Много подобных просьб будет поступать от греков-купцов в конце 1650—1660-х гг., когда их приезды к московскому двору станут более частыми, чем несколькими десятилетиями раньше. В декабре 1659 г. константинопольский купец Николай Кондратьев, ссылаясь на пример своих собратьев по ремеслу, просил царскую жалованную грамоту. В ней присутствует ставшее устойчивым выражение – разрешение царя приезжать в страну по государевым делам и с узорочными товарами. Далее, как правило, следовал наказ запорожскому гетману, полковникам и урядникам пропускать греческих купцов к пограничным городам без задержки[192 - РГАДА. Ф. 52. Он. 1.1660 г. № 32. Л. 7 и сл.].
Существенным моментом для торговых людей, по-видимому, было и отсутствие в документе указания жестких сроков, в течение которых они могли появляться в России. Точнее, эти сроки не оговаривались вовсе, и купец имел возможность приезжать в любое время. Более того, как видно из материалов Посольского приказа, царской жалованной грамотой, в случае необходимости, мог воспользоваться не тот человек, чье имя было в ней указано. Так, в 1657 г. из Путивля в Москву был отпущен Павел Иванов, приехавший в Россию по жалованной грамоте своего брата Фомы Иванова[193 - РГАДА. Ф. 52. On. 1.1657 г. № 12.]. Грамоты, жалованные греческому купечеству, сходны с аналогичными документами, дававшимися западноевропейским торговым людям. Различие прослеживается только в характеристике вида деятельности купца. Греков чаще всего жалуют за государеву «службу и работу», без каких-либо уточнений. В перечне заслуг перед царем их западноевропейских коллег присутствует не только указание на род занятий, но и точная сумма денег, выплаченных ими в виде таможенных сборов за время деятельности в России[194 - См., например: РГАДА. Ф. 159. Он. 2. № 2584. Л. 46; Ф. 159. Он. 2. № 2584. Л. 70.].
Жалованные грамоты торговым людям выглядели очень пышно: «Белая жалованная грамота писана на пергаменном листу. Кайма и фигуры и богословие писано и великих государей имянованье золотом. Лист пергаминной большой, кругом весь писан травами, золотом с серебром и краски. Подписал ту грамоту думной дьяк Емельян Игнатьевич Украинцов на зади по сему: «Божиею милостию великие государи и великие князи Иоанн Алексеевич, Петр Алексеевич всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцы». Емельян Украинцев подписал и лицевую сторону грамоту возле кустодии. На оборотной стороне документа сделана запись: «справил Государственного посольского приказу подьячей Козьма Нефимонов»[195 - В помете на царской грамоте Ватопедскому монастырю 1694 г. К. Нихоритис неверно прочитал фамилию подьячего как Недимонов: ????????? К. “Zalovany gramoty”… 2. 512.]. Грамота была запечатана в Печатном приказе красной двусторонней восковой печатью. Кустодия и шнур позолочены, документ покрыт камкой[196 - Грамоту, данную Павлу Вестову, см.: РГАДА. Ф. 159. Оп. 2. № 2584. Л. 23.].
С середины XVII в. русские государи несколько раз меняли отношение к грамотам, даровавшимся ими же духовным и светским лицам из
Османской империи. На какое-то время жалованные грамоты теряли свое значение для въезда просителей милостыни в Россию в 1646, 1649, 1654, 1671, 1696 гг. В историографии не отмечается запрет на проезд в Москву в 1658 г., который, правда, соблюдался не всегда. Как правило, подобные ограничения объяснялись напряженными отношениями с Высокой Портой и ее вассалами, подготовкой к войне или начавшимися военными действиями.
В феврале 1696 г. по указу царя Петра I в Посольском приказе была подготовлена записка о жалованных грамотах, данных в разное время русскими государями православным монастырям, находящимся на территории Османской империи[197 - РГАДА. Ф. 52. On. 1.1699 г. № 4.]. Тем же указом было велено «впредь приезжих ис турские земли палестинских митрополитов и архиепискупов, и епискупов, и архимандритов, и игуменов, и старцов, которые будут проситца для челобитья ему, великому государю, о милостыне к Москве, так и греков царегородцов, македонян, волохов и мунтян и иных земель тамошних стран торговых людей с товарами и без товаров и для долговых взятков из малоросийских городов в Севск и к Москве до его великого государя указу для настоящей с турским салтаном и с крымским ханом войны не пропускать»[198 - Там же. Л. 11.]. После стабилизации внешнеполитической ситуации ограничительные меры, как правило, отменялись. В последний раз грамота от царя давала разрешение на приезд в Россию в 1700 г. Позднее кроме грамоты необходимо было заручиться рекомендациями от восточных патриархов (как в первой половине XVII столетия) и даже подорожной от русского посла в Константинополе[199 - Каптерев Н. Ф. Характер отношений России к православному Востоку… С. 272–273.]. К концу XVII в. вместе с уменьшением денежного значения царского жалования греческому духовенству, сумма которого оставалась неизменной, с постепенным угасанием интенсивности контактов между восточными православными центрами и Россией падает значение жалованных грамот монастырям. Вместе с тем акты, позволяющие грекам заниматься торговлей на территории России, продолжают появляться и в начале XVIII в.
Таким образом, жалованные грамоты русского правительства греческому духовенству и купцам середины XVII в. из собрания РГАДА представляют собой корпус документов, которые на протяжении длительного времени играли важную роль в отношениях между Россией и Христианским Востоком, являясь основным видом правовых документов своего времени. Жалованные грамоты отличаются типологическим единством. При этом каждый из анализируемых актов имеет характерные особенности в оформлении, формуляре, объеме информации.
Глава 2
Восточные иерархи и греческие купцы при русском дворе в середине XVII века
В середине XVII в. Москва становится центром притяжения для греков, славян и арабов-христиан, прибывавших не только за щедрой материальной помощью. Первые успехи в войне с Речью Посполитой и греки, и русские рассматривали как начало борьбы за торжество православия. Во время пребывания в Москве восточные иерархи стремились попасть на аудиенцию к царю, чтобы в личном контакте закрепить связи с русским правительством, получить право периодически приезжать за милостыней, попросить средств на строительство или обновление храмов, священнического облачения, икон, служебных книг. Они же привозили с собой реликвии, которые вместе с национальными святынями создавали единое сакральное пространство. Со своей стороны, царь считал долгом православного монарха принимать православных иноземцев.
В Османской империи патриархи, возглавлявшие православный миллет, обладали весьма широкими полномочиями в различных областях жизни. Главными и наиболее важными из них были дела церкви. В рамках церковных контактов первоиерархи осуществляли, по сути, и международные связи с другими государствами, выражая интересы немусульманского населения Порты[200 - О политической деятельности восточно-православного клира см., например: Каптерев Н. Ф. Сношения Иерусалимских патриархов с русским правительством. СПб., 1895, 1898. Т. 1, 2; Он же. Характер отношений России к православному Востоку в XVI и XVII столетиях. Сергиев Посад, 1914; Николаевский П. Из истории сношений России с Востоком в половине XVII столетия // Христианское чтение. 1882. № 1–6 (оттиск из журнала); Панченко К. А. Османская империя и судьбы православия на Арабском Востоке (XVI–XIX века). М., 1998; Ченцова В. Г. Источники фонда «Сношения России с Грецией» Российского государственного архива древних актов (ф. 52) по истории международных отношений в Восточной и Юго-Восточной Европе в 50-е годы XVII в. // Русская и украинская дипломатия в Евразии: 50-е годы XVII века. М., 2000. С. 151 и сл.]. Еще в 1590 г. Константинопольский собор, подтвердивший факт учреждения патриаршества в Москве, использовал дипломатику хрисовула – грамоты с золотой печатью, которую обычно подписывал византийский император. По мнению ряда ученых, этим актом подчеркивалось, что константинопольский патриархат является полноправным преемником византийской государственности[201 - Vacalopoulos Ap. Histoire de la Grece moderne. [Roanne], 1975; ?????- ?????????????? ?. ???????????? ?????????????. ?? ???????? ???- ???????????? ??? ?????? ??? ???????????? ?????? // ????????. Проблемы византийской и новогреческой филологии. М., 2001. С. 342.]. Вселенские патриархи носили на скромной одежде из черной шерстяной ткани изображение палеологовского орла[202 - Iorga N. Byzance apres Byzance. Bucarest, 1971. P. 11.]. Стены храма Паммакаристы в патриаршей резиденции были украшены портретами византийских императоров, а также основателей церкви протостратора Михаила Дуки Гавалы Траханиота и его жены Марии Палеологини[203 - Ibid. P. 112.].
Активная деятельность вселенских патриархов на международной арене вызывала негативную реакцию со стороны турецкого правительства, могла даже рассматриваться как государственная измена. За нее заплатили жизнью несколько константинопольских предстоятелей. Несмотря на это восточные патриархи (особенно константинопольский и иерусалимский) содействовали русским дипломатам в выполнении их миссии при дворе турецких султанов, хотя и опасались афишировать свои связи с царем. Возвращаясь в 1669 г. из Москвы в Дамаск, Макарий Антиохийский писал Алексею Михайловичу, что опасается гнева султана и просит, «чтобы не слышно было имя мое турскому салтану, как я хожу от царства на царство, и чтоб не сказали турки, как антиохийский патриарх был у московского царя»[204 - РГАДА. Ф. 52. On. 1.1669 r. № 21. Л. 9.]. Сам факт пребывания православных иерархов в России часто осложнялся проблемами, связанными с внутриполитической ситуацией в Высокой Порте, ее отношениями с христианскими странами.
В историографии, в частности у Н. Ф. Каптерева, рассматривается деятельность представителей восточнохристианского клира в качестве политических информаторов русского правительства, однако их дипломатическая активность во всем ее объеме, как правило, не анализируется. Не обратили на нее внимания в данном контексте и современники, хорошо представлявшие деятельность Посольского приказа. В сочинении Григория Котошихина «О России в царствование Алексея Михайловича» сведения о православных иерархах помещены в главы, посвященные деятельности Казенного приказа, а не Посольского, ведавшего всеми делами иностранцев в стране[205 - Котошихин Г. К. О России в царствование Алексея Михайловича / Подгот. публ., вводная ст., коммент. и словник проф. Г. А. Леонтьевой. М., 2000. С. 95.]. По его мнению, «греческие власти» (так они назывались в документах XVII в.) приходили в Москву только за милостыней. Это вполне понятно. Профессиональные интересы Котошихина были связаны со Швецией и Речью Посполитой, в то время как тонкости политических отношений России с православными подданными Порты ему могли быть неизвестны.
Греческие иерархи, направлявшиеся в Москву, полностью находились в ведении русского внешнеполитического ведомства, которое вело их от встречи на границе и до момента возвращения на родину. Именно в документах Посольского приказа мы находим наиболее полную информацию о пребывании греческого духовенства[206 - Принятое в научной литературе понятие «греческое духовенство» традиционно включает в себя всех священников, православных подданных Высокой Порты. В данном случае оно отражает конфессиональную, культурную, но не национальную принадлежность.] в России. Церемониал[207 - Под церемониалом подразумевается порядок проведения церемонии, формы общения с иностранцами, принятые при московском дворе. В этом смысле церемониал и этикет, как установленный порядок поведения, являются синонимами.] приема при московском дворе патриархов разрабатывался в Посольском приказе и, может быть, в связи с этим, во многом походил на дипломатическую процедуру встречи иностранных послов и посланцев[208 - Данное наблюдение было сделано еще Н. Ф. Каптеревым, но сколько-нибудь подробного изучения проблемы в историографии не существует (Каптерев Н. Ф. Характер отношений России к православному Востоку в XVI и XVII столетиях. Сергиев Посад, 1914). С. 112). О посольском обычае XVI–XVII вв. см.: Сахаров И. П. Дипломатические обычаи древней России // Сын отечества. 1852. № 3–5; Лашков В. О древней русской дипломатии. Речь, произнесенная в торжественном собрании Московского университета; Белокуров С. А. О Посольском приказе. М., 1906; Юзефович А. А. «Как в посольских обычаях ведется…» М., 1988; Чеснокова Н. П. Этикет московского двора и восточные иерархи в документах Посольского приказа в 80-х годах XVI в. // Зубовские чтения. Политические и культурные связи России в XVI в.: Сб. ст. Струнино, 2004. Вып. 2. С. 92–101.].
Сведения о приездах патриархов сохранились в Дворцовых разрядах, что также ставит эти визиты в один ряд с визитами иностранных дипломатов. Приемы при дворе духовенства низшего ранга в них не фиксировались.
Лаконичные записи Дворцовых разрядов содержат информацию о месте царской аудиенции, придворных чинах, участвовавших в церемонии и количестве «встреч», устраиваемых высокому гостю. Послов и наиболее почетных гостей приветствовали три раза: на рундуке, у подножия лестницы, ведущей на Красное крыльцо[209 - Знатные иностранцы, послы, как и бояре, выходили из экипажей на некотором расстоянии от Красного крыльца и очень редко у обширного помоста или рундука, устроенного перед лестницей (Забелин И. Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях. М., 2000. Ч. 1. С. 293). Послы стремились приблизиться как можно ближе к крыльцу. Посольские же дьяки под разными предлогами отказывали им в этом, добиваясь, чтобы иноземцы шли пешком (Юзефович Л. А. «Как в посольских обычаях ведется……. С. 86).Для патриархов делалось исключение, они подъезжали прямо к рундуку.], на крыльце и перед входом в палату, где происходили церемонии[210 - Белокуров С. А. О Посольском приказе М., 1906… С. 87.].
Полностью восстановить картину приема восточных иерархов в Кремле можно только по данным Посольского приказа. Они содержатся в делах, посвященных приездам как патриархов, так и митрополитов и представителей различных монастырей. Судя по материалам «греческих дел» и сведениям современников, большинство православных священников, пропущенных к Москве, удостаивались приема у царя, однако описание этого сохранилось не во всех случаях. Чаще мы находим в документах лишь указание на то, что приехавшие «были у государя на приезде» или «на отъезде».
Основным источником для изучения этикета московского двора являются записки на листках небольшого формата, как правило, в восьмую долю листа[211 - Адам Олеарий сообщает, что подобными записками пользовались приставы, встречавшие иностранных послов. По бумаге они читали приветствие, адресованное послам, которое содержало, в частности, полный царский титул (Олеарий А. Описание путешествия в Московию. М., 1996. С. 41).]. По всей вероятности, они предназначались для распорядителя церемонии, поскольку содержали подробное описание последовательности визита иерарха: путь гостя в царские палаты, их убранство, одеяние государя, порядок аудиенции во всех подробностях. Заготовленные в приказе по трафарету, записки по мере необходимости исправлялись, и тогда в них появлялись изменения другим почерком и другими чернилами, дающие точную информацию о том или ином приеме у царя Алексея Михайловича. В зависимости от ранга иерарха могли меняться место аудиенции, царское облачение и т. д. Внешнеполитическое ведомство России не только следило за соблюдением протокола[212 - История внешней политики России. Конец XV–XVII в. М., 1999. С. 369.], но и вырабатывало его: по приказным документам можно понять, как обдумывался и выстраивался порядок церемонии.
Особенно торжественный и парадный прием оказывался патриархам. В 1654–1656 гг. Россию посетил Макарий Антиохийский в сопровождении большой свиты и своего сына, архидьякона Павла, оставившего замечательное свидетельство об этом путешествии[213 - Павел Алеппский. Путешествие антиохийского патриарха Макария в Россию в половине XVII века, описанное его сыном, архидиаконом Павлом Алеппским / Пер. с арабского Г. Муркоса. М., 2005; Панченко К. А. Спутники антиохийского патриарха Макария в его первом путешествии в Россию (1652–1659) // Чтения памяти профессора Николая Федоровича Каптерева. Материалы. М., 2003. С. 29–32.]. Записки Павла дают материал по истории, культуре и повседневной жизни Османской империи, Придунайских княжеств, Украины и России. Они отмечены тонким проникновением в жизнь незнакомых автору стран, духовной близостью православных христиан, к какому бы народу они ни принадлежали[214 - Исследователи давно отметили существенные отличия в изображении русской действительности Павлом Алеппским и западноевропейскими путешественниками и дипломатами, посетившими Россию в XVII в. (Муркос Г. Предисловие // Павел Алеппский. Путешествие антиохийского патриарха Макария в Россию… С. 7—11; Аболенский Д. Московское государство при Алексее Михайловиче и Никон по запискам Павла Алеппского. Киев, 1876; Забелин И. История города Москвы. М., 1995. С. 201 и сл.)]. Кроме того, мы имеем весьма редкую возможность сопоставить официальные документы с наблюдениями современника[215 - Чеснокова Н. П. Первый приезд антиохийского патриарха Макария в Москву по сочинению Павла Алеппского и документам РГАДА // Исторические традиции русско-сирийских культурных и духовных связей: миссия антиохийского патриарха Макария и дневники Павла Алеппского. К 350-летию посещения патриархом Макарием Антиохийским и архидиаконом Павлом Алеппским Москвы. Четвертые чтения памяти профессора Николая Федоровича Каптерева. Материалы. М., 2006. С. 58–59.]. Архивные материалы показывают, что в связи с каждым новым визитом иерарха дьяки Посольского приказа делали выписки из документов за предыдущие годы, которые содержали данные о приезде лица, соответствовавшего вновь прибывшему по статусу. Оттуда черпались сведения о том, каким образом его принимали при дворе, какое давалось жалованье и т. д.
Архидьякон Павел точно уловил суть порядков, существовавших в Посольском приказе: «Нам рассказывали, что они (русские. – Н. Ч.) открыли государственные хроники и нашли, что 95 лет тому назад, при царе Иване, коего имя известно в нашей стране, прибыл к ним антиохийский патриарх Иоаким и что с того времени до сих пор никто оттуда не приезжал. По этим причинам, говорили нам, богохранимый царь Алексей приказал, что весь тот почет, который был оказан бывшему патриарху, был оказан вдвойне нашему владыке, – все это сделано им по его большой любви и великой вере к нему. Известно, что александрийский патриарх, а также иерусалимский и константинопольский приезжали несколько раз, но антиохийский патриарх из арабов с того времени к ним не приезжал»[216 - Павел Алеппский. Путешествие антиохийского патриарха Макария в Россию… С. 275. В высказываниях архидьякона Павла проскальзывает намек на далеко не безоблачные отношения между главами восточных патриарших кафедр.].
Рис. 4. Панагия патриарха Иова. Музеи Московского Кремля.
Архидьякон Павел ошибался. Антиохийский патриарх Иоаким приезжал ко двору царя Федора Иоанновича в 1586 г. Во время его визита едва не разразился скандал, связанный с нарушением церковной иерархии московским митрополитом Дионисием. Когда патриарх Иоаким, обойдя собор, приблизился к митрополиту, Дионисий, отступив на сажень от своего святительского места, первым благословил патриарха, после чего склонил голову сам. Подобное нарушение чина не могло не вызвать протеста и замечаний со стороны антиохийского предстоятеля. В документах Посольского приказа записано: «…о том патреарх поговорил слехка, что пригоде было митрополиту от него благословенье приняти наперед, да и перестал о том»[217 - РГАДА. Ф. 52. On. 1.1582–1588 гг. Кн. № 2. Л. 162.]. Неловкость ситуации была отмечена не только гостями, но и организаторами приема. Позднее в Посольском приказе, где разрабатывался чин поставлення московского патриарха, опыт встречи Иоакима Антиохийского был учтен. В 1589 г., во время церемонии избрания патриарха в Москве, все было устроено так, чтобы митрополит Иов не встречал Иеремию II в соборе. После своего провозглашения на патриарший престол Иов приветствовал его в покоях царя[218 - Николаевский П. Учреждение патриаршества в России // Христианское чтение. 1879. Ноябрь-декабрь. С. 561.]. Посольский приказ собирал информацию об обычаях и обрядах восточно-православной церкви. Борис Благово, посланник царя к султану в 80-х гг. XVI в. писал, например, в своем отчете, что «на александрейском патреархе была шапка патреаршеская, а нарицают его в папино место и ставят больши всех патреархов»[219 - РГАДА. Ф. 52. On. 1.1582–1588 гг. Кн. № 2. Л. 97.]. В русском дипломатическом ведомстве ознакомились с правилами интронизации вселенских патриархов и со слов Иеремии II, но опирались на традиции, существовавшие при московском дворе. В частности, было решено не благодарить святителя Иеремию за избрание главы русской церкви.
Павла Алеппского можно упрекнуть в некотором преувеличении почтения царя к Макарию Антиохийскому во время его первого визита в Москву. В 1654 г. Макарий прибыл в Россию с рекомендательными письмами, в том числе от вселенского патриарха Иоанникия[220 - Среди греческих грамот Посольского приказа сохранилось окружное послание константинопольского патриарха Иоанникия от 5 марта 1652 г. с просьбой о милостыне для антиохийского патриарха (РГАДА. Ф. 52. Оп. 2. № 443).]. Павел полагал, что прием, оказанный им в Кремле, организован подобно аудиенции патриарха Иоакима в 1586 г. На самом деле образцом для него послужила встреча при дворе Паисия Иерусалимского, прибывшего в Москву в 1649 г.[221 - РГАДА. Ф. 52. On. 1. 1649 г. № 7 (Ч. 1, 2). Изд.: Воссоединение Украины с Россией. Документы и материалы: В 3 т. М., 1953. Т. 2. С. 97 и сл. Паисий Иерусалимский вел переговоры с русским правительством относительно перехода Войска Запорожского в подданство России; Ченцова В. Г. Источники фонда «Сношения России с Грецией» Российского государственного архива древних актов по истории международных отношений в Восточной и Юго-Восточной Европе… С. 153 и сл.] Порядок приема иерусалимского предстоятеля, в свою очередь, основывался на прецеденте (приезде в 1619 г. иерусалимского же патриарха Феофана)[222 - Документы 1619 г. с описанием приема иерусалимского патриарха Феофана до нас не дошли. В связи с этим особое значение приобретают сведения о нем, содержащиеся в деле Паисия Иерусалимского (РГАДА. Ф. 52. On. 1. 1649 г. № 7 (Ч. 1). Л. 150–157). В Дворцовых разрядах подробности аудиенции Феофана Иерусалимского не сообщаются (Дворцовые разряды. СПб., 1850. Т. 1. С. 391, 400 и сл.).].
Рис. 5. Фридрих Дюрфельд. Старый царский дворец в Московском Кремле. 1790-е гг. Вид на Теремной дворец, Верхоспасский и Благовещенский соборы. Бумага, офорт, акварель. ГИМ.
В Дворцовых разрядах записано: «Того же дня (12 февраля 1655 г. – Н. Ч.) был у государя в Золотой полате[223 - Золотая палата имела то же значение, что и Грановитая; в XVII в. «она становится обыкновенной приемной залой, в которой с меньшей пышностью и торжественностью представлялись государю патриарх, духовные власти, бояре и прочие сановники, иноземные послы, преимущественно на отпуске, посланники и гонцы» (Забелин И. Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях. М., 2000. 4.1. С. 303).] святейший Макарий патриарх Антиохийский и всего Востока. А пристав был у патриарха думный дворянин Офонасей Осипович Прончищев[224 - Афанасия Осиповича Прончищева выбрали в качестве пристава антиохийского патриарха неслучайно. В 1633 г. он находился в Константинополе как посол и былхорошо осведомлен о делах русской дипломатии на Востоке (РГАДА. Ф. 52. On. 1. 1633 г. № 1. Л. 1 и сл.; Каптерев Н. Ф. Характер отношений России к православному Востоку… С. 289).] да дьяк Иван Бонифатьев. А встречи были патриарху: первая меншая встреча, на лестнице: окольничий князь Василий Григорьевич Ромодановской, да сын его столник князь Дмитрей Ромодановской, да дьяк Василей Михайлов; другая середняя встреча, на крыльце: столники Михайло Иванов сын Морозов да князь Григорей княжич Григорьев сын Ромодановской, да дьяк Давид Дерябин; третья болшая встреча, в сенех: боярин Иван Васильевич Морозов, да князь Федор княж Григорьев сын Ромодановской, да думный дьяк Семен Заборовской. А сам государь встречал патриарха близко своего государева места. Объявлил государю патриарха боярин Федор Юрьевич Хворостинин»[225 - Дворцовые разряды. Т. 3. С. 457–458.].
Рис. 6. Неизвестный художник. Портрет царя Алексея Михайловича. Россия. XVIII в. Музеи Московского Кремля.
Данные Посольского приказа воссоздают все подробности аудиенции Макария Антиохийского у Алексея Михайловича. В качестве образца посольские дьяки взяли столбцы ближайшего по времени визита в Москву бывшего константинопольского патриарха Афанасия в апреле 1653 г. и описание приема Паисия Иерусалимского. На полях документов делались пометы, уточняющие или корректирующие текст, из которых видно, что антиохийский патриарх удостоился того же почета при московском дворе, как и иерусалимский предстоятель шестью годами раньше.
Макарию Антиохийскому было предложено явиться во дворец 12 февраля 1655 г. Вместе с ним в церемонии приняли участие 24 человека. За патриархом послали пристава и посольского переводчика с греческого языка, а также сани с царской конюшни[226 - Феофан Иерусалимский ехал к государеву двору на санях игумена Чудова монастыря (РГАДА. Ф. 52. Он. 1.1649 г. № 7 (Ч. 1). Л. 151).]. Путь следования до дворца в документе не указан. По всей вероятности, Макарий прибыл на аудиенцию так же, как и Паисий Иерусалимский, который ехал с Кирилловского подворья[227 - Подворье, возникшее при церкви св. Афанасия Александрийского, находилось в Кремле, недалеко от Фроловских (Спасских) ворот, напротив Вознесенского монастыря. О времени его создания точных данных нет (Забелин И. Е. История города Москвы… С. 195). И. Е. Забелин высказал предположение, что вселенские патриархи, приезжавшие в Москву, останавливались именно здесь. На самом деле константинопольский патриарх Иеремия II жил на дворе рязанского митрополита (РГАДА. Ф. 52. On. 1. 1588–1594 гг. Кн. № 3. Л. 24), а иерусалимский патриарх Феофан – в Чудовом монастыре (РГАДА. Ф. 52. On. 1. 1649 г. № 7 (Ч. 1). Л. 69). Паисия Иерусалимского не устроили отведенные ему помещения в Чудовом монастыре. В челобитной царю он жаловался, что «угорает в каменных кельях», и просил разрешения жить на Кирилловском подворье (РГАДА. Ф. 52. On. 1. 1649 г. № 7 (Ч. 1). Л. 118). В дальнейшем большинство греческих священников всех рангов селили на Кирилловском подворье.], к благовещенской паперти. На всем пути от подворья до царского дворца стояли в ряд с обеих сторон стрельцы[228 - Стрельцы были без оружия. Вооруженная стража выстраивалась, встречая послов и посланников.], «каждый со знаменем в руке, как это принято при встрече патриарха и важного посла от какого-либо из государей»[229 - Павел Алеппский. Путешествие антиохийского патриарха Макария в Россию… С. 277.]. Свита патриарха следовала во дворец пешком. Павел Алеппский, успевший за время своего пребывания в Москве хорошо изучить придворную жизнь (он даже получил приглашение остаться на русской службе), имел все основания сравнить визит патриарха к царю с приемами высокопоставленных дипломатов. На Красном крыльце[230 - Для входа в царский дворец посторонних лиц пользовались Благовещенской и средней лестницами. При посольских приемах христиане шли Благовещенской лестницей, нехристиане – средней. По золотой, или красной лестнице, совершались большие государевы выходы (венчание на царство, бракосочетание). В остальных случаях царь пользовался Благовещенской лестницей. По средней – выносили покойных царей на отпевание в Успенский собор. На Красном крыльце Алексей Михайлович принимал послов самого низшего ранга (Забелин И. Домашний быт… С. 315).] Макария встречали окольничий и думный дьяк. Они приняли от патриарха благословение.
По пути в царские палаты антиохийского патриарха приветствовали трижды, как это записано в Дворцовых разрядах. Алексей Михайлович в обычном «служивом» платье принял главу антиохийской церкви в Золотой палате[231 - Помечено на полях. В черновике, выписанном из дела Афанасия Пателара, как место приема обозначена столовая палата (РГАДА. Ф. 52. On. 1. 1654 г. № 21 (Ч. 2). Л. 94). Столовая изба – малый парадный зал. Здесь проходили приемы посланников и гонцов (Забелин И. Домашний быт… С. 304).]. Вместе с государем в Золотой палате находились думные бояре, дворяне и окольничие[232 - РГАДА. Ф. 52. Он. 1.1654 г. № 21 (Ч. 2). Л. 94.]. Как и при приеме посла, высокого гостя представлял государю окольничий. Царь поднялся навстречу патриарху, отойдя от трона на полсажени, и принял от него благословение. Он снял свою царскую шапку, которую держал на большом подносе казначей Богдан Минич Дубровский[233 - Б. М. Дубровский присутствовал и при встрече во дворце иерусалимского патриарха Паисия (РГАДА. Ф. 52. Он. 1.1649 г. № 7 (Ч. 1). Л. 209).]. Благословив Алексея Михайловича, патриарх целовал руку государя, а царь целовал патриарха в правое плечо[234 - РГАДА. Ф. 52. Он. 1.1654 г. № 21 (Ч. 2). Л. 94–95.]. Точно такими же взаимными приветствиями обменялись Алексей Михайлович и Паисий Иерусалимский[235 - Там же. 1649 г. № 7 (Ч. 1). Л. 209.]. Павел Алеппский утверждал, что Макарий, благословив Алексея Михайловича, целовал его в правое плечо, а царь поцеловал голову и правую руку патриарха. Очевидно, автор описывал событие так, как ему хотелось бы, а не так, как это было на самом деле. Ему представлялось, что «черная трость, похожая на монашеский посох» в руке Алексея Михайловича – царский скипетр[236 - Павел Алеппский. Путешествие антиохийского патриарха Макария в Россию… С. 278.]. Иерусалимский патриарх действительно видел государя во всем блеске власти, в полном царском облачении. Описание взаимного приветствия царя и патриарха мы находим также в сочинении, приписываемом Арсению Елассонскому и найденном А. Дмитриевским в одном из трапезундских монастырей. По словам Арсения, «патриарх благословил великого царя (Федора Ивановича. – Н.Ч,), начертавши образ креста на нем святою рукою на голове, на груди, на правом и левом плече, и царь на освещение поцеловал святую руку патриарха, а патриарх поцеловал правое плечо царя»[237 - Дмитриевский А. Арсений, архиепископ Елассонский (Суздальский тож), и его вновь открытые исторические мемуары // Труды Киевской духовной Академии. 1898.Т. 1, 2. Т. 2. С. 355].
В России существовал сходный обычай взаимного приветствия царя и патриарха, когда по окончании службы в соборе «друг друга целовасте о выи. И потом государь царь государя патриарха целовал в руку, а государь патриарх ево, государя царя, целовал во главу в темя, объем своима святительскими рукама ево царскую главу»[238 - Голубцов А. П. Чиновники Московского Успенского собора и выходы патриарха Никона. М., 1908. С. 259.]. На официальных приемах в Кремле по отношению к восточным патриархам он не применялся.
После приветствия Алексей Михайлович спросил патриарха о здоровье. В ответ Макарий Антиохийский произнес речь, которую царь выслушал стоя. Затем патриарх поднес царю привезенные реликвии, «образы и мощи», которые тот принимал собственноручно[239 - РГАДА. Ф. 52. On. 1. 1654 г. № 21 (Ч. 2). Л. 103. Приписано мелко на полях.]. Подарки государь передавал стольникам и стряпчим. Им предписывалось брать дары неспешно, внимательно рассматривая[240 - Там же. Подробнее о реликвиях, привезенных Макарием Антиохийским, см. в 4 главе.]. Приняв святыни, царь надевал шапку, садился на свое место, предлагая сесть патриарху справа от себя на скамье, стоящей между окон. В конце аудиенции к царской руке подходили сопровождавшие патриарха лица[241 - «Всякий, кто целует теперь руку царя, получает от него подарок, смотря по своему положению: если он настоятель монастыря, то получает сорок соболей, камку и милостыню» (Павел Алеппский. Путешествие антиохийского патриарха Макария в Россию… С. 278). По документам Посольского приказа известно, что архимандриту обычно давались камка адамашка, 40 соболей по 20 рублей, 15 рублей денег (См. например: РГАДА. Ф. 52. On. 1.1652 г. № 38. Л. 4).].
Глава Посольского приказа Алмаз Иванов объявил Макарию Антиохийскому «государево жалованье», дававшееся по обычаю: «кубок серебрян золочен с кровлею в 8 гривенок в 47 золотников, портище бархату черново гладково, портище бархату зеленово, портище бархату вишневого рытово, отлас гвоздичен, отлас таусинен, камка зелена, камка вишнева, 3 сорока соболей, денег 200 рублев»[242 - РГАДА. Ф. 52. On. 1.1654 г. № 21 (Ч. 2). Л. 104.]. Антиохийский предстоятель принимал царскую милость стоя. О жалованье было объявлено и всем его спутникам, присутствовавшим на аудиенции. Далее в документе написано: «А как патриарх пойдет от государя ис столовой избы, и государь проводит патриарха до коих мест он, государь, изволит»[243 - РГАДА. Ф. 52. On. 1.1654 г. № 21 (Ч. 2). Л. 106.]. Эта запись, скопированная из дела, связанного с пребыванием в Москве Афанасия Пателара, видимо, не исправлена. Скорее всего, как и в случае с Паисием Иерусалимским, царь проводил Макария до того места, где его встречал[244 - Ср.: РГАДА. Ф. 52. On. 1.1649 г. № 7 (Ч. 1). Л. 220.]. По всей вероятности, организаторы приемов в Кремле вселенских патриархов именно так представляли себе идеальный образ отношений между носителями высшей светской и духовной власти: царь являл себя смиренным сыном главы церкви, а патриарх склонялся перед великим православным государем.
Обычно после аудиенции у царя восточные патриархи направлялись в Успенский собор для встречи с московским предстоятелем. Макарий Антиохийский был приглашен не в храм, а в кремлевскую резиденцию патриарха Никона. Трудно сказать, почему нарушили традицию, возникшую еще в XVI в. Документальных свидетельств о свидании двух святителей мы не имеем, сохранилась лишь запись о ней Павла Алеппского[245 - Павел Алеппский. Путешествие антиохийского патриарха Макария в Россию…С. 281–282.]. В тот же день московский, антиохийский и сербский патриархи обедали у государя, что являлось особой честью, которой удостаивались далеко не все архиереи и дипломаты: «Того же дня ели у великого государя: святейший Никон, патриарх Московский и всеа Русии, Макарий антиохийский, сербский патриарх Гавриил… стол в столовой избе»[246 - Дворцовые разряды. Т. 3. С. 457–458. Факт приезда в Москву сербского патриарха в Дворцовых разрядах не зафиксирован. Он был принят во дворце, как и Макарий Антиохийский, 12 февраля 1655 г. Визит сербского патриарха оставил более скромный след в официальных документах, что соответствовало статусу и политическому влиянию Гавриила. О приеме во дворце патриарха Гавриила по рангу митрополита см.: РГАДА. Ф. 52. On. 1.1654 г. № 24. Л. 26–29, 69–72.].
Рис. 7. Неизвестный художник. Портрет патриарха Никона. Россия. XVIII в. ГИМ.
Бывшего константинопольского патриарха Афанасия, приехавшего в Москву в 1653 г., принимали не как действующего архиерея, а как отставного, несмотря на то, что он приехал не простым просителем милостыни. Афанасий Пателар выступал одним из посредников в деле принятия в русское подданство Войска Запорожского[247 - О пребывании бывшего константинопольского патриарха в Москве см.: РГАДА. Ф. 52. On. 1. 1651 г. № 8 (в данное дело о приезде в 1651 г. известного политического агента Фомы Иванова документы за 1653 г. подшиты по ошибке); РГАДА. Ф. 52. On. 1. 1653 г. № 27; Там же. 1654 г. № 4; Макарий (Булгаков). История русской церкви. М., 1996. Кн. 7. С. 73–74; Каптерев Н. Ф. Приезд бывшего константинопольского патриарха Афанасия в Москву в 1653 г. // ЧОЛДПр. 1889. Кн. 10; из последних работ, посвященных Афанасию Пателару, см.: Ченцова В. Г. Три греческие грамоты бывшего патриарха Афанасия II Пателара // Очерки феодальной России. М., 2003. Вып. 7. С. 164 и сл. Там же – историография вопроса.]. При встрече на границе Афанасию и его спутникам было велено дать содержания «перед ерусалимским патриархом с убавкою»[248 - РГАДА. Ф. 52. On. 1.1653 г. № 27. Л. 19.], т. е. по низшему разряду для лиц данного ранга. Запись, касающаяся бывшего константинопольского патриарха Афанасия, в Дворцовых разрядах более краткая, чем информация о других приемах высокопоставленных иностранцев[249 - 22 апреля 1653 г. были у государя «в столовой избе цареградской бывший патриарх Офонасей да акридонской архиепископ Дионисей». После аудиенции гостей не оставили на обед, а послали угощение на подворье со стольниками (Дворцовые разряды. Т. 3. С. 348). Макарий (Булгаков) не заметил разницы в кремлевских аудиенциях Паисия Иерусалимского и бывшего вселенского патриарха Афанасия. Он полагал, что Афанасия Пателара встречали с тем же почетом, что и иерусалимского предстоятеля несколькими годами раньше (История русской церкви. М., 1996. Кн. 7. С. 73).].
Для поездки ко двору за Афанасием Пателаром послали «с царской конюшни лошадь с седлом смирным»[250 - РГАДА. Ф. 52. On. 1.1651 г. № 8. Л. 148 и сл.]. У Посольского приказа патриарха свели с лошади, где он ожидал приглашения к царю. Спутники Афанасия, как и всегда в подобных случаях, шли к приказу пешком. Стрельцы двух приказов, без оружия, выстроились в почетном строю. Прием проходил в столовой избе, украшенной коврами и «полавошниками меньшими». В документе записано, что на приеме царь может быть, «в чом он, государь, изволит»; бояре, окольничии, стольники и дворяне – «в цветном платье». Объявлял патриарха государю думный дьяк Ларион Лопухин[251 - Ларион Лопухин возглавлял Посольский приказ в 1653–1665 гг. во время отсутствия Алмаза Иванова.]. Вручив Алексею Михайловичу привезенные реликвии, бывший константинопольский патриарх удостоился чести поцеловать государеву руку. Протокол приема Афанасия Пателара существенно отличался от церемонии приемов, оказанных Паисию Иерусалимскому и Макарию Антиохийскому, и соответствовал практиковавшемуся в то время придворному обычаю, по которому встречали митрополитов.
В деле бывшего константинопольского патриарха сохранился наказ приставам, находившимся при нем и его людях. Он в точности повторял инструкции, которые давались посольским дьякам относительно иностранных послов. Наказ предписывал не отпускать приехавших со двора, ограничить контакты Афанасия и его свиты со всеми иностранцами, в том числе турками и греками. П. Николаевский относит данные рекомендации лично к Афанасию Пателару, объясняя это сомнительной политической репутацией бывшего константинопольского патриарха[252 - Николаевский П. Из истории сношений России с Востоком… С. 32.].
На самом деле подобные инструкции касались всех высоких иностранных гостей, вступавших в контакт с царем, прежде всего послов. Действовали они и в отношении православного духовенства. Павел Алеппский сообщал, что «до тех пор, пока архиерей или архимандрит не представится царю и не будет допущен к руке, ни сам он не выходит из дому, ни к нему никто не приходит»[253 - Павел Алеппский. Путешествие антиохийского патриарха Макария в Россию… С. 268.], разрешалось только принимать людей, приносивших угощение от бояр и московского митрополита[254 - РГАДА. Ф. 32. On. 1.1653 г. № 27. Л. 24–26.]. Упоминание о московском митрополите свидетельствует о том, что с XVI в., когда он являлся главой русской церкви, формуляр наказа не менялся[255 - При встрече в Москве в 1589 г. Иеремии II приставам был дан приказ патриарха «чтить по тому ж как и митрополита на Москве чтят» (РГАДА. Ф. 52. On. 1. 1588–1594 гг. Кн. № 3. Л. 23).]. Иностранцы, находившиеся с дипломатической миссией в русской столице, также лишались свободы передвижения и возможности контактов с кем-либо, кроме посольских дьяков.
Текст наказа лаконичен, но весьма подробно характеризует дипломатическую практику Посольского приказа в середине XVII в. Кроме того, из документа видно, что к приему восточных иерархов готовились так же основательно, как и к приему послов иностранных монархов. Наказ содержал перечень примерных вопросов, которые могли быть заданы бывшим вселенским патриархом о государе, внутренней и внешней политике страны. Судя по упоминанию бунта, случившегося в 1648 г. в Москве, выписка была сделана из досье Паисия Иерусалимского. Наличие исправлений текста, содержащих упоминание имени царя Михаила Федоровича, свидетельствует о том, что подобные ответы давались послам иностранных государей и до Алексея Михайловича.
Встречающим экс-патриарха у Калужской заставы было велено говорить, «что ныне (царь. – Н. Ч.) в совершенном возрасте… а дородством и разумом и красотою лика и милосердным нравом… всемогущий Бог украсил его, великого царя нашего. Его царское величество хвалят достойного паче всех людей, и ко всем людем, к поданным своим и к иноземцом его царское величество милостив и щедр и наукам премудрым философским многим… и к воинскому ратному рысарскому строю хотение держит большое по своему государскому чину и достоянию… А будет их (встречающих. – Н. Ч.) учнет патриарх спрашивать, как ныне государь царь и великий князь Алексей Михйлович всеа Росии самодержец со окрестными государи с цесарем римским[256 - В ркп.: римоским.], с аглинским и з дацким королем, и з свейскою королевою, и с турским салтаном, и с кизылбашским шахом, и с крымским, и з бухарским, и с ыними пограничными, говорить: «живет… Алексей Михайлович, его царское величество, со всеми великими христианскими государи и с турским салтаном, и с шахом персидцким… в дружбе и любви, и послы и посланники меж их государей о дружбе и любви ходят, а недруга ему великому государю из них никого не бывало[257 - Написано сверху над зачеркнутым «нет».]»… А будет патриарх спросит, ведомо есть учинилось, что в прошлом 156-м (1648) году в Московском государстве учинился в людех мятеж и волнованье, и многие домы боярские и дворянские грабили, и людей побивали до смерти, и говорить: «Это было так. В прошлом во 156-м (1648) году в июне месяце самоволные немногие люди взбунтовалися… и по указу царского величества те самоволные люди сысканы и казнены смертью, и то воровство окончилось». А будет учнет патриарх[258 - Приписано сверху.] спрашивать про которые государства имянно или о каких иных делех, чего в сем наказе не написано… говорить короткими речми учтиво и остерегательно, чтоб государеву имяни было к чести… а учнет спрашивать о великих делех[259 - Приписано сверху.]… о том (стряпчему. – Н. Ч.) отговариватца, что он был на государеве службе в дальних местех, а приехал недавно и ему про те дела слышать не лучилось»[260 - РГАДА. Ф. 52. On. 1.1653 г. № 27. Л. 43–49.].
Бывший константинопольский патриарх выразил желание посетить Троицкий Сергиев монастырь, в связи с чем был дан указ принять его наравне с иерусалимским патриархом Феофаном и московскими первосвятителями[261 - Там же. 1651 г. № 8. Л. 178–179. Митрополит Макарий (Булгаков) полагал, что встреча Афанасия Пателара в Троицком монастыре действительно соответствовала приему действующего патриарха (История русской церкви. М., 1996. Кн. 7. С. 73). Так же считал и Н. Ф. Каптерев (Каптерев Н. Ф. Приезд бывшего константинопольского патриарха Афанасия в Москву в 1653 г… С. 361).]. Однако текст указа подвергся правке, по которой видно, что Афанасий Пателар не удостоился почестей действующего патриарха. ВТроицком монастыре его встречали по рангу митрополита.
Покидая Москву, восточные иерархи, как и послы, получали прощальную аудиенцию у царя «на отпуске». Для важных особ она повторяла церемонию приема, в других случаях могла быть менее торжественной, а иногда (для архимандритов или купцов) заменялась объявлением царского жалования «на отъезде». Паисию Иерусалимскому, как и во время первого визита, была устроена одна встреча – перед Золотой палатой[262 - РГАДА. Ф. 52. On. 1.1654 г. № 21 (Ч. 3). Л. 32.]. Афанасия Пателара доставили на Казенный двор, затем проводили в Малую Золотую палату[263 - Она еще называлась царицыной палатой, имела то же значение, что и столовая палата (Забелин И. Домашний быт… С. 304).]. «Встреч» отбывавшему гостю не было, но государю его представлял глава Посольского приказа[264 - РГАДА. Ф. 52. On. 1.1651 г. № 8. Л. 268.].
Во время прощальной аудиенции патриарх Макарий «держал наготове четыре челобитные царю: в одной просил уплатить за большое из желтой меди паникадило; в другой челобитной просил у него икон; в третьей – некоторое количество рыбьего зуба и хрустального камня – слюды, и в четвертой – некоторое количество белки»[265 - Павел Алеппский. Путешествие антиохийского патриарха Макария в Россию… С. 517.]. В документах приказа сохранилась одна челобитная, перечисляющая все просьбы антиохийского патриарха. От имени Макария Антиохийского посольский дьяк писал[266 - Сохраняем орфографию текста.]: «Выменил я, богомолец твой, государев, тритцать икон штилистовых розных святых[267 - В XVII в. на Христианский Восток попадает значительное число русских икон. Подробнее см.: Чеснокова Н. П. Вывоз русских икон на Христианский Восток в XVII в. // Торговля, купечество и таможенное дело в России в XVI–XVIII вв.: Сб. мат-лов междунар. науч. конф. М., 2001. С. 102–109; Tschesnokova N. Les icones russes, comme l’objet cT economie en Mediterrannee au XVII siecle // Economia e arte. Secc. XIII–XVIII. Prato, 2002. P. 407–410.], чем благословлять мне, богомольцу твоему, как Бог меня принесет в свою область, православных христьян нарочитых людей; да яз, богомолец твой, государев, купил паникадилу большую в соборную церковь, а дал за него, государь, окупу сто дватцать рублев, да в той же, государь, соборную церковь и иных больших церквах окна, государь, летом живую открыты, а зимою заперты, потому что, государь, окончин делать не из чего; да мне же, богомольцу твоему, надобно четыре тысячи белок добрых на тцки, что даровать в Цареграде и иных городех приказных людей, да пуда с четыре рыбей кость добрых, такожде приказных людей даровать, на ножевое черенье и на сабельное тем же приказным; а белок, государь и рыбей кости в торгу нет»[268 - РГАДА. Ф. 52. On. 1.1654 г. № 21 (Ч. 2). Л. 69.]. По указу царя просьбы антиохийского патриарха были удовлетворены[269 - Там же. Л. 69 об.].
В XVI в. канонический статус восточных митрополитов соответствовал положению главы русской церкви, и их принимали в Москве по самому высокому рангу, наравне с приезжавшими патриархами[270 - См.: РГАДА. Ф. 52. On. 1. 1582–1588 гг. Кн. № 2; Чеснокова Н. П. Этикет московского двора…]. В середине XVII столетия мы застаем уже другой обычай, именно тот, по которому встречали и провожали бывшего константинопольского патриарха Афанасия.
4 мая 1653 г. Алексея Михайловича посетили мирликийский митрополит Иеремия, его архимандрит Венедикт, архидьякон Агафангел, племянник митрополита Юрий Иванов и толмач Федор Степанов. За митрополитом с царской конюшни послали оседланную лошадь[271 - В случае, если иерарх был пожилым, ему давали сани или карету.]. У Посольского приказа он сошел с коня и ожидал приглашения к Алексею Михайловичу. Остальные члены делегации шли к приказу пешком. Прием проходил в столовой палате, в присутствии бояр, дворян, окольничих и стольников. На крыльце стояли дворяне, дети боярские и подьячие в «цветном платье». Стрельцы находились в приказе без пищалей. В данном случае этикет не предписывал царю особо парадной одежды[272 - РГАДА. Ф. 52. On. 1.1653 г. № 28. Л. 37.]. Гостей представлял думный дьяк, он же объявил о том, что мирликийский митрополит привез царю часть животворящего креста Господня и образ Николая Чудотворца[273 - Там же. Л. 1.]. От имени государя реликвии приняли казенные дьяки.
В отличие от митрополитов, архимандриты следовали пешком к Посольскому приказу, оттуда – обычным путем через Красное крыльцо в столовую палату. На крыльце их приветствовали придворные. Царь был одет по-домашнему[274 - В повседневной одежде царь встречал крымских и ногайских послов (Котошихин Г. К. О России в царствование Алексея Михайловича… С. 92).]. Именно так принимали 22 марта 1653 г. архимандрита афонского Павловского монастыря Иоасафа и архимандрита янинского Успенского монастыря Иеремию[275 - РГАДА. Ф. 52. Он. 1.1653 г. № 24. Л. 1 и сл.].
Размер милостыни, жалованной царем, далеко не всегда соизмерялся с ценностью реликвии (если слово «ценность» применимо в данном случае). Довольно часто из обедневших православных монастырей Востока русскому государю привозили резные деревянные кресты. Алексей Михайлович просил самих архимандритов подать ему святыню, брал ее в руки и, осенив себя крестным знаменем, передавал дьякам. Следует отметить, что четкая закономерность того, в каких случаях Алексей Михайлович сам принимал реликвии, в каких это делали придворные, не прослеживается. Царь брал святыни их рук патриархов, просил поднести себе резной деревянный крест архимандрита, а митрополит отдавал часть животворящего древа Господня не государю, а казенному дьяку.
Реликвии подносили царю не только во время приема во дворце, но и во время праздничных служб в храмах Кремля. При этом, вероятно, стремились быть представленными царю священники в сане ниже архимандритов. Попадая на аудиенцию в числе многих, они не могли лично общаться с царем. Видимо, в церкви такая возможность у них появлялась. Подробности данного обстоятельства источниками не уточняются и подобных примеров немного. В 1653 г. священнослужитель иерусалимского патриарха Паисия Гавриил поднес царю крест, обложенный серебром[276 - Там же. 1657 Г. № 15. Л. 81.]. На Богоявление в 1658 г. священник македонского Преображенского монастыря Алексей во время заутрени вручил государю «крест аспидной, обложен серебром» с серебряной же цепочкой[277 - Там же.]. Следует отметить случаи, когда в документах сохранилась запись о приеме у государя, о привезенных реликвиях, но описание приема не сохранилось. Так было с посланцами Ватопедского монастыря и солунского монастыря Анастасии Узорешительницы, которые побывали в Москве в 1652 г.[278 - РГАДА. Ф. 52. Он. 1.1652 г. № 37. Л. 18 и 28.]
Особый интерес представляют материалы, относящиеся непосредственно к патриарху Никону, имевшему собственное делопроизводство, и которые сохранились в фонде «Сношения России с Грецией» как исключение. Благодаря им мы располагаем некоторыми данными о прямых контактах греческого духовенства с московским предстоятелем.
Патриаршие грамоты и политические вести чаще всего привозили из Порты греческие торговые люди. Придворный церемониал в подобных случаях соответствовал порядку приема гонцов, но не заносился в Дворцовые разряды. 24 апреля 1647 г. в Путивль из Константинополя прибыл Павел Дементьев в сопровождении четырех человек и толмача[279 - РГАДА. Ф. 52. On. 1.1647 г. № 22. Л. 1.]. Он привез грамоты от вселенского патриарха Иоанникия о его поставлений на константинопольскую кафедру[280 - Там же. Л. 6 и сл.]. Прием во Дворце был организован в соответствии с церемонией встречи гонцов[281 - Там же. Л. 19 и сл.]. За греками послали переводчика, с которым они и прибыли в Посольский приказ. Там иноземцы ожидали аудиенции. После приглашения к царю гости проследовали Красным крыльцом в Золотую палату.