Визави французского агента

После практики в Москве, Оливье действительно стал работать в отделе «Индокитай», это было вполне логичным, так как он неплохо говорил на кхмерском языке, а его отец с 1929 года работал в Пномпене, до признания независимости Камбоджи.

Оливье работал с кредитами для «красных кхмеров»[15 - Красные кхмеры – вооруженное коммунистическое движение в Камбодже.], когда началась революция и «красный» террор, повлекший за собой уничтожение элиты кхмерского общества, ценные антикварные, драгоценные вещи оказались ненужными. Множество прекрасных, бесценных произведений искусства, ювелирных изделий было просто-напросто уничтожено. Но всегда найдутся ловкачи, которые сумеют извлечь выгоду там, где другие увидят только ужас и разорение. Так уж сошлось, что Оливье нашел человека, который по бросовой цене сбывал ему антикварные вещи, драгоценные камни и золото. Все шло гладко, но этого чиновника казнили, после страшных пыток тот назвал среди прочих своих клиентов и Оливье. Он был арестован, как только прилетел. Ему еще повезло, его могли сразу убить – аресты и тюрьмы были не главными инструментами в истреблении людей.

Никто не стал разбираться, кто он и откуда. Сначала его бросили в клетку в высоту – один метр, шириной – полтора, там он пробыл в скрюченном состоянии, питаясь полусырым рисом около месяца. Затем его привязали к железной кровати, и стали пытать электрическим током, ничего не спрашивая, зато рассказывая о преимуществах бесклассового общества, он плохо слышал эти лекции, проваливаясь в бессознательное состояние.

Приказа о его уничтожении не было, поэтому с ним поступали как со всеми, регулярно били палками, держали на цепи, иногда кормили…

В декабре 1978 года вьетнамские войска, на протяжении многих лет конфликтовавшие с «красными кхмерами» из-за спорных приграничных районов, силами нескольких мотопехотных дивизий при поддержке танков вступили на территорию Камбоджи. Страна пришла в такой упадок, что из-за отсутствия телефонной связи приходилось доставлять боевые донесения на велосипедах.

А в начале 1979 года вьетнамцы уже заняли Пномпень. За несколько часов до этого Пол Пот покинул опустевшую столицу на белом бронированном «мерседесе» и отправился в Китай, предоставивший ему убежище.

Вьетконговцы вошли в разрушенный город, безлюдный, поросший буйной тропической растительностью, заваленный мусором. Тюрьму уже никто не охранял, и оставшиеся в живых узники оттаскивали умерших в общие могилы. Оливье уже несколько дней не подавал признаков жизни, он лежал у стены, прикованный за железный ошейник. Когда его потащили к яме с трупами, он, к счастью, открыл глаза…

Бернар и Ольга

Как и все иностранцы в Москве, французы жили небольшой колонией, где все всё знали о друг друге.

Когда Оливье уезжал, Ольга общалась обычно с дамами. Многие из них хорошо знали Бернара, а некоторые даже весьма близко. Конечно, прямо об этом никто не говорил, но какие-то нюансы, намеки расставляли все на свои места. От них она узнала, что Клер уехала с детьми и что Бернар ждет развода. Некоторые дамы осуждали ветреную Клер, другие ее жалели, а третьи многозначительно помалкивали. Эти новости, честно говоря, порадовали Ольгу. Клер была очень красива и кокетлива, рядом с ней Ольга чувствовала себя гадким утенком. А теперь она звонила ему каждый день, ей было все равно, о чем говорить, лишь бы слышать его голос.

Наконец, Бернар пригласил ее в «Шоколадницу» у метро «Октябрьская», поговорить начистоту.

– Я буду там с 15.00 до 15.20, сможешь – приходи.

Она еле смогла заставить себя к нему подойти. Руки, ноги тряслись, на лице страдальческая гримаса.

– Что случилось?! Оливье? Анна? – он взял ее за руку…

Тут слезы хлынули у нее из глаз, она никак не могла перевести дух.

– Выпей! – Бернар протянул ей стакан воды, который наполнил из бутылки Нарзана, стоящей на столе.

Ее зубы стучали о края стакана.

Бернар встал, расплатился, и, взяв ее за руку, вывел из кафе. В машине она сидела тихо, боясь пошевелиться, изредка всхлипывая.

Он привез ее в совершенно незнакомую квартиру, на окраине Москвы.

Посадил ее на диванчик на кухне, занялся кофе.

– И давно это с тобой? – спросил он.

– Не знаю, – хрипло прошептала Ольга.

– До чего ж ты себя довела! Это вредно, красавица! Такие красивые глаза должны всегда улыбаться! Он провел рукой по щеке, и ее снова затрясло.

– Нет! Кофе лучше потом! – Подхватив ее на руки, он отнес ее в соседнюю комнату, большую часть которой занимала кровать.

Она боялась, что он будет о чем-нибудь спрашивать, а ей нечего сказать. Но нет – он не спрашивал ни о чем, только был очень нежен с ней.

Каждое его прикосновение доводило Ольгу до исступления, поэтому, наверное, он дал ей возможность испытать оргазм прежде, чем вошел в нее. Затем, дав ей отдохнуть и угостив кофе, любил ее еще и еще.

Потом они сидели на кухне, она, усталая и счастливая, а он, слегка удивленный, спрашивал:

– Зачем было так страдать? Все ваше советское воспитание!

– Я люблю тебя!

– Да, ты думаешь, это незаметно?

– Я люблю тебя!

– Я рад, что твое сердце полно страсти – это украшает женщину. Ты просто не представляешь себе, как ты светишься. Жаль, что не Оливье зажег этот светильник.

– Я не могу без тебя!

– Ну и не будешь! Только у меня есть еще работа и некоторые правила приличия, которые я немного соблюдаю. Совсем-то нельзя без них. Есть чудаки, которые обижаются. Поэтому я сам тебе позвоню, когда освобожусь. А ты не звони…

Бернару она нравилась, что-то было в ней такое, искреннее, наивное, природное… Они встречались, два-три раза в месяц, ей этого вполне хватало. Она и не знала, что близость бывает такой нежной, всепоглощающей, ведь Оливье обладал ею страстно, грубо, ему нравилась ее покорность, а что чувствует она, его не слишком волновало.

Когда она очередной раз пришла в парикмахерскую, Сергей сказал:

– Молодец, теперь нам удобнее будет присматривать за Бернаром.

Ольге нечего было сказать на это. Она покраснела как девочка.

– Странно, что до сих пор Оливье не вмешивается, – продолжал Сергей, – видно он надолго застрял в Демократической Кампучии, а может, и не вернется, на твое счастье.

Ольга побаивалась Сергея, он хоть и был моложе ее, но ведь он ее начальник…

Она перестала ходить на вечера, коктейли, предпочитая сидеть дома, чтобы Бернар всегда мог ее застать, когда решит ее навестить. Зато занялась рисованием, я приходила к ней раз в неделю, для меня это была и подработка, и прекрасный отдых. Когда я впервые застала у нее Бернара, я была удивлена. Подумала, как она не боится? Сразу вспомнила кучу анекдотов, как муж возвращается из командировки. И, конечно, рассказала их. Но Бернар и Ольга только весело смеялись и в ответ рассказали несколько новых. Ольга просто светилась счастьем. Бернар иногда даже оставался у нее на ночь.

В рисовании она делала замечательные успехи. Её учебные работы были написаны такими чистыми светлыми тонами, что и в голову не приходило, что их автор только три месяца назад взяла кисть в руки.

* * *

Как-то в одно из воскресений, когда мы с Ольгой согревались чаем с медом – за окном лил холодный дождь, а батареи еще не затопили; в дверь позвонили. Ольга радостно вскочила и побежала открывать. На пороге стоял Бернар, совершенно мокрый и держал за рукав юношу, который стоял, опустив голову, и был не только мокрым, но и в потеках грязи.

– Ты смотри, – сказал насмешливо Бернар, – какого щенка я тебе притащил! И «ласково» ткнул того кулаком под ребра.

– Говорит, что влюблен в тебя, потому и таскается за тобой. Ты его знаешь? Ты не смотри, что он грязный, когда он спешил к тебе, споткнулся и упал в лужу! Правда, малыш? Давай, переоденем его в чистое! Вон, у него и брюки мокрые… ах да, это от лужи!

Ольга не знала, что сказать. Перед ней стоял Сергей, старательно пряча лицо, на котором красовалась свежая ссадина. Она побежала за полотенцем, а Бернар беззастенчиво расстегнул на юноше ремень и стянул брюки, после этого заботливо снял вымокшую куртку.

– Давай-давай, снимай и рубашку, а то простудишься!

Ольга не нашла ничего лучше, чем принести свой розовый банный халат. После чего гость был торжественно препровожден на кухню.

Я лихорадочно засобиралась.