Визави французского агента

Тем не менее, это существует, они хотят, чтобы элита, которой себя считают, жила в раю, а на них работали бессловесные рабы. Причем рабов нужно необходимый минимум, поэтому людей надо истреблять.

– Ты что-то полную ахинею несёшь, перегрелся, наверное? – я хотела потрогать его лоб. Он перехватил мою руку, поцеловал в ладонь, потом приложил к своей щеке…

– Именно так и воспринимается эта информация нормальными людьми. Но, ни тебя, ни меня нельзя назвать таковыми? А тогда я был одним из тех, кто разрушал систему, – продолжал он, почти шепотом.

– Когда – тогда?

– Я приехал в Москву в 1979 году.

– И я ничего не знала…

– И очень хорошо! Было очень тяжело решиться, но лучше меня никто бы не сделал эту работу. Я боролся с системой, а она со мной. Любая смена руководства, и все начиналось сначала. Недоверие, проверки, допросы и все остальное. Терпеть боль меня научил еще отец, потом специальные тренировки, но надоело, честно говоря. Иногда такая тоска накатывала….

А теперь я почти свободен, свободен принимать решения. Когда в январе я снова оказался здесь, после стольких лет, у вас были жуткие морозы, но не от них меня трясло на таможенном контроле. Эти люди в форме… бездушные машины, давно я не испытывал столь острых ощущений!

– Тебе было страшно?

– Еще как! Но, возможно, это как раз именно то, что стоит любого риска. Я много делал вещей опасных для жизни, но далеко не всегда цель была достойна этого. Сейчас я приезжаю сюда как частное лицо, иногда, как консультант, я не веду здесь никаких дел. Но, естественно, за мной присматривают…

И, наверное, я подвергаю тебя ненужной опасности, хотя кажется, просчитал всё. Когда я увидел тебя, я понял, что ты воплощение теплоты, ты такая же золотая, как в молодости, даже еще ярче. Я хотел бы чаще быть рядом с тобой, Жар-птица!

Это про таких как ты, ваша сказка. Как бы я хотел тебя уберечь от всех невзгод! Но ведь ты затоскуешь в клетке!

– Как ты себе это представляешь? Поселишь на острове и будешь навещать, когда выдастся свободная минутка?

– Нет, конечно, я просто хочу хоть иногда быть рядом с тобой. У меня давно нет никаких чувств и желаний, только рядом с тобой что-то меняется. Я не могу понять, что ты обо мне думаешь, ты сама мне скажешь – так же откровенно, как всегда.

Он внимательно смотрел на меня, чуть-чуть улыбаясь.

– Да. Я люблю тебя. И всегда любила. И ты это знаешь. Где твое хваленое умение читать мысли и предугадывать события?

– Знаешь, я хотел это услышать, и я услышал, хвала Аллаху.

– Ну и хорошо. Я поехала домой. Салам алейкум!

– Уа 'алейкум ассалам! Независимая, дикая и неприступная дочь саванны! – смеясь, произнес он давно забытую дразнилку. – Тут я почитал немного из книги, которую ты пишешь, продолжай, пожалуйста. Только не идеализируй меня. Ты же знаешь, какой я бука. Имена можешь не изменять, но просто неудобно читать, впрочем, как хочешь, это несущественно.

– Как ты узнал?!

– И не только я. Но это не страшно. Ты художник – по настоящему, тебе все можно. Правда-правда. Дело прошлое, имена другие, между прочим, кто знает, настоящие ли имена были с самого начала этой истории, зато как интересно!

– Ты нашел несколько отрывков на сайте! Надеюсь, ты не шокирован?

– Нет, конечно. Может быть, для твоей книги пришло время?

– Ты еще скажи, что это заказная книга!

– Кто знает, кто знает? – рассмеялся он. – Сегодня я так много наговорил… Но главное, мне удалось услышать то, чего очень хотелось. Я ведь видел, что ты преобразилась, как засияли твои глаза, но я хотел уверенности! Не знаю как ты, но я только поднимаюсь. Я страшно устал, а рядом с тобой, как у родника с ключевой водой, дышится легко, и нет неправды.

– Эгоист, как был, так и остался. Всех используешь в своих целях, а потом выбрасываешь, как надоевшую игрушку. Меня это всегда забавляло. Я ведь тоже была для тебя любимой игрушкой. Не правда ли? Никому не отдал. Даже теперь. Самое смешное, мне это нравилось. Но тогда я была романтической дурочкой. Ты знал, как дергать за веревочки, и легко связал меня с собой. Вот и сам попался! Просто так – не бывает!

– Вот и рассердилась! Но все равно чуть-чуть. Все равно – золотая и моя.

– Но ведь и ты мой. Скажи честно.

– Конечно! А что я здесь делаю? Увы, мы в ответе за тех, кого приручаем. Я пытался уйти от этого ответа. Может быть… понимаешь, когда любишь не сильно, можешь пожертвовать человеком, а тобой – я не мог. Иногда ситуация складывается так, что ты обязан отдать фигуру, чтобы победить, что я и делал довольно часто. Это страшно неприятно, наверное, и оправдания мне нет среди нормальных людей.

– Какое милое, нейтральное словечко – «неприятно». Фи! Какая гадость! Погибает кто-нибудь, а ты говоришь: «Как противно!»

– Все равно золотая, даже когда злишься!

– Ты хоть меня слышал?

– Ну и что? Ты моя?

– Увы, да!

– И я твой. Неизменно, всегда, и я тебя вижу, могу прикоснуться. Это счастье. У тебя своя жизнь, у меня своя, но мы можем иногда быть вместе. Назло судьбе. Я не жалею ни о чем, я тебя сохранил!

– Сложил в баночку и завинтил крышечку. Молодец! Ты гордишься тем, что ушел от ответа! Не захотел мной рисковать? Конечно, решения принимаешь ты. Всегда и во всем! Но теперь я не жду больше ничего, у меня есть все. Это как смерть. Теперь можно закрыть глаза. Ты часть меня, которой мне очень не хватало, а теперь мы соединились.

– Инь и янь, – прошептал, улыбаясь, Марсель.

Грезы

Похоже, он лучше меня знает, чего я хочу. Я села в черный Saab, Марсель попросил меня пристегнуться.

И мы понеслись. Я давно не ездила в машине, иногда, только в такси, по необходимости. Отвезти или забрать картины с выставки, перевезти что-нибудь тяжелое. А так все больше на метро или троллейбусе. А тут понеслись. Сначала вроде ничего, центр, все-таки, а потом, уже на третьем кольце, мы полетели с сумасшедшей скоростью. Не было ни визга покрышек, ни рёва мотора, в машине была слышна только тихая музыка, Моцарт, по-моему. Но скорость! У меня замирало сердце!

Вдруг слева показалась низкая, серебристая машина, которая начала нас обгонять.

– Что это за машина?

– Альфа-Ромео.

– Красивая!

Марсель усмехнулся и вдавил педаль газа, мы полетели вместе, и тут я с ужасом заметила, что шикарная серебряная ракета несется по встречной полосе! А вдали, навстречу ей огромная фура. Я закрыла глаза… только почувствовала, что мы начали плавно тормозить. Марсель повернул чуть-чуть правее и пропустил ракету, она умчалась вдаль, мигая красными огоньками.

Он получал удовольствие от скорости, но я ужасно боялась. Мы съехали с третьего кольца, проехали еще какое-то время и оказались в лесной зоне, там за высокими заборами довольно густо стояли коттеджи, о существовании которых можно было догадаться только по крышам.

Марсель подъехал к воротам, протянул руку с какой-то коробочкой, ворота открылись.

«Как в кино», – подумалось мне.

За воротами в глубине стоял кирпичный, довольно скучный дом, без украшений, без веранды, без балкончиков.

На «даче», куда он меня привез, не было ни души. Внутри все самое современное, но дизайн очень простой: ковры и подушки. Пока мы ехали, я несколько раз спросила куда, но он словно не слышал. Вообще эти мусульманские заморочки начинали меня раздражать. Сначала это было необычно и интересно, потом уже стало надоедать. Все время, как точка в конце предложения: «Слава Аллаху!», «Во имя Аллаха Милостивого, Милосердного. Вся хвала и благодарность Аллаху, мир и благословение Его Посланнику!» Он не замечал этого – это его жизнь, для него это было органично. И невозможно сердиться на него – вроде и раздражает, а вроде так и надо. Ловишь себя на словах «Ассалям Аллейкум», это становится частью тебя.