SOS. Я могу прийти к тебе с Руби? У Бофортов неприятности, и нам надо отвлечься.
– Черт, – пробормотал я. Только этого не хватало.
– Что такое? – за спиной раздался голос Кеша. Он держался на приличной дистанции, и все равно у меня по телу пробежали мурашки. Я сосредоточился на ответе Рэну, затем засунул телефон обратно в сумку.
– Рэн сейчас придет с Руби. – Я повернулся к Кешу. Он спокойно смотрел на меня, и мне стоило больших усилий не выдать, как я скучаю по нему.
– Руби, должно быть, чувствует себя ужасно, – сказал Кеш. Он взял свои вещи со скамьи, и мы вместе пошли к раздевалке. – Говорят, у нее что-то было с Саттоном, и из-за этого ее исключили. – Его скептический тон выдавал, что он не верит слухам.
– У нее с Саттоном точно ничего не могло быть.
Кеш вопросительно посмотрел на меня.
– Тебя разве не было рядом, когда Джеймс сделал эти фото? – спросил я. Кеш очень наблюдательный. Это не могло пройти мимо его внимания.
– Да, но я не могу поверить, что он их отослал. Думаю, тут что-то нечисто.
Я громко хмыкнул. Джеймс делал вещи и похуже, чем отправить пару снимков, но сейчас я при всем желании не мог представить, чтобы он так навредил Руби.
Я откашлялся:
– А ты пойдешь ко мне домой?
Кеш остановился. Он вопросительно смотрел на меня. Несколько прядей выбились из небрежного пучка, который он всегда завязывал на тренировку. Мне так хотелось протянуть руку и убрать их ему за ухо. Я подавил в себе это желание и вместо этого схватил бутылку с водой так крепко, что пластик затрещал.
– А ты разве хочешь, чтобы я тоже пришел? – спросил он в ответ.
С момента нашей ссоры мы с Кешем редко проводили время вместе. Я не припомню, когда мы в последний раз по-настоящему разговаривали наедине. Когда мы одни оказываемся в помещении, воздух между нами словно электризуется, и мне приходится одергивать себя из страха снова совершить ошибку и ввязаться в то единственное, что Кеш может нам предложить: редкие поцелуи в темноте.
Но я надеюсь, что скоро все будет как прежде и у нас получится стать хорошими друзьями. Не больше и не меньше. Итак, я кивнул, хотя и понимал, что мне нелегко рядом с ним.
– Чем больше людей, тем лучше. – Я ответил на его взгляд. Он определенно видит по моим глазам, что со мной творится. Такое случается, когда ты долго дружишь с кем-то, а Кеш и без того самый эмпатичный человек из всех, кого я знаю.
Порой мне хотелось бы, чтобы он использовал этот дар во благо, а не для того, чтобы разбивать чужие сердца.
– Тогда я с радостью пойду, – согласился он.
– О’кей. – Я откашлялся. – Круто.
– Я схожу в душ, – сказал Кеш и указал на кабинки в конце коридора.
Я почувствовал, как мне снова становится жарко, хотя мой пульс почти пришел в норму.
Я быстро прошел мимо него в раздевалку.
– Тогда я подожду тебя возле зала, – крикнул я через плечо.
Всю дорогу к выходу я чувствовал на своем затылке спокойный, понимающий взгляд Кеша.
По Руби было видно, что у нее очень тяжелый день. Придя ко мне, она с бледным лицом рухнула на диван и больше не сдвинулась с места. В то время как мы пришли в повседневной одежде, на ней все еще была школьная форма. Вид действительно печальный. Но что тут поделаешь, надо просто позаботиться о ней.
Кеш включил на телефоне музыку, а я в это время пошел на кухню посмотреть, что есть в холодильнике. С тех пор как Элейн и Фред не живут с нами, родители уволили часть персонала и отказались от ежедневных обедов в кругу семьи. О последнем я и не грущу. Чаще всего я скованно сидел в стороне, пока родители общались в основном с Фредом – и главным образом о Фреде.
Теперь же я, бывает, не вижусь с семьей целыми днями, но меня это не особо напрягает. Я люблю одиночество. Так я по крайней мере могу не притворяться перед родителями, что их отношение ко мне меня не задевает.
Я взял готовую лазанью из холодильника и разогрел ее в микроволновке. Затем положил четыре куска на тарелки и, балансируя, понес их к себе в комнату. Две тарелки я поставил на журнальный столик для себя и Руби, одну подал Рэну и четвертую Кешу, который сидел за моим письменным столом, уткнувшись в телефон. Затем я пошел назад, принес приборы и несколько стаканов, также поставив их на стол.
– Вот, – сказал я и протянул Руби вилку.
– Спасибо. – Голос у нее был обессиленным.
Я сел с ней рядом на диван и начал закидывать в себя лазанью. Как и всегда после тренировки, я был голодный как волк.
Краем глаза я видел, как Руби поднимает вилку, но затем снова опускает тарелку на колени.
– Мы поговорим о том, что случилось? – осторожно спросил я. – Или обсудим что-нибудь другое?
Рэн, сидящий на кресле напротив дивана, поднял голову и посмотрел на Руби. Она только пожала плечами, словно ей было все равно.
– Мортимер выставил Лидию из дома, – сказал Рэн.
Кеш изумленно поднял голову:
– Что?
– Я хотел отвезти Руби к Джеймсу, – объяснял Рэн. – Но когда мы приехали, багажник лимузина уже был заполнен сумками, а Лидия плакала. Потом все сели в машину и уехали.
– Черт, – выпалил я. – Лидия-то в чем провинилась?
Руби и Рэн переглянулись, затем напряженно уставились в свои тарелки. Они явно знали что-то, чего никому не полагалось знать.
– Я передал Джеймсу, что мы здесь, – проворчал Рэн, уклоняясь от моего вопроса. – Он приедет сюда, как только вернется от тети.
– О’кей. – Я доел остатки лазаньи, хотя у меня совершенно пропал аппетит от предположения, каково сейчас должно быть Лидии. Поставив тарелку на журнальный столик, я искоса посмотрел на Руби. Она почти не притронулась к еде и с отсутствующим видом ковыряла ее вилкой.
– Я слышал, что произошло в школе, – тихо сказал я.
Было видно, как ей трудно сейчас сохранять самообладание.
– Я присутствовал при съемках этих фотографий, Руби, – признался я. В ее глазах вспыхнул гнев, но я продолжил, не дав ей сказать: – Джеймс тогда еще не знал тебя. Этими фотографиями он хотел подстраховаться. Но со временем он привязался к тебе. Я не думаю, что он виноват в том, что случилось сегодня.
– Я хочу услышать это от него.
Я кивнул:
– Понимаю.
Повисла тишина. В какой-то момент Руби отставила тарелку и осмотрела мою комнату. Ее взгляд остановился на фотографии в рамке, на которой были Джеймс, Сирил, Рэн, Кеш и я. На нас была форма для лакросса, и мы с ног до головы измазались в грязи. Но мы сияли от радости, а Джеймс, стоящий посередине, держал над головой наш первый чемпионский кубок. Я до сих пор помню те чувства. Это была эйфория.