Я пытаюсь не замечать тревогу, которая разливается по венам от его слов. От того, как хорошо ему известно о моей жизни. Жизни, частью которой я себя больше не чувствую, потому что провела в школе «Ланкастер» большую часть последних трех лет, уже почти четырех.
Выпрямив спину, я гоню прочь все мысли о своей несчастной жалкой персоне и вежливо ему улыбаюсь.
– Мы переехали в эту квартиру, когда мне было тринадцать, – рассказываю я.
– Ты единственный ребенок в семье.
Моя улыбка меркнет.
– Откуда ты все это знаешь?
Крю пропускает мой вопрос мимо ушей.
– У тебя нет ни братьев, ни сестер, так?
Я папина гордость и радость и мамин самый страшный кошмар. Именно так она сказала мне прошлым летом, когда мы были на каникулах на Итальянской Ривьере и папа купил непомерно дорогую картину от начинающего художника, которого недавно для себя открыл.
Мы открыли. Отец купил картину, потому что она мне понравилась, и проигнорировал мамино мнение. Ей она пришлась не по вкусу. Мама предпочитает современные предметы искусства, в то время как в работах того художника прослеживалась связь с периодом импрессионизма.
Мама так сильно разозлилась на меня из-за того, что папа купил ту картину и заплатил бешеные деньги за то, чтобы ее доставили к нам домой. Сказала, что он больше не слушает ее, только меня, а это неправда.
Харви Бомон не слушает вообще никого, кроме себя.
– Нет, братьев и сестер у меня нет, – наконец признаюсь я. – Я единственный ребенок.
– И поэтому он чрезмерно тебя опекает? Свою драгоценную дочурку, обещанную ему в результате странной церемонии непорочности.
Крю смотрит на кольцо с бриллиантом на моей левой руке, и я сразу опускаю ее на колени.
– Вы все любите из-за этого надо мной насмехаться.
– Кто это «все»?
– Все в моем классе, да и во всей школе. Вообще-то я не одна была на том балу. Присутствовали и другие девушки, некоторые даже учатся сейчас в этой школе. И в церемонии не было ничего жуткого. Она была особенной. – Я закрываю тетрадь и наклоняюсь за рюкзаком. Убираю в него все вещи и застегиваю, а потом встаю и закидываю себе на плечо.
– Куда это ты? – в неверии спрашивает Крю.
– Я не обязана больше терпеть твои расспросы. Я ухожу. – Отвернувшись от Крю, иду к выходу, не реагируя, когда мисс Сков окликает меня по имени, и выхожу из класса.
Я еще никогда не уходила с урока до его окончания, но сейчас чувствую себя сильной.
И даже не извинилась за это.
Глава 9
Рен
В обеденный перерыв на следующий день после моего побега я иду к столу, за которым сидят девчонки из моего класса. Девчонки, с которыми мы учимся вместе еще с девятого, но ни одну из них я не могу назвать своей подругой.
Больше не могу.
О, поначалу мы были близки. Я была новенькой в школе и настоящей диковинкой для них, хотя тогда я этого не понимала. Они считали меня милой и стильной, и я наслаждалась их вниманием и одобрением.
Вот чего я всегда хотела. Добиться одобрения. Вписаться в общество.
Но вместо этого выделялась. В конце концов они от меня устали и начали все сильнее отдаляться. А в итоге вообще не захотели больше проводить со мной время. Они по-прежнему предельно вежливы со мной, как и я с ними. По-настоящему меня терпит только Мэгги, да и то с начала учебного года уже не так, как прежде. Особенно после того, как я стала свидетельницей случившегося между ней и Фигом.
Мы больше никогда об этом не вспоминали, что меня вполне устраивает. Мэгги ничего не подтвердила, но недавно я слышала, что они с Франклином окончательно расстались.
Наверное, это к лучшему. Надеюсь, наш учитель не имел отношения к их разрыву, хотя в глубине души подозреваю обратное.
Если бы у меня были реальные доказательства, я бы что-нибудь сказала. Но я ни к кому не могу обратиться с одними лишь предположениями. А вдруг я ошибаюсь?
Я без приглашения плюхаюсь за стол, и девчонки испуганно вздрагивают, но никто ничего мне не говорит. Напротив, все улыбаются, а потом продолжают разговор.
Я принимаюсь за салат, который купила в столовой, и слушаю их безостановочную болтовню. Надеюсь узнать что-то любопытное о Крю, что смогу припомнить ему сегодня на уроке психологии.
После того, как я ушла от него вчера, он в упор игнорировал меня на сегодняшнем уроке английского. Не ждал на своем привычном месте у главного входа, как делает каждый день. Мне даже стало не хватать утреннего хмурого взгляда в исполнении Крю Ланкастера.
Конечно, я не думаю, что он ждал там меня, но зачастую возникает именно такое чувство…
Я молча ем салат, не участвуя в разговорах, пока Лара не спрашивает меня прямо:
– Что у тебя с Крю Ланкастером?
Я перестаю жевать, и лист салата превращается в кашу у меня на языке. Я с трудом проглатываю его, запиваю водой и, прокашлявшись, отвечаю:
– Ничего.
– А. Что ж, а он спрашивал о тебе, – говорит Брук, лучшая подруга Лары.
Моя вилка со звоном падает в почти пустую тарелку с салатом.
– Ты это о чем?
Подруги переглядываются, а потом Брук продолжает.
– Задавал вопросы о тебе. О твоей семье. О прошлом. – Она пожимает плечами.
Меня бесит, что он пытался добыть информацию обо мне. Почему не подошел и не спросил прямо?
– Что вы ему рассказали?
– А что мы могли рассказать? Мы мало что знаем о тебе, Рен. – Тон Лары звучит немного надменно. Она всегда вела себя так, словно у нее ко мне какие-то претензии.
Поэтому я не утруждаюсь с ней спорить.
– Почему он вообще спрашивает о тебе? – Лара не сводит с меня глаз.