Странная страна

– Он отвечает за других, – ответил Солон. – На его плечах лежит бремя всего сообщества. Однако история показывает, что у некоторых белок больше ума, чем у всех зайцев, вместе взятых, и что они могут нести ношу, которая раздавила бы не одного вепря.

– Отсюда можно увидеть любое место во вселенной? – спросил Алехандро.

– Любое, – ответил Солон. – И если вы не против увидеть то, что Тагор собирается вам показать, я расскажу вам историю туманов.

– А заодно мы, возможно, поймем, какая роль отведена нам, – сказал Хесус.

Все замолчали, рассматривая новый пейзаж, возникший в их сознании.

– Кацура[20 - По аналогии с императорской Виллой Кацура в Киото площадью около 6,6 га – одним из самых ярких шедевров японского садово-паркового искусства.], – сказал Глава Совета.

До этого момента деревья и туманы сменяли друг друга с изысканной монотонностью. Сейчас гости стража отчетливо видели то деревянные беседки, то силуэты высоких гор или же контуры странных садов. Потом видение спустилось сквозь туман и застыло над Кацурой. Это был большой город, окруженный вершинами, с невысокими жилищами на том, что должно было считаться склоном холма, – и однако, несмотря на все их усилия увязать то, что представало перед ними, с собственным жизненным опытом, они были вынуждены признать очевидное: Кацура, столица эльфов, главный город провинции Снегов, примыкала к небытию, приткнувшись к отрогу тумана, как другие к склону горы. Так далеко, как простирался взгляд, представало то же волшебство рельефов и жилищ, возлежащих на слоях пара. Мир покоился на воздушном газе, и, стоя прямо на пустоте, сиял город. Никогда еще человеческому глазу не доводилось наслаждаться столь великолепной панорамой, потому что деревянные конструкции, омываемые туманом, были, как и в Нандзэне, скромны и совершенны, они парили между небом и легким облачным маревом в святилище тайны и туч. Опять-таки, как в Нандзэне, галереи обвивали дома под серой черепицей, некоторые совсем крошечные, другие более просторные и похожие на храмы. Один из них в особенности привлекал взгляд. Перед зданием простирался большой прямоугольный двор, покрытый снегом и усаженный деревьями, на темных кронах которых в беспорядке лежали хлопья. На этих зимних ветвях, корявых и узловатых, как у старых яблонь, распустились нежные цветы, розовые или алые, со светлыми тычинками и круглыми лепестками с бело-красной бахромой. Налитые кровью венчики, черное дерево, мерцание снега – теплые и холодные времена года гармонично сливались на фоне строгой обнаженности ветвей, и глаз, предоставив сердцу заходиться в восторге, без устали впивал в себя вернувшийся в зиму цветок. Порыв ветра ворвался во двор, и лепестки смялись, почти исчезнув. А пока они снова расправлялись, выписывая изысканные арабески, ветер, превратив воздух в кисть, придал сцене сияние и пропорции, которые затмили все предыдущие.

– Что это за цветы, которые распускаются под снегом? – спросил Алехандро.

– Цветы сливового дерева, – ответила Клара. – Эта разновидность не дает плодов, только особое благоухание зимой.

– Здесь заседает Совет Туманов, – сказал Петрус, указывая на здание с прямоугольным двором. – А еще там же находится большая библиотека, где я был когда-то метельщиком. Там под снегом красивые мхи и песчаные дорожки, которые каждый день очищают от опавших листьев.

– А что делают метельщики зимой? – спросил Хесус.

– Они читают, – сказал Солон. – Но эту часть истории отложим на потом.

Алехандро сосредоточился на большой долине за городом. Вдалеке, скрытые полотнищем тумана, виднелось несколько серых крыш, прилепившихся к границе неба. Повсюду тот же снег, те же алые цветы на оголенных ветвях, те же отвесные склоны гор – и от вершины к вершине, от черепицы к черепице, от цветка к цветку слагалась та же цветовая гамма, что и в первом Нандзэне: драматическое сочетание чернил и крови между мраком и светом. Все пребывало в свободном парении, туманы свивались, и мир сверкал и переливался то одной, то другой гранью.

– Иногда туманы решают покрыть весь свет, за исключением единственной голой ветки, – сказал Петрус. – Иногда они сжимаются, и мы видим вещи с максимальной отчетливостью. Но мы никогда не можем объять все в целом.

– Все покоится на пустоте, – сказал Хесус.

– Но иногда в тумане висят островки земли, – сказал Солон.

Хостус второй раз поднес чашу каждому из гостей. Алехандро удивился новому вкусу чая, мощному и насыщенному, с призвуком незнакомой специи в аромате белого цветка.

– Наш чай раскрывается и набирает вкус, как вино, – сказал Петрус. – Есть марочные сорта и подвалы для вызревания. Напитку, который вы пьете сейчас, больше двух веков. С каждым глотком вы продвигаетесь во времени, погружаетесь в тайны камня и жизни земли.

Алехандро взглянул на кусок светлой ткани, где раньше был написан стих, и ему показалось, что письмена изменились. Некоторые буквы были похожи на фигуры, другие на деревья или же на цветы, он начал привыкать к их странным формам и различать в них обрывки смыслов, но эти интуитивные озарения были мимолетны и исчезали в тот момент, когда ему казалось, что он их уловил.

Это случилось неуловимо, как мнется ткань или мелькает лучик света. Было ли это вокруг них? Или в них самих? Мгновением раньше они были одни, а теперь их стало множество. Приходя на кладбище, юный Алехандро слышал голоса мертвецов, как эхо, исходящее, казалось, из глубин земли, но на этот раз сущности появлялись из тумана так, что описать это было бы трудно, потому что человеческие существа чужды сообществу духов и неосязаемым связям тех, кто, лишившись обладания собственным телом, познал взамен, что такое слияние сознаний. На этих землях туманы вбирали в себя все жизни и существования, которые, не осознавая себя поодиночке и не разговаривая между собой, обладали единым чувством, рожденным во взаимопроникновении, в осмосе.