Возвращение Оливье
15 февраля Ольга пригласила меня на день рождения, ей нездоровилось в последнее время – кроме меня были только Бернар и ее дочка Аннушка, которой уже было два года. Раиса Михайловна, мама Ольги, уехала в Ленинград к заболевшей сестре. Я впервые увидела дочь Ольги, бледненькую девочку с вьющимися черными волосами, яркими, немного азиатскими глазами и удивительно алыми губками. Я даже подумала, что они накрашены, тем более в ушках были сережки. Это тоже было странно для меня, мне-то уши прокололи в 16 лет. Причем моя мама сэкономила на косметологе – проколола мне уши сама, швейной иглой с суровой нитью, потом завязала эту пропущенную нить и велела продергивать, а когда все зажило, подарила мне сережки. В советской школе девочки носили скромненькие сережки только в старших классах.
Аннушка сидела за столом, на котором были разложены разные продукты, мисочки, ложки, специи… Бернар готовил какое-то особенное блюдо, это был как всегда маленький спектакль, в котором все принимали участие. На этот раз готовился супчик в состав которого входило кокосовое молоко. Это была невероятная экзотика! Я никогда не видела кокоса, а тут на столе лежал лохматый орех размером с голову ребенка! Вооружившись огромным ножом, Бернар двумя ударами вырубил кусок в середине и вылил беловатую жидкость в приготовленную миску.
В кастрюле с толстым дном он разогрел пару ложек оливкового масла, покрошил туда кружочками лук-порей, я подавила пять зубков чеснока, и он бросил их в кастрюлю, немножко поджарил. Потом распечатал туда же упаковку мороженых креветок. Свежего имбиря Ольга достать не смогла – обошлись мелко нарезанными дольками засахаренного. Когда часть воды из креветок выпарилась, стал потихоньку подсыпать мелко нарезанную зелень. Пахла она изумительно! Около пяти минут дал покипеть – Аннушка поворачивала песочные часы, убавил огонь и влил мисочку кокосового молока. Нежно довел до кипения, чтобы не свернулось – и разлил по тарелочкам. Обильно посыпал из меленки lime salt – смесь соли и кислых травок, покрошил сверху зеленой кинзы, себе добавил на кончике ножа свежей абхазской аджики для крепости. Фокусник просто!
На столе уже стояли бокалы светлого вина, и мы приступили к трапезе, конечно, был и неизменный салат, и шпроты, и колбаска, все очень вкусное, из разряда дефицита.
Мы сидели и болтали о пустяках, было довольно поздно, Аннушка тихонько сидела с нами, на двух одеялах, положенных на стул. Я временами забывала об ее присутствии, только Бернар напоминал о ней, развлекая «принцессу», хотя ей давно пора было спать.
А потом раздался междугородний звонок телефона. Тогда, звонок из другого города или страны, отличался от местных звонков. Ольга побледнела и медленно подняла трубку. Слышимость была прекрасная.
– Здравствуй милая! Поздравляю с днем рождения! Как я соскучился по тебе! Я не смог вырваться к тебе, но я скоро приеду, у меня для тебя столько подарков! Прости, что не звонил так долго, теперь… – казалось, что голос Оливье звенел на всю кухню. Мы стали невольными свидетелями их разговора. Ольга начала всхлипывать, но разговор был недолгим, и когда она со слезами на глазах положила трубку, Бернар уже обнимал ее и предлагал попробовать новый кулинарный шедевр.
После дня рождения наши занятия продолжались, Ольга делала большие успехи. Ее акварели были очень красивы, не всегда выдержаны по колориту, тем не менее, получались уже без затеков и случайных пятен.
Но настроение у Ольги было подавленное, Бернар больше не появлялся, и я старалась ее развлекать, получалось не очень…
– Я плохая, – жаловалась она, – Оливье меня так любит! А я… но что я могу поделать! Я без Бернара не могу!
– Да не расстраивайся! У тебя есть муж, прекрасная дочка, чего ты? Перестань! Сколько женщин может только мечтать о любви! У тебя же все есть: тебя любят, и ты любишь! Любовь это такое чувство, она может принести и неземное счастье и ужасную боль, но тот, кому не довелось ее испытать, можно сказать и не жил!
– Не знаю… Но мне от этого не легче! Даже не представляю, как посмотрю в глаза Оливье… Ужас!
– Не бери в голову! Он так по тебе соскучился! Он просто будет счастлив снова тебя увидеть!
За время, что не было Оливье, Ольга просто расцвела, глаза были полны нежности, движения сделались плавными, правда она немного пополнела, но это ее нисколько не портило.
Оливье приехал на восьмое марта, ранним утром. Ольга еще крепко спала и проснулась от холода. Муж откинул с нее одеяло и стягивал с нее ночную рубашку, которая и без того во сне задралась до поясницы. Сладко потянувшись и почти не размыкая глаз, она подняла руки, выскальзывая из ночнушки.
– Ты совершенство! Даная! Обожаю тебя! – Оливье прижался к ней всем телом, будто хотел раствориться в ней, он сильно сжимал ее плечи, грудь, оставляя иногда даже царапины и синяки. Ольга привыкла к таким проявлениям страсти мужа и терпела, иногда вскрикивала и стонала, но он расценивал это как проявления ее возбуждения и еще больше разгорался. В этот день встречи Оливье превзошел самого себя, лишь к вечеру Ольге удалось встать с постели, он даже принес в постель мороженное, и не дав толком поесть ни себе, ни ей, любил ее снова и снова, слизывая с ее тела сладкую жижу.
А потом он заснул, как-то вдруг. Ольга боялась пошевелиться, чтобы его не разбудить, потом тихонько встала и пошла в ванну, где долго стояла под горячим душем, горько плача и разглядывая «боевые шрамы» – распухшую губу, кровоточащий сосок, большой синяк подмышкой…
На кухне она приготовила молочный омлет, который очень нравился Оливье, поела сама, потом заглянула в спальню. Он продолжал крепко спать, свернувшись калачиком, Ольга подошла, чтобы накрыть его одеялом, присела рядом. Она увидела, как он исхудал, розовые шрамы на исполосованной спине, его короткую стрижку… да, любовь ушла, но осталась жалость к этому злому ребенку.
Проснулся он только утром следующего дня, опять увлек ее в постель, нежно целовал ее «раны», говорил, что потерял голову, но опять любил ее, терзая, правда, в этот раз недолго. За завтраком сообщил, что они уезжают во Францию, и он будет заниматься оформлением документов.
Еще только четыре воскресенья мы рисовали с Ольгой. Она очень не хотела уезжать, но Оливье был непреклонен, да и Сережа настаивал на ее отъезде. Сережа отделался строгим выговором, но остался на прежней должности. Видно, у него были надежные покровители.
В апреле Ольга с мужем и дочерью уехали в Париж.
Бернар не пропускал тренировок, правда, он тренировался только раз в неделю, но продолжал меня опекать, рассказывал разные интересные истории, приносил почитать «Архипелаг Гулаг», отксерокопированные и переплетенные книги, похожие на огромные альбомы для фотографий. Я заворачивала их в газеты и никогда не доставала в открытых местах. Эти книги не издавались в СССР, считались пропагандой против советской власти. За них могли и посадить. Эти книги меня потрясли, я даже не могла сразу поверить в достоверность всех фактов, к счастью, мне хватило ума не рассказывать о них никому.
В феврале Бернар сообщил, что Марсель подал в отставку, которую не приняли, но, тем не менее, с тех пор его никто не видел.
– Приехал в Китай, и давай проворачивать дела, он был очень полезен, сделал работу, которую до него не мог сделать его предшественник в течении пяти лет! А он справился за два месяца, хотя китайские товарищи его настоятельно просили повременить, уговаривали, угрожали… но ведь он в делах как бультерьер, мертвая хватка. Мертвая, да. Перед тем, как была поставлена последняя точка в этом деле, он нашел свою жену, Дениз, на лестнице мертвой. У нее были переломаны почти все кости. Это его разъярило, он довел дело до конца, но в тот же день, вернее, ночь, шестилетняя дочка Дениз умерла той же смертью, хотя ее смерть уже ничего не меняла. Марсель написал рапорт, прошение об отставке и исчез. Вместе с ним исчез председатель исполкома, которого нашли только через месяц в выгребной яме в пригороде Шанхая.
– Где же Марсель?
– Я не знаю, и, по моему, никто не знает… но если с ним все в порядке, то он больше не женат, это так, к сведению.
– Вот спасибо за «хорошие» новости!
– Ты недовольна? Это не ты валяешься с размозженными костями! Я сам не знаю, радоваться или горевать, Марсель, наверное, жив, но о нем нет вестей…
– Вот ужас-то! Но может, это просто ты не знаешь?
– Может быть…
Преодоление препятствий, Олимпиада – 80
На следующий раз были другие новости, не имеющие отношения к Марселю.
В 1979 году стало модно в дипкорпусе заниматься верховой ездой. Приехала англичанка, супруга одного дипломата, помешанная на троеборье и заразила своей любовью еще десятка два дипломатов. А поскольку дама была активная и умела представить дело, как полезное для престижа Великобритании, то она организовала любительские соревнования для сотрудников посольств. Конечно, ей «посоветовали» пригласить и несколько советских дипломатов, и сотрудников МИДа.
Дженнифер устроила тренировки в «Буревестнике», где были взяты в аренду несколько лошадей. Некоторые дипломаты прекрасно ездили верхом, другие только начинали. Вот с ними и занимался тренер со смешной фамилией Скороход. Он все время был чуть-чуть пьяненький, и во время тренировок случались смешные казусы. Один раз я и еще один всадник прыгнули одно и то же препятствие одновременно, но в разные стороны, это получилось очень эффектно, но совершенно несовместимо с техникой безопасности.
В то время я тренировалась на крупной темно-гнедой кобыле Верховине, она легко брала 1 м 20 см, а больше и не надо было. Тем не менее, манера прыгать у нее была убийственной. По мере приближения к препятствию, ее скорость снижалась обратно пропорционально посылу. Около препятствия она уже практически останавливалась и аккуратно выпрыгивала, выгнув спину дугой. В первый раз я подлетела над седлом на полметра, чудом приземлившись обратно. Потом мне пришлось сосредоточиться на технике прыжка – выстреливать корпусом вперед одновременно с лошадью, которая прыгала охотно, так что я спокойно могла заниматься своей конкурной посадкой, не мешая лошади.
В «Буревестник» приезжали тренироваться и несколько русских девушек-подружек, как тогда называли любовниц. Я тоже считалась подружкой Бернара, но он оставался мне другом, свято соблюдая данное Марселю слово. Очень многие считают, что дружбы между мужчиной и женщиной не может быть, но других отношений между нами не было. Я пыталась немножко кокетничать с ним, но он продолжал относиться ко мне, как к «своему парню».
Бернар сначала брал разных лошадей, у него все получалось легко, было такое впечатление, что он с ними разговаривает. Но потом выбрал себе крупного, красивого жеребца Выпада, ужасно капризного и своевольного. В любую минуту он мог вспомнить о своих неотложных делах и рвануть куда-то в сторону, и всадник на спине при этом нисколько ему не мешал. Если при этих курбетах он еще оставался в седле – его счастье, ему так и приходилось болтаться в седле, не оказывая никакого влияния на траекторию движения этого коня. Прыгал Выпад прекрасно, но только когда хотел. Бывало, он легко преодолевал, одно, два препятствия, а потом, подходя к следующему, резко останавливался, словно в первый раз его видел. При этом всадник налетал на его каменную шею, после чего жеребец делал красивый пируэт на задних ногах и в два темпа подходил к предыдущему препятствию и легко прыгал в обратную сторону. Очень трудно было оставаться в седле при этих неожиданных прыжках. А удовольствия вообще никакого.
Этот конь был не для среднего всадника, среди дипломатов его никто не хотел брать. Поэтому Бернар стал ездить на нем. Получалось, как собственный конь. Это были очень интересные тренировки. Каждый раз они складывались по-разному. Однажды Бернар полчаса шагал, потом долго рысил, потом опять шагал, как будто решил просто отдохнуть, потом на неторопливой рыси зашел на препятствие, три темпа галопа – и легко прыгнул, потом дальше, таким образом, прыгнул раз пятнадцать, а потом отшагал и закончил тренировку, ни разу не ударив коня хлыстом. Бернар обращался с ним, как с другом. Водил в поводу не по правилам: шел впереди, держа повод кончиками пальцев, как, впрочем, и верхом. Однажды утром, когда они шли на тренировку, что-то Выпаду взбрело в башку и он куснул Бернара за плечо. Тот замер, конь тоже. Зубы не разжал, но начал дрожать, потом отпустил плечо, завизжал, поднялся на свечку, уши заложил, в этот момент Бернар повернулся к нему, строго что-то сказал ему. Выпад опустился. После этого повел его обратно, завел в денник, расседлал и ушел.
Через неделю, когда Бернар, наконец, пришел, Выпад, увидев его, стал ржать и метаться по деннику. Бернар вошел с уздечкой, Выпад сам почти засунул голову в уздечку, и стоял смирно, как овечка, хотя до этого, чтобы поседлать его, требовались титанические усилия.
В эту тренировку Выпад вел себя идеально, и только заведя его в денник, Бернар ласково огладил его и сказал несколько слов на ушко. В общем, два хулигана спелись. Хотя какие-то недоразумения все же происходили. Иногда у Выпада бывали приступы плохого настроения, и Бернару приходилось с этим считаться.
А октябре состоялся любительский стипль-чез, приготовили препятствия вокруг большого тренировочного поля на Планерной, привезли лошадей, съехались участники, гости. Устроили жеребьевку. Бернар предложил взять Выпада вне конкурса, на что все участники радостно согласились.
Мне досталась Тога, очень резвая кобыла, с большими шансами на победу. Препятствия были небольшими до метра, их разместили на кругу.
Итак, старт. Тога приняла так, что я чуть не осталась на месте – началась бешеная скачка. Лошади, воодушевленные соперничеством, неслись, не разбирая дороги, так быстро мне никогда не доводилось скакать, ветер бил в лицо – только держись! Тога старательно перелетала препятствия, далеко оставив всех соперников, я хотела ее сдержать, но на все мои попытки как-то воздействовать поводом, она прижимала уши и еще прибавляла. Не такой уж я была опытный всадник. После очередного препятствия, Тога поскользнулась, я не сумела поддержать ее поводом, и она упала на бок. Ногу из стремени я успела выдернуть и грохнулась коленкой о мерзлую землю, но Тога и не думала сдаваться – тут же вскочила. Как мне удалось удержаться – непонятно, но вот я уже болтаюсь на боку лошади, а Тога несется к следующему препятствию, дает хорошего козла, который и отправляет меня в седло. К сожалению, это падение сильно нас задержало, и мы были четвертыми, до финиша добралось 8 человек. Бернара среди них не было. Когда был дан старт, Выпад начал свечить, крутиться на месте, все скрылись из вида, только Выпад танцевал на месте.
– Выпаду не понравилась компания, – объяснил Бернар, – мы решили просто так погулять, а когда все ускакали, мы все и отпрыгали с удовольствием.
– Скажи честно, не смог заставить!
– Честно – не хотел никого заставлять, лень было.
Я этого понять не могла. Ведь соревнования! Ведь прекрасные шансы на победу. А тут – лошадка капризничает!
Тогда я подумала, что он сдался, даже струсил, что, вполне простительно с этим жеребцом. На самом деле это было единение с природой, когда человек получает удовольствие от общения с прекрасным животным и не хочет портить возникшее взаимопонимание.
Потом всех участников и гостей пригласили к столам, которые поставили недалеко от конкурного поля, здесь же жарились шашлыки, дипломаты вели свои скучные разговоры, часто упоминался Афганистан. Я переоделась потеплее, было довольно холодно. Стало быстро темнеть, многие уже были сильно пьяны. Вдруг Дженнифер вскочила на стол и предложила пари: