Исповедь Самбервилля

Джес поднялась на деревянную подставку, и молила Бога дать ей сил и унять дрожь в пальцах.

– Я помогу.

Самбер принял из ее рук бутылку, и направился к столу, который она подготовила.

Он достал из кармана металлическую увесистую зажигалку и зажег свечи.

Джес до последнего не знала, стоит ли вообще ставить их на стол, поэтому поставила их на краю, но оставила незажжёнными.

Теперь, когда их пламя танцевало в тёмных глазах сидящего напротив, ей и вовсе стало мало воздуха.

– Расскажи мне о себе, что-нибудь, чего я не знаю, – проговорил Кайл.

Он не притрагивался к еде, а Джес хотелось опрокинуть в себя этот бокал целиком, но она не могла себе позволить этого.

– Я из Оклахомы.

– Интересно, я там никогда не бывал… Знаком с этим штатом, только благодаря печальной истории…

– Теракт?

– Любое неповиновение власти, несет за собой человеческие потери, и зачастую, страдает тот, кто не виновен, —выразил свое мнение ответил Кайл. – Но меня впечатлило другое… Это правда, что люди в память об этой трагедии, берут ежегодно семена от уцелевшего столетнего вяза, и сажают их по всему городу?

– Правда. Они отдают дань памяти погибшим.

– Ты говоришь «они», а не «мы», ты не скучаешь по дому?

– Мой дом здесь. Здесь, мне нравится больше.

Она умышленно умолчала о муже. Сколько можно постоянно тревожить его своими мыслями?

– В Оклахоме у меня осталась одна сестра, мы с ней не общаемся. В Самбервилле у меня тоже никого нет, но здесь я чувствую себя лучше.

Кайла удовлетворил этот ответ. Он откинулся на спинку стула и вращал в руках бокал на тонкой ножке.

– Мне важно чтобы ты чувствовала себя комфортно. Всегда, и особенно сейчас.

Кайл протянул бокал.

– За твой день рождения, Джес.

– Спасибо.

Она сделала глоток, а ее взгляд задержался на его губах, на кадыке, который дрогнул, на украшенных татуировками пальцах, когда они ослабили пару пуговиц воротника.

– Чем ты занималась до того, как вышла замуж? – последовал новый вопрос.

– Играла на скрипке.

Джес опустила взгляд. Если он так интересуется ее жизнью, то значит ли это, что она нравится ему?

– Почему скрипка? Это инструмент, на котором играют черти, а ты настоящий ангел.

– Я была не так хороша, чтобы приходить во сне к Тартини, и играть ему сонаты.

Джес улыбнулась, и словила себя на мысли, что чувствует себя немного увереннее, раз способна шутить в присутствии мэра.

– Я не верю, что человек, который способен на такую любовь, может делать что-то вполсилы. Это ведь не про тебя, Джес. Ты максималистка. Что же заставило тебя бросить играть? Муж был против?

– Мне пришлось оставить оркестр и переехать. Вначале мы жили в Миссури, а потом Тим рассказал мне о Самбервилле. Было очень интересно стать частью того, что только появляется на свет, воссоздается по кирпичику. Везде где я жила до этого, уже была своя история, созданная за много веков до нас.

– Совсем недавно, ты говорила, что хотела уехать отсюда. Легко предположить, что город стал тебе ненавистным, – мэр взял бутылку и добавил мареновой жидкости в бокалы.

– Сейчас я чувствую все иначе.

«Благодаря тебе», – застыло на губах, но так и не соскользнуло.

Даже алкоголь не давал ей переступить тонкую грань, которая из мэра города, превращала мистера Самбера в желанного мужчину.

– Сегодня твой день, – улыбнулся он, и в бликах свечей его лицо стало еще красивее.

Почему она раньше этого не замечала? Мэр взял всю ответственность за похороны на себя, и только сейчас она понимала, насколько огромной была эта услуга. Она бы не справилась одна. Его вовремя и безвозмездно подставленное плечо, облегчило жизнь.

А потом ей выплатили компенсацию. Такую, что полгода Джес только и делала, что страдала.

Незримая рука, которая крепко сжимала ее руку, всегда была рядом. Рука мистера Самбера.

А однажды он ворвался в ее дом и заявил, что в бар требуется бармен, и что именно она должна занять это вакантное место.

Джес была очень зла на напыщенного, самоуверенного мэра, который силой заставил ее выйти на работу.

Так она думала тогда.

Как же все изменилось. Как же она была ему благодарна.

– Ты можешь озвучить любое желание. Я не смогу отказать тебе, – продолжил Кайл.

– У меня и так есть все, чего я могла бы желать, если рассуждать здраво. Все остальное воплотить невозможно…

– Тогда просить снова придется мне?

Самбер не сводил с нее своих серых глаз. Она успела переодеться в свою одежду. Тонкий свитер под горло, тёмные джинсы. Волосы собраны в хвост. Такие густые, что резинка вот-вот норовила лопнуть. Кайлу нравилось, как краснеют её щеки, когда она смотрела на него. Как не выдерживает взглядов, застенчиво улыбается, смущается. Только он чувствовал, уже как несколько дней ощущал, что ее мысли перестали быть невинными. Уснувший на левом плече демон открыл глаза, и в предвкушении потирал руки.

Распять бы ее прямо в храме, разлить церковный воск по молодому телу, зачарованно наблюдать за тем, как он схватится, сделает место ожога розовым. А потом остудить, заставить вздрогнуть. До рези в запястьях натянуть верёвки, вырвать из горла стон, отправить его в высокий свод потолка, довести грех до состояния Абсолюта, в святом месте принудить молить о пощаде именно его, а не выдуманного Бога.

Но Кайл жалел внутренний мир монсеньора, по крайней мере пока.

– Я не знаю… – неуверенно ответила Джес, – если это в моих силах…