Гипнофобия

– А я вот работаю. Здесь недалеко по Лиговке, свернуть на Жуковского. В магазине.

– Тоже когда-то работал. Это было на заводе ЛОМО, перед самой армией. Мне еще восемнадцать не исполнилось. Все начальники в цеху отпуливали меня, не хотели брать ответственность, случись чего. Отправили к бабам на кухню, где пирожки делают. Моя задача, помимо всего прочего, была еще катить тележку с горячими пирожками в самый дальний цех. Со мной рядом шагала тетка в переднике и белом колпаке, она и продавала работягам беляши и прочие ватрушки. Покупали лихо, мгновенно очередь. Тетка метала вилкой в оберточную ленту пышки, булочки. Я сидел в уголке, с любопытством разглядывал вокруг себя огромный стеклянный куб инструментального цеха. Стены, потолок – все это из мутного стекла. Грандиозное зрелище. А внутри станки какие-то механизмы, людишки снуют туда-сюда все шипит, грохочет. В общем, жизнь. И вот один раз не завезли в столовую мяса. Бабы напекли всякого говна с морковкой, капустой, творогом. Ну, едем туда, в цех. Мне-то вообще по барабану, чего там в этой тележке. Через минуту началось волнение, шум. Оборачиваюсь и чуть не падаю от страха. Работяги в засаленных халатах и комбинезонах, в беретах набекрень толпой валят на меня. Перекошенные лица, вонь перегарища. У одного в кряжистой лапе переломанный пополам пирожок, из которого торчит вареная морковка. И он мне такой: Ты что привез?! Мяса давай! И вся толпа скандировала: Мяса! Мяса! Где мясо? Ахуел, что ли! А я весь красный, мне было так стыдно. Потом до утра ворочался, снились эти надутые в пролетарском гневе бельма, фиолетовые губищи и пирожки с морковкой. Ужас.

Он показывал в лицах, как это выглядело. Алинка смеялась.

Она быстро купила, что ей нужно в спортивном гипермаркете. Герман поехал ее провожать на метро. Оглядывался и повторял, что все изменилось.

– Народу стало меньше и светлее. Тыщу лет не ездил, так получилось. Обычно, если дела, то рядом с домом или на такси. Помню, на эскалаторе едешь, и реклама из колонок. Бабушка читала по слогам: Э-ле-ком? Э-ле-ком. Хотите в Канаду? Телефон ми-лли-он. В вагоне тоже ржачные объявления – жалюзи меня нежно, сони бесплатно, сдохла мама не беда, дуй на Невский тридцать два. Мама это материнская плата в компьютерах. А попрошайки! Больной СПИДом с табличкой в руках, сумасшедшая старуха с завязанными колготками на голове топила за Жириновского: К нам в город прибыл Владимир Вольфович Жириновский на бронированном автомобиле типа скорпион. Я бы не советовала вам приближаться к этому автомобилю как спереди, так и сзади. Чего-то еще говорила, не помню. А еще ходил по вагонам человек-собака на задних лапах – гав, гав! Чего ты ржешь, этому идиоту щедро подавали.

Они сидели в углу вагона, Алина нога на ногу, любовалась новыми ботинками. Переобулась в торговом центре, старые кеды выкинула в урну. Между станциями просыпался ее телефон – звенели смс-ки. Рассказала, что поругалась с другом месяц назад, но придется возвращаться, потому что скоро Новый год, а это новый крепкий загул у матери.

– Тренировку прогуляли, жалко…

– Ну да. В зале хоть какое-то время ни о чем не думаешь. Жизнь дерьмо.

– Это точно.

– Да ты-то молодая, все будет хорошо.

– Тебя что, никто не ждет? Дома…

– Не-а. Давно в разводе.

– С тобой интересно.

– Звони.

– Увидимся же в понедельник.

– Пока…

Он вышел на остановку раньше, чем она, и поехал в обратную сторону.

***

Каждую субботу Герман выходил из дома примерно в десять часов утра и шел гулять на набережную канала Грибоедова. Как только над перекатами старых крыш и выступающих фасадов начинал вылезать силуэт Исаакиевского собора, он сворачивал в переулок имени кого-то. Все никак не мог запомнить кого. Просто ориентировался по золотому куполу самого большого храма в городе.

Несколько раз обходил квартал по одному и тому же периметру, вглядывался в людей, слушал, о чем мычит толпа на перекрестках. Ровно в полдень он должен сидеть за одним из столиков в ресторане в том самом переулке. Сидеть и смотреть в окно, можно чего-нибудь выпить, если хочется. Тот, кого он ждал, мог превратиться из любого в толпе с двенадцати до часу дня, только в это строго определенное время. Но не факт, что это произойдет. Его не было уже две недели. Звякнул колокольчик над дверью. Слава богу…

– Привет!

– Здарова…

Человек в пальто и длинном до плеч парике сел за стол перед Германом, оглянулся, вытащил из кармана несколько потрепанных бумажек. В заведении были только они, да бармен за стойкой протирал стаканы.

– Ну что. Есть хата с «армянами» – тысяча, черные инкассаторы – две, катран у Московского вокзала, ладно тоже две…

– Не пойдет. Здесь нужен коллектив. А я один.

Человек в парике разглядывал бумажки, смотрел на них, как на шахматные фигуры. Парик прикрывал места, где когда-то были уши. Это уродство становилось заметным, когда искусственные волосы касались воротника пальто и слегка оттопыривались в стороны. Много лет назад его, пленного солдата российской армии, выволокли из ямы и поставили на колени. Перед тем, как отрезать голову, медленно отпилили уши под ржач и подбадривающие крики на волчьем языке. Нож уже коснулся горла, но свинцовый ливень накрыл всю поляну. Он уже ничего не слышал залитыми кровью барабанными перепонками, как пули лязгали по железу, хлюпали, прошивая тела, свистели от рикошета в каменных ущельях. Одним из спасителей, свалившихся с гор, был Герман.

Безухий пододвинул Герману бумажный кусочек.

– Ладно, только тебе за трояк отдам. Мы нашли Полуночного Скитальца.

– Кто это?

– Взломщик чужих оперативных систем, вымогатель…

– Чего так дорого?

– Заебались искать. Легко взять живым, каждый день ходит в супермаркет. Наши парни смачно его нащелкали, сейчас покажу.

Человек в парике вытащил телефон, они вместе пролистали фото. Потом этот контент удаляется, остальные данные только на клочке бумаги.

– Поторопись, его дохуя кто ищет.

– Беру.

***

Нужный ему дом башней нависал над панельками, уходящими в разные стороны. Герман на всякий случай дернул дверь подъезда, ожидания не оправдались. Он постоял еще немного, разглядывая листочки «куплю – продам – ремонт компьютеров», оглянулся. Это была самая, что ни на есть окраина мегаполиса, последний рубеж. Через дорогу тянулись деревянные заборы. Треугольные фасады частных домов выглядывали из зарослей кустарника, лаяли собаки. Где-то далеко шумела автострада, фон большого города, воздух чистый, деревенский. Везде лужи и обычное осеннее уныние. Алкаш проехал на велосипеде…

Герман отошел в сторону, взглянул вверх. Квартира клиента находилась на последнем этаже, вместо окон стены из стекла, как в пентхаусе. Он сел на скамейку рядом с парадной соседнего дома, отсюда можно было видеть крыльцо, кто входит и выходит из нужной ему двери.

Вот он! Не прошло и часа. Повезло. Мог бы сидеть здесь и весь день. Толстый молодой человек прошел мимо, глядя в телефон. Герман проводил его взглядом до угла и пошел следом. Тот свернул к «пятерочке» исчез в стеклянных недрах супермаркета. Это хорошо, это очень хорошо. Весьма вероятно, что он очень скоро вернется домой.

Герман ждал его на крыльце, читал объявления, шевелил бровями. Краем глаза видел, что парень приближается. Он смешно так шел, широко расставив ноги, толстые ляжки мешали нормальной походке. Вот его шаги по каменным ступенькам. Вместе вошли в подъезд, потом в лифт, даже поздоровались.

– Вам какой?

– Мне выше.

Герман нажал кнопку последнего этажа, что-то насвистывая, изображая этакого раздолбаистого соседа. Пока ехали, он видел в мутном отражении полированных панелей лифта, как молодой человек нервничает, смотрит в потолок…

Из лифта он не вышел, ударил по кнопке вниз. Герман успел подставить ногу, выбил из его рук газовый баллончик.

– Тихо, дурак. Открывай дверь. Быстро.

Парень упал, обхватил голову руками и заныл. Герман сам нашел ключи, затащил тушу в коридор квартиры. С размаху ударил ногой в голову, наступил на пальцы, сжатые в кулак. Парень зарыдал. Герман встряхнул его за подмышки и усадил спиной к стене, что бы он все видел. А именно, достал из кармана глушитель, стал накручивать его на дуло пистолета. Обычно это срабатывало. Клиенты начинали хватать за ноги, умаляя, обещая заплатить «вдвое больше», он как бы нехотя соглашался, забирал все, что было в доме. Обманутые «жертвы» потом выясняли, кто же их приговорил. Может, еще долгое время прятались, скитались за границей, Германа это не волновало. Никакого «заказа» на них не было, обычная разводка по наводке. Тем он и жил. Иногда…

А этот хряк вместо диалога только рыдал. Мерзкая внешность его отталкивала взгляд. Герман мельком разглядел фиолетовую «восьмерку» губ, грязные щеки, будто он подкрашивал ресницы, глубокая складка на лбу жевала капли пота. И лицо, круглое, как сковорода. Типичнейший ахуевший от денег задрот.

– Ладно. Все просто – давай деньги.

– Какой смысл? Все равно убьешь.

Голос будто женский, капризный.