– А ты глазастая, Роза. Более того, он его официальный шведский двойник. Приходит на дни рождения, а иногда и на девичники; за то, чтобы снять рубашку, берет дополнительные пятьдесят евро. Так ведь, Томми?
Моего ласкового обращения оказывается недостаточно, чтобы черты его лица смягчились, когда он оборачивается ко мне и сквозь стиснутые зубы говорит:
– Ты обещал, что завяжешь с этой дурацкой шуточкой. После трех лет уже не смешно.
– А я нахожу ее уморительной, – вставляет Роза.
Томас не обращает на нее никакого внимания и равнодушно говорит мне:
– Она мне не нравится. Давай оставим ее здесь.
Ему никто не нравится – кроме меня, разумеется. А как же иначе?
– Томас мне не шофер, а телохранитель и партнер, – объясняю я Розе, дабы закрыть тему, а затем шепчу ей: – Он ненавидит разговоры о Крисе. Это у него табу.
Я не вру, однако мой лучший друг действительно выполняет роль шофера, когда нам приходится куда-то ехать. Из-за своей инвалидности я не могу сдать экзамен по вождению: считается, что у меня слишком плохое зрение, чтобы водить машину.
– Тоже игрок в покер? – спрашивает она.
Томас ограничивается кивком, словно говоря: «Мне платят слишком мало, чтобы я делал вид, будто она мне нравится». Роза поворачивается ко мне и с невероятно серьезным видом говорит:
– Я думала, ты профессионал.
– Ровно так.
– Только новички думают, что на соревнованиях можно завести «друзей», – отвечает она. – Особенно на многомиллионном мировом турнире.
Я сопротивляюсь желанию улыбнуться. Она права, и мне прекрасно это известно. Но она меня не знает. Она ничего не знает о моей жизни. Вот почему я подхожу к ней на опасно близкое расстояние и, опьяненный запахом ее духов, шепчу:
– Когда мне понадобятся твои советы, я тебя о них попрошу.
С этими словами я подхватываю свой чемодан и выдвигаюсь в сторону очереди на регистрацию. Необязательно оборачиваться, чтобы понять, что сейчас она, вероятно, кипит от негодования. Томас идет рядом, победно ухмыляясь.
В самолете он притворяется, что спит, чтобы не вести никаких разговоров. Роза, наверное, предпочла бы поступить аналогичным образом, но я добровольно беру ее в заложники.
Я до сих пор не объяснил ей свой план от начала и до конца. Даже не сказал, почему мне так важно победить. Томас предпочел бы, чтобы я от этого воздержался, но я считаю, что это жизненно необходимо. Для того чтобы все получилось, мы должны быть в состоянии хотя бы немного друг другу довериться.
– Расскажи мне о себе, Роза.
– Где ты научился играть в покер? – вместо этого спрашивает она. – Я думала, что в России это запрещено.
Я чуть склоняю набок голову, удивляясь выбранной ею тактике уклонения. Значит, она не любит говорить о себе. Понятно.
– Так и есть, – просто говорю я. – Азартные игры запрещены законом, но в модных клубах и ресторанах бывают тайные комнаты. Чтобы туда попасть, нужно заплатить.
– Мне нравится, прямо как в фильмах про Джеймса Бонда. Я так предполагаю, ты в своем клубе тоже проводишь подпольные? Я бы так и поступила.
– Может быть, может быть… Любовь к играм я унаследовал от своего отца – он был известным игроком.
Роза хихикает над шуткой, понятной только ей.
– Полагаю, он был или жалким типом, или гением.
– Первый вариант. А ты?
Секунду она колеблется, а затем наконец отвечает, пристально глядя мне в глаза:
– А «что» я? Ты о моем отце? Или о том, где я научилась покеру?
– Что тебе больше нравится.
Она озорно улыбается, глядя куда-то мне через плечо, в сторону окна.
– У меня был наставник, – вздыхает она после долгой паузы. – Сначала он передавал мне свои знания. Потом, поняв, что у меня талант, он решил этим воспользоваться. Я стала для него подарком судьбы. Способом разбогатеть. А я слишком сильно его любила – достаточно сильно для того, чтобы это ему позволять.
Видимо, я не лучше этого мужчины, поскольку понимаю его. В некотором смысле я делаю то же самое. Я молчу, не мешая ей продолжать. К сожалению, она быстро приходит в себя и снова смотрит на меня.
– Чего именно ты от меня ждешь? Что я научу тебя считать карты? Что стану твоим Кэлом Лайтманом? Или ты ждешь помощи в совершении величайшего обмана века, типа как в «Одиннадцати друзьях Оушена»? Ничего не имею против, но только если я буду Мэттом Деймоном – он не только самый красивый, но еще и самый умный.
Я понижаю голос и очень коротко объясняю свой план. Я рассказываю ей о Тито и своем нестерпимом желании победить. Она спрашивает, почему я так против него настроен. Я вру, отвечая, что до сих пор он всегда побеждал меня, и не всегда это было честно, – что тем не менее правда.
– А, так, значит, он мухлюет.
Я в ответ киваю. Она снимает свой пиджак, обнажая шелковистые и слегка загорелые плечи. По нашему ряду расползается запах ее духов – сладкий запах персика и сандала, похожий на шепот смутного воспоминания в лучах солнца, затерявшегося в полях среди оливковых рощ.
– Тогда просто нужно его сдать. Проблема решена.
Я категорически отказываюсь.
– Это слишком просто и гораздо менее весело. Я хочу, чтобы он мне проиграл.
Кажется, ее несколько удивляет мой твердый и решительный тон. Томас тоже думает, что его нужно сдать. Именно так он с самого начала и посоветовал мне поступить, когда три года назад я ему об этом рассказал. Я все еще верен словам, сказанным в тот день.
– Я человек чести.
– Сказал тот, кто в нашу первую встречу мухлевал, – парирует она, выгибая бровь.
Я мягко улыбаюсь.
– Это другое. Я жульничал не ради победы. Я бы и без того тогда выиграл.
– Я думала, такое предсказать невозможно.
– Мой оппонент вспотел, словно свечка у огня, – терпеливо отвечаю я. – Не нужно быть асом в определении лжи, чтобы понять, что у него на руках было не больше одной пары. Он очень плохо блефовал.
– Тогда зачем ты жульничал?
Пауза. Заинтригованно смотрю на нее. Я прекрасно осознаю, что она все понимает – а может, и сама испытывает то же самое. Тогда зачем задавать мне этот вопрос? Я подыгрываю ей и, пожав плечами, отвечаю: