Обжигающие слёзы побежали по щекам.
– Я бросилась к ним. Хотела помочь! А мне велели идти домой.
– А дети? – мама испуганно покосилась на папу.
– Их забрали. Они не хотели идти, но полицейские что-то говорили про приют, еду… Я не разобрала. Они пошли. Сами.
– Для них так будет лучше, чем от голода умирать, – папа вздохнул и посмотрел на маму.
На мгновение мне показалось, что я вернулась в детство. Родители всегда так переглядывались, когда пытались от меня что-то скрыть.
– Не понимаю, – удивилась мама. – Мне всегда казалось, что соседи были лояльны властям. У Жоры была хорошая работа. Что могло произойти?
– Тётя Люся обвиняла дядю Жору в том, что он не сдал какой-то гаджет… Кажется, подарок его матери.
– И ты ещё удивляешься, почему целыми днями крутят этот ролик про девайсы-убийцы? – замотал головой папа.
– Как они смогли узнать, что сосед его припрятал? – я и правда этого не понимала.
– Они могут всё! – тихо ответил папа. – Видят нас насквозь. Даже сейчас следят за нами.
Столько тревоги в его голосе я не слышала уже очень давно.
– У нас в доме камеры? – испугалась я.
– Ты не так поняла. Они следят за нашим состояние.
Папа развернул руку. Его браслет мерцал бело-голубым. Едва заметные вспышки. Папа медленно выдохнул, и вскоре свечение стало ровным, как и прежде. Он взял меня за руку и развернул внутренней стороной наверх. Мой браслет буквально сверкал голубоватыми всполохами.
– Возьми себя в руки. Слышишь? Дыши ровнее. Медленнее. Вот, умница!
Я постаралась успокоиться. Мерцание браслета и, правда, погасло. Свет стал ровным бело-голубым, как и прежде.
– Зачем ты это сделала? – мама покосилась на часы.
– Что сделала?
– Ты сказала, что бросилась к соседям, когда они упали.
– Я хотела помочь.
– Рита! – тяжело выдохнул папа. – Сколько раз об этом говорили? Тем, кто утратил рейтинг гражданского доверия ни в коем случае нельзя помогать. Ты навлечёшь на нас беду.
– Но они же люди! Наши соседи! Неужели ты остался бы в стороне, случись такое у тебя на глазах?
Папа задумался:
– Не знаю, дочка! – он выглядел растерянным. – Наша жизнь никогда не была лёгкой. Хорошо ещё, что у нас с мамой есть работа.
Он понизил голос, и заговорил совсем тихо:
– Люди пропадают… Взрослые, старики, подростки… Мы должны думать прежде всего о себе, а не о тех, кто нас окружает. Понимаешь?
Я видела, что папа напуган, но его слова никак не укладывались в моё понятие о справедливости.
– Я не понимаю! Бабушка всегда говорила, что нужно помогать тем, кто попал в беду. Она рассказывала, что именно это помогло им с дедом выжить в… как она их называла? Лихие девяностые!
– Всё верно! – согласилась мама. – Тяжёлое было время.
– Да-да! Когда-то так и было! – поглядывая на часы, закивал папа. – Добрососедские отношения, взаимовыручка, состраданье были в цене. А теперь если у тебя низкий рейтинг гражданского доверия или недостаточно кредитов лояльности ты никто. В дом не подадут ни воду, ни свет. В пайкомат не поступит обеспечение. Ты не сможешь рассчитывать на медицинскую помощь, завести семью, детей. Ничего не сможешь… У обнулённых есть лишь три пути – стать мародёрами и ждать, когда их отловят и расстреляют. Свести счёты с жизнью, чтобы избежать голодной кончины. И, собственно, она сама, голодная, холодная, мучительная смерть. Понимаешь? Так что давай без глупостей, ладно?
Меня пугали папины слова, но я знала, что он прав.
– Хорошо, папа! Обещаю!
– Вот и молодец!
Папа коснулся моего подбородка и легонько стукнул по кончику носа, как когда-то в детстве. Он всегда так поступал, желая меня подбодрить.
Раздался короткий звук зуммера, пронзительный и неприятный, заставивший нас всех встрепенуться.
– Нам пора, – грустно улыбнулась мама и протянула папе перчатки. – Сейчас придёт автобус.
– Берегите себя, – проронила я вслед закрывающейся двери биопропускника.
Глава 2
Ещё один день. Безделье и надоевший до тошноты несмолкаемый голос диктора новостей. Из всех развлечений, доступных мне, лишь домашние дела, которые я целиком взяла на себя, и чтение. Книги – живые, бумажные, дышащие, а не бездушные электронные накопители, вот что доставляло мне истинное удовольствие!
С малых лет меня восхищала комната на первом этаже, которую бабушка и дед называли библиотекой. В школе у нас тоже была библиотека. Но вместо бумажных книг нам выдавали планшеты или загружали на личный коммуникатор файл с учебными материалами.
Дома всё было иначе. Уютная комната с массивными шкафами, расставленными вдоль стен и подпиравшими потолок, большой старинный стол у окна. Приезжая на лето и по выходным погостить к бабушке и деду, я пробиралась сюда после захода солнца, зажигала изящную настольную лампу, брала с полки книжку и усаживалась в высокое, такое же древнее, как и стол, дедово кресло на витых ножках. Чего только не водилось в этих шкафах: и тяжёлые массивные энциклопедий, и изящные, в глянцевом переплёте томики поэзии, и многочисленные собрания сочинений авторов разных лет. Как удалось сохранить такое богатство, когда от холода погибали миллионы?..
Кто первым нажал войну, никто из нас так и не узнал. Но как говорил дед, нам просто не сказали. Не посчитали нужным. Мировая система обеспечения энергоресурсами была уничтожена. А глобальная программа альтернативной энергии за одну ночь вышли из строя по всей земле. Она пришла на смену привычным в конце XX века гидро, тепло и атомным электростанциям. Казалась безопасной и надёжной, отчего старые технологии быстро забылись. Напрасно! Как часто любил повторять дед, «новое, не значит лучшее».
Почти везде пропала связь, а там, где она была – работала с перебоями. Немногие спутники, что уцелели, обеспечивали потребности военных. Появился технологический терроризм. С помощью одного устройства стало возможным уничтожение целого города вместе с его населением. Бабушка рассказывала, что в конце прошлого века люди и не знали, что такое гаджеты, виджеты, девайсы. Прогресс, который казалось уже не остановить, откатился минимум на сто лет назад.
Сильнее всего пострадали мегаполисы. В один миг отключилось всё: свет, вода, тепло. Ни на помощь позвать, ни с близкими связаться. Не многие спаслись. Миллионы погибли от холода, голода и болезней. И пока одни замерзали, на другом конце света бушевали пожары. Когда же всё закончилось, оказалось, что планета утратила две трети населения. Так передали в новостях.
Нашему Чернореченску повезло. Город растянулся по обе стороны полноводной реки Чёрной. Говорили, название она получила из-за того, что во все времена года, в любую погоду её неспокойные воды темны и холодны.
Реку перегораживает мощная плотина гидроэлектростанции, питающая построенный на острове химкомбинат. Когда случилась энергетическая война, власти лишили соседние регионы электричества, обеспечив город светом и теплом. А значит и жизнью.
Во многих регионах ресурсы стали быстро заканчиваться. Начались волнения, погромы, хаос. Но власти приняли решение спасать только значимые регионы, те, что были в состоянии прокормить себя.
Нетрудно догадаться, к чему это привело. Слухи о том, что в Чернореченске есть жизнь, разлетелись быстро. Из соседних агломераций потянулись беженцы. Город тут же оцепили плотным кольцом военных машин и патрулей. Территорию обнесли тройным кольцом заграждений с колючей проволокой, поставили посты, вышки, пустили по проводам ток. Отныне каждая агломерация, каждый город сам за себя.
Случилось это зимой. Люди грелись, как могли. Жгли всё, что горело – мебель, тряпьё, книги. Мы с родителями тогда перебрались из городской квартиры на остров. В доме у бабушки и деда всегда было тепло, но ни одна книга огню не досталась.