– Зачем?
– Рядом со мною бабы сидели, она не подошла, а положила возле своей ноги камень, так чтобы мы увидели. Бабы зашушукались: «Чего эта баба Дуся делает?», в этот момент она незаметно мне кивнула. Я глазами ей ответила, что поняла. Затем она опять с земли подняла два камня, один откинула от себя, а другим камешком повертела впереди себя. Я так поняла, что тебя зовет. Потом бабы весь день судачили, чего баба Дуся этим сказала? Мне кажется, она может что-то знать, ведь она всю жизнь с дедом Мироном воюет.
– Это какая баба Дуся?
– Немая. Ее и фамилию-то никто не знает.
– Я думала, ее Лесничиха фамилия, все же ее так называют?
– Ну так это мы придумали, давно когда-то еще по молодости, неудобно же было кричать баба Дуся Немая. Вот мы ей и дали фамилию Лесничиха.
– А что она может знать?
– Да хоть бы то, как от деда Мирона откупиться.
– Мам, я, конечно же, схожу, но деду Мирону мы ничего не должны, он сам сказал.
– А тогда зачем во снах является, да должок просит?
– Мам, это же просто сны. Не надо в них так буквально верить, как пришли, так и ушли, помнишь, как ты меня учила?
– Да нет, Аринушка, в деревне все стало не так. Коровы не доятся, скотина вся стоит, словно на старте, как будто знак какой ждет.
– Пойдемте в дом, – сказал отец. – А то и у крыш есть уши. Аришка, а парень этот блаженный что ли?
– Да нет пап, он нормальный. Это его дед от себя не отпустил.
– Вот видишь, тому и доказательство, что беда грядет. Все бабы об этом шепчутся, – тихо сказала мама.
– Что же делать будем, дочь? – грустно спросил отец.
– Сегодня спать, а завтра схожу к бабе Дусе, может, правда знает что-то про деда Мирона. Не зря ведь она с ним всю жизнь воюет, если это правда.
– Да кто их знает, воюют они ли нет, это я от баб слышала, когда бабка Дуся мимо проходила.
– И как это наша тетя Таня о такой новости тебе еще не рассказала, даже удивляюсь.
– Татьяна сплетни любит, но про деда Мирона всегда молчит, говорит, черт его знает, раз скажешь про него слово, потом всю жизнь язык лечить придется.
– У баб языки без костей, могут и наболтать. Пошлите спать, а то мне рано надо комбикорм на ферму везти. Там запас совсем закончился.
– А где мы хлопца уложим спать? – спросила мама.
– Давайте в мою комнату, а то если вдруг его потянет к деду Мирону, я могу не услышать, а так хоть дверь видеть буду.
– Ох Божечки, спаси и сохрани от этих колдунов, – шептала мама.
– Мамуль, ты, главное, не переживай сильно, мы прорвемся, просто мне надо понять, что на самом деле деду от нас надо.
– Так уже почти шестнадцать лет прошло, кто ж его поймет, что ему надо. Столько лет минуло, а ведь не забыл. В его возрасте не помнят, что на утро ели, а он все помнит, даже помнит, в какой кулек кому траву и какую завертывал. Так долго было в деревне тихо, он даже вслед не смотрел, а последний месяц как будто его подменили. Лечить людей перестал, с рассветом уходит, с закатом назад идет, как будто в лесу все деревья перепилил. И глазами все время зыркает, до самой души ими добирается, от его взгляда в момент могильным холодом обдает с ног до головы.
– Ну, вот и мать наша высказалась, а то ходит и бурчит, в ноги деду Мирону людям надо кланяться. А они напраслину на него несут, – передразнивал папа мамины слова.
– Так если б, отец, не твои сны, я бы и сейчас молчала. Думаешь, я не понимаю, за каким должком он является к тебе во сне?
– Да тоже сон, чего в него верить, во сне чего только не привидится, – возмущенно говорил отец.
– Нет, неспроста это все, если Аринка говорит, парень нормальный был, ты на него смотри, блаженный сидит и никак не отойдет от деда.
– Ну то, что дед умеет хворь снять, да обратно ее вернуть, так это не новость для всех нас. Все, мать, стели постель, пошли спать. Хватит деда по крошкам перебирать, он ведь слышит, небось, все.
– И то верно, а мы тут сидим и кости ему моем. Пойду постель стелить, – ответила мама.
Я завела Макса в свою комнату.
– Макс, ты правда сейчас как лунатик?
Максим пожал плечами, уселся на край кровати и стал смотреть в окно.
– Так, правильно подсказываешь, сейчас отца попрошу, чтобы ставни закрыл. А то ненароком через окно сиганешь к деду. Максик, если ты меня сейчас слышишь, то очень тебя прошу, вдруг тебя потянет к деду, а я буду спать, толкни меня, хорошо?
Макс не ответил, он лег поверх покрывала, но я его подняла, расправила постель. Он опять лег.
– Папуль, можешь закрыть ставни на окнах моей комнаты? – крикнула я.
– Да он уже пошел закрывать, услышал, как ты сказала парню про ставни, – ответила мама.
Ставни заскрипели, отец захлопнул их.
– Завтра смажу их, скрипят, как старая телега, сто лет мы их не закрывали, – входя в дом, говорил отец.
– Нет, не смазывай, пусть скрипят, так хоть слышать будем, если кто-то надумает их открыть.
Ночь была неспокойной, три раза Максим просыпался, с отрешенными глазами шел к выходу. Три раза мы с родителями его укладывали в кровать. Иногда он даже сопротивлялся.
– Это ж надо так человека заворожить, что совсем ничего не соображает, – шептала мама. – Уже скоро надо вставать, Зорьку доить, а этот чумовой никак не угомонится.
– Мамуль, ты иди ложись, не вставай, поспи хоть пару часов. Я сама поохраняю его.
– Да он вон какой здоровый, один раз махнет рукой и тебя по стенке размажет.
– Не такой уж он и здоровый. Иди, мамулечка, спи. Я справлюсь.
Пока мы шептались, Макс, как ребенок, уснул крепким сном и захрапел.
– Ну наконец-то, – улыбнулась мама. – Теперь точно пару часиков можно поспать, ложись, дочка, и ты, отдохни, а то как приехала, нормально и не посидела.
– Спокойной ночи, мамуль.