Час откровения

Час откровения
Мюриель Барбери

Азбука-бестселлер
Французская писательница и философ Мюриель Барбери стала звездой после публикации ее второго романа «Элегантность ежика» (2006) – только во Франции он разошелся тиражом более двух миллионов экземпляров, принес автору с десяток престижных литературных наград, был переведен на сорок с лишним языков, и с тех пор каждая книга Барбери лишь подтверждает ее статус королевы бестселлера.

Ее новый роман «Час откровения» и предыдущий, «Только роза», складываются в объемную картину, разомкнутую историю, чьи герои проживают свои безусловно взаимосвязанные жизни, не встречаясь ни во времени, ни в пространстве. В романе «Только роза» сорокалетняя женщина приезжала в Японию, чтобы обрести корни, потерянные с рождения, и понять незнакомого покойного отца, на протяжении всего романа остававшегося за кадром; в кадре была только Роза. В «Часе откровения» за кадром остается она, а в кадре – главный герой, отец Розы, коллекционер и торговец современным японским искусством Хару Уэно, которого неодолимая любовь к красоте еще в молодости наделила безошибочно точным взглядом на прекрасное и погнала прочь из глубинки в Киото. «Час откровения» – поэтичная, проникновенная и глубокая история Хару, его друзей (художников по профессии или в глубине души), его любви к дочери – любви на расстоянии, деликатной и неотступной, – и его постепенного неотвратимого самопознания. В декорациях Японии, где автор прожила несколько лет, – страны непостижимой и бесконечно притягательной – разворачивается тихая и пронзительная драма: в ней красота таится в наималейших мелочах, меланхолия неотделима от радости жизни, а смерть и рождение суть одно и то же.

Впервые на русском!

Мюриель Барбери

Час откровения

Muriel Barbery

UNE HEURE DE FERVEUR

Copyright © Actes Sud – 2022

Published by arrangement with SAS Lester Literary Agency & Associates

©?Р. К. Генкина, перевод, 2023

©?Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2023

Издательство Азбука

* * *

Деликатный роман, полный любви… Барбери написала книгу редкого изящества.

    Le Quotidien du Luxembourg

«Только роза» и «Час откровения» – сумрачный, поэтичный и тонкий диптих.

    Le Journal du Dimanche

Весомый и нежный роман.

    Le Devoir

Будь фразы Мюриель Барбери камнями, ее книги были бы соборами. Голос ее – песня, возносящаяся к небесам молитва. Она говорит на языке звезд.

    Le Figaro litеraire

Книга невероятной красоты, напоенная поэзией и меланхолией.

    Les livres ont la parole

Тонкий импрессионистский роман.

    Mode et travaux

Очень тонкий портрет Японии, где умелая алхимия сочетает яркую современность с неистощимыми традициями. «Час откровения» полон поэтической носталгии, лишен пафоса и трогает до глубины души.

    Le Tеlеgramme

Погружение в империю знаков. Дивная повесть об японских законах красоты, написанная с бесконечным вниманием к деталям. Дань наблюдательности и терпению. Искристый, возвышенный роман, одновременно материальный и философский, где дух веет повсюду и во всем многообразии форм. Инициация, странствие, на которое не хватит целой жизни. Созерцательная одиссея, притча о разнообразии любви, желания и отсутствия, а еще – о наших темных сторонах и слепых зонах.

    Radio France

Замечательная книга – то ли величественный храм, то ли проникновенное хайку.

    Le Monde des livres

Этот текст разворачивается, как японская каллиграфия: неотвратимая уместность каждого штриха превращает слова в живые картины, не сбиваясь с поэтического дыхания.

    Sud Ouest

***

Посвящается Шевалье

И тем, кто живет в Киото, —

Акио, Мэгуми, Сайоко и Кейсукэ, Манабу, Сигэнори, Томоо, Кадзуо, Томоко

и Эрику-Марии

Умирать

В час смерти Хару Уэно смотрел на цветок и думал: «Все держится на цветке». В действительности жизнь Хару держалась на трех нитях, и цветок был лишь последней из них. Перед ним простирался небольшой храмовый сад – миниатюрный пейзаж, усеянный символами. Долгие века духовных исканий, завершившиеся столь точной композицией, – это приводило его в восторг. «Какие усилия сосредоточились на поиске смысла и в конечном счете на чистой форме», – подумал он.

Ибо Хару Уэно был из тех, кто взыскует формы.

Он знал, что вскоре будет мертв, и говорил себе: «Наконец-то я воссоединюсь с предметами». Вдали гонг Хонэн-ина[1 - Хонэн-ин – буддийский храм в окрестностях Киото. – Здесь и далее примеч. перев.] ударил четыре раза, и от насыщенности собственного присутствия в мире у Хару Уэно закружилась голова. Прямо перед ним – сад, замкнутый в побеленных известью стенах, крытых серой черепицей. В саду – три камня, сосна, покрытое песком пространство, фонарь, мох. Вдали – восточные горы. Сам храм назывался Синнё-до. На протяжении почти пяти десятилетий каждую неделю Хару Уэно проделывал один и тот же путь – шел к главному храму на холме, спускался через кладбище на склоне и возвращался ко входу в комплекс, которому пожертвовал немало денег.

Ибо Хару Уэно был очень богат.

Он вырос, наблюдая, как снег падает и тает на камнях горного потока. На одном берегу прилепился маленький родительский дом, на другом тянулся лес из высоких сосен, вросших в лед. Долгое время он думал, что его привлекает материя – скалы, вода, листва и дерево. Поняв, что всегда тяготел к формам, которые принимает эта материя, он стал покупать и продавать произведения искусства.

Искусство: одна из трех нитей его жизни.

Конечно, торговцем он стал не в одночасье – потребовалось время, чтобы перебраться в большой город и встретить определенного человека. В двадцать лет, отвернувшись от гор и от отцовской торговли саке, он покинул Такаяму и отправился в Киото. У него не было ни денег, ни связей, зато он обладал редким капиталом: пусть он не знал ничего о мире, зато знал, кто он такой. Был месяц май, и, сидя на деревянном полу, он провидел будущее с ясностью, близкой к той, какую дает саке. До него доносился шум храмового дзен-буддийского комплекса, в котором его двоюродный брат-монах договорился для него о комнате. Сила виде?ния наложилась на необъятность времени, и у Хару закружилась голова. Это видение не сообщало ни где, ни когда, ни как. Оно гласило: «Жизнь, посвященная искусству». И еще: «У меня получится». Комната выходила в крошечный тенистый садик. Солнце золотило верхушки высокого серого бамбука. Среди кустиков хосты и карликового папоротника рос водяной ирис. Один цветок, более высокий и хрупкий, чем остальные, покачивался на ветру. Где-то прозвонил колокол. Время растеклось, и Хару Уэно стал этим цветком. Потом это прошло.

И сегодня, через пятьдесят прошедших лет, Хару смотрел на тот же цветок и удивлялся, что сейчас опять двадцатое мая и четыре часа дня. Однако одно отличие все же было: на этот раз он смотрел на цветок внутри себя. И еще: всё – ирис, колокол, сад – происходило в настоящем. И последнее, самое замечательное: в этом всепоглощающем настоящем растворялась боль. Он услышал шум за спиной и понадеялся, что его оставят одного. Подумал о Кейсукэ, который где-то ждет, когда он умрет, и сказал себе: «Жизнь сводится к трем именам».

Хару – тот, кто не хотел умирать. Кейсукэ – тот, кто не мог этого сделать. Роза – та, кто живет.