в месте вымышленного удара.

Так долго мечтать о признании и взаимных чувствах, чтобы после от них отказаться? Дура дурой, что тут еще сказать.

Я должна была взять себя в руки и ехать на работу. Нужно жить дальше так, словно ничего не произошло. Я пускала все на самотек, надеясь, что время самостоятельно распутает клубок накопившихся мыслей в голове и правильно выставит фигурки на шахматной доске. Но я и подумать не могла о том, что в этой партии я лишь пешка, стоящая под ударом черного ферзя.

Зарывшись в работу, я сидела в офисе, попивая холодный бескофеиновый латте, ковыряя чайной ложкой вишневый чизкейк, когда на мою личную почту пришло письмо от неизвестного отправителя.

“Это Олейник Юлия, со своими детьми и супругом Олейником Евгением. На фото ты видишь счастливую семью, в которую ты влезла и умело разваливаешь. Это Васильев Владислав – мальчонка, в котором ты души не чаешь. На этом фото от так мило и жизнерадостно улыбается. Не хотелось бы, чтобы с ним что-то случилось. На следующем фото Гордеев Александр – палочка-выручалочка. Надо бы его девушке Алене узнать о существовании подружки в лице бывшей, у своего парня. Это Алиша Хилл, тоже будет рада увидеть тебя с Никитой. Ну и напоследок. Фото в подписи не нуждается. Измайлов Никита Алексеевич, о котором ты должна забыть, иначе поочередно начнут страдать все вышеперечисленные. Включая Никиту и тебя. Неправильное решение разрушит жизнь каждого упомянутого. С кого начать? Может с самого маленького? А чтобы ты убедилась в том, что я полностью контролирую тебя, ниже самая безобидная порция собранного на тебя компромата. Это первое предупреждение. Мышка попалась в мышеловку. До связи”

Я перечитала этот текст несколько раз, просматривая все фото и открыла архив с тем самым компроматом. Выписки из моих переписок с Сашей. Немного пошлые, где-то отчетливо виден флирт. Фотографии с кабинета Жени, довольно откровенные, где он обнимает и целует меня. Снимки, где мы вдвоем по адресу его городской квартиры. Еще пару фото, сделанных явно на стопе видеозаписи, со вчерашнего вечера, где Измайлов увидел меня в фойе дома. На снимках он держал меня руками за лицо, и мы были так близко, что можно было запросто подумать о последующем поцелуе. Далее мои фото, в супермаркете, в спортзале, на празднике Владьки в ресторане. Компромат и правда был. Я даже сложила в своей голове смысловую цепочку. Попади фото со мной и Женей к его супруге – апокалипсис. Окажись в руках Олейника кадр со мной и Измайловым – апокалипсис. А если переписка с Сашкой попадет в руки кому либо, включая Алену, Никиту и Женю – АПОКАЛИПСИС! Каждый из них уничтожит меня. А я только поняла, что я сама уничтожила себя. Как можно любить одного, спать с другим и флиртовать с третьим? И только теперь я осознала, какие опасные игры я вела и насколько серьезными могут быть последствия того, что попыталась прыгнуть выше головы. Что я кому хотела доказать, что я строила из себя, куда лезла, если этот зубастый мир был готов проглотить меня, не прожевывая. А я только глупая простушка, возомнившая себя расчетливой стервой, роковой женщиной, которая все держала под своим контролем. Ни фига подобного! Это письмо с угрозами было тому доказательством. Это я была у кого-то под полнейшим контролем. И почему-то сейчас в моей голове промелькнула мысль, что моя паранойя по поводу слежки была вполне оправдана. Только следил за мной, наверное, не Олейник, как я предполагала.

Жизнь дала мне однажды хороший урок. Все тайное становится явным. Идти у кого-то на поводу, выполнять указания и пытаться уберечь свою задницу, поддаваясь на манипуляции и шантаж – вариант не лучший. Но ситуация немного другая. Там меня разводил пацан, который хотел потрахаться, а тут меня хотели просто разъ*бать!!! Меня охватила паника. Бросило в холодный пот. Я напрочь забыла обо всех своих душевных терзаниях и любовной Санта-Барбаре. Все отошло на второй план и только это письмо от анонима стало заботить меня. Как сделать так, чтобы все было безопасно для всех и выгодно для меня? Я не знаю откуда взялись идеи, но я поспешно распечатала мои с Олейником фотографии и удалила письмо. В корзине оно будет храниться какое-то время. Потому такой вариант меня не устраивал. Письмо в одночасье могло разрушить мне жизнь, окажись оно не у тех людей. Восстанавливаю его, отправляю в спам и с уверенностью нажимаю “Удалить навсегда”. После себя очищаю корзину, отправленные, входящие. Я удалила все в ноль. А может лучше заблокировать себе этот ящик и создать новый? Я нервничала так, что мне немедленно требовалось принять успокоительное. Мне срочно нужно было абстрагироваться от всего, потому что будет только хуже. Но было поздно. Мой генератор идей уже был запущен и генерировал очередную ложь, как я считала, во благо.

Подскочив с кресла, я в суматохе начинаю рыскать по ящикам в столе, пересматриваю коробки с бумагами, перерываю все и, наконец, нахожу чистый конверт для документов. Бросив туда фотографии, уже готовлюсь лизнуть липкий уголок, но останавливаюсь. ДНК, все дела. Я насмотрелась фильмов, потому, в такой способ заклеивать конверт не стану. Макнув пальцы в свой ванильный латте, я смочила ими липкий слой конверта, заклеив его. А после подписала, пытаясь как можно сильнее изуродовать свой почерк, наклонив его в обратную сторону, искажая и коверкая буквы. Дрожь проносится по телу, от паники даже голова кружилась. Я не думала, что делаю. Я действовала машинально, необдуманно, хотя мне мой план казался идеальным. Мне всегда казалось, что я все продумываю идеально и все обойдется. Дрожащими руками разрываю конверт, достаю фотографии, еще раз глядя на них. Господи, я больше никогда не дам Олейнику на его письменном столе! Кто-то видел это во всех подробностях…

Поспешно вылетаю из кабинета и несусь к самому Евгению Александровичу.

–Маргарит Алексанна, у него интернет совещание, – попыталась остановить меня его секретарша. Но это было важнее любого звонка. Это могло разрушить его карьеру, испаскудить его статус, развалить его семью, ну и, конечно, могло отразиться и на мне любимой. Обезумевшей. Ошалевшей. Потерявшейся в недрах собственной лжи и запутавшейся в сплетенных мною же интригах.

Постучав в дверь, я открыла ее, поймав на себе недовольный взгляд большого босса.

–Маргарита Александровна, у меня важный скайп-колл, зайдите позже, – будто стальным скрежетом, пронзил он меня своим голосом, гневно испепеляя этим взглядом.

–Это срочно, не терпит отлагательств, -отвечаю я, не собираясь покидать кабинет. Вижу, как Женя закипает, но это и правда было срочно.

–Евгений Николаевич, вопрос Вашей личной безопасности, а так же, массовой утечки информации из нашего штаба, – я показываю конверт, который принесла с собой. Олейник смотрит на меня с недоверием и затаившейся злобой, за непослушание и нарушение его делового графика. Но все же, вернувшись к звонку, сообщил кому-то, кто смотрел на него с экрана голубого монитора, что перезвонит, так как у него возникли непредвиденные обстоятельства.