– А в Москве я видела много бродячих собак! Ой, я Вас оставлю, Вы поговорите с мамочкой, а я пойду учить русский язык.
И она упорхнула. По-другому и не скажешь, несмотря на округлые формы, а может и благодаря этой аэродинамичности, Полина двигалась очень быстро.
– Оленька, какой сюрприз! Как, откуда?
– Ты знаешь, я так счастлива, так счастлива! – Ольга опять начала вытирать слёзы. – Это было так неожиданно! Весной Полина мне позвонила. Я подумала, кто-то мерзко шутит. Но нет, это правда оказалась Полина! Она ведь росла практически сиротой, все по пансионам, закрытым колледжам. Оливье не мог ее видеть, а мачеха и не хотела. Полина всего добилась сама, и училась очень хорошо, получала стипендию и работала. Год назад окончила высшую ветеринарную школу в Нанте, стажировалась в Брикобеке, там и работает сейчас. А 29 апреля, в день рождения, к ней пришел Бернар с огромным букетом роз и объявил, что он её отец. У него даже документов не попросили, сразу было видно, что они очень похожи. Он погостил у нее, сообщил, что у нее есть и мама в далекой Москве и дал мой телефон. А потом исчез в неизвестном направлении. О нем мы с тобой еще поговорим! Мерзавец! К этому времени я уже получила свидетельство о его смерти и уже год была вдовой! Ты знаешь, каково мне было!
– Да уж!
– Полина звонила мне каждый день, хорошо, что я понимаю по-французски. А теперь вот приехала погостить. Странно, да? Моя дочь ни слова не знает по-русски! Я не думала, что я так сильно ее люблю, но вот она приехала, и я не хочу ее отпускать!
– А Софи? Как Софи?
– Сонька учится в Оксфорде, после тех событий ни разу не приехала и не позвонила. Да ну её, она вредная, я её не люблю. Не будем о ней!
Ольга не считала нужным скрывать свои чувства, и было странно слышать, что мать не любит своего ребенка.
– Ты еще об Анне спроси! Не знаю! Ничего не знаю! В разное время были попытки её найти, но в Чечне очень сложно вести поиски. Знаю только, что она жива, что у нее четверо мальчиков, и ее прячут в каком-то горном ауле. Это все, что удалось узнать. А вот то, что Полина нашлась – это подарок судьбы! Я уже заказала благодарственный молебен! Аты? Куда ты подевалась? Ты похудела и похорошела!
– Марсель приехал!
– Я так и поняла. Небось, на «Дневном дозоре» встретились? Тогда, накануне Крещения, ты меня уговаривала пойти в кино, а я не хотела в такой большой праздник идти на этот бесовский фильм, даже ради тебя. Накануне вечером я уже собиралась ложиться спать, вдруг – звонок в дверь. Я думала, что это опять соседка, которая заходила занять муки – забыла что-нибудь… Сразу открыла. Стоит этот хлыщ, ты уж прости, можно, говорит, зайти?
– Зайди, – говорю, – только недолго, я устала и спать хочу. А он отвечает «Я не принес тебе цветов, потому что они тебе не нужны, а то, что тебе нужно я не могу тебе дать». А потом взял меня за руки, посмотрел своими глазищами и так жалобно попросил: «Расскажи мне о Надежде!» Я и рассказала, все, все. А когда очухалась, смотрю, его уже и след простыл, на часах полтретьего ночи, лицо опухло, глаза красные, и я ничего не помню, что рассказывала. Но видно плакала, я ведь легко плачу!
– Я его люблю. Не знаю, что из этого выйдет, но пока я счастлива. Хотя он так редко приезжает, а я все жду, но это так греет! Только боюсь, нам могут помешать.
И я рассказала о разговоре в такси.
– Как же я это все ненавижу! Почему люди не могут жить спокойно, занимаются политикой, они думают, что они могут повлиять на судьбы мира, играют как в карты: демократия, свобода, права человека, выбор! Это ведь все слова! Они сами не живут и другим не дают! Экспериментируют на простых людях, портят им жизнь, заставляют страдать, все несчастья от этих мерзких политиков. И твой Марсель – грязный политикан! Как же я всех их ненавижу! – Ольга разрыдалась, а я понеслась накапать валерьянки, вернее налить столовую ложку настойки. Ольга страдала перепадами настроения. Я жалела, что рассказала ей о своих делах, мне не было обидно, я знала, что Марсель не подарок, но я никогда ничего не видела плохого от него, и я его люблю. А как известно, любовь зла…
Культурные мероприятия
Наступил 2007 год. С тех пор, как я съездила во Францию в 2002 году и удивлялась тамошней теплой зиме, в Москве установились почти такие же зимы. Изредка выпадал снег, но температура редко опускалась ниже нуля. Почти как во Франции, только очень темно. В снежные зимы белый снег компенсировал свинцовое небо, а теперь все стало однообразного серого цвета. Так не хватало света! Марсель специально приехал 19 января, в Крещение, чтобы отметить годовщину своего «возвращения». Хотя год – это громко сказано, наши встречи можно пересчитать по пальцам.
С утра шел проливной дождь, да-да! Вместо крещенских морозов лил нескончаемый дождь, на градуснике было пятнадцать градусов тепла, невероятная цифра для русской зимы. Но в православной вере в этот день всякая вода святая, даже из-под крана. Так что мне подумалось, что это господь омывает нас, чтобы избавить нас от тягот и болезней! Все-таки дождь в Крещение – это чудо!
Я шла на нашу встречу, пытаясь разобраться в своих чувствах. Почему я потеряла голову, когда встретила Марселя после стольких лет? Почему, ну почему, при каждой встрече душа омывалась слезами, мне было смертельно больно и сладко? Любовь? Это затасканное слово любовь… Что же оно означает? Для меня – бесконечную боль, которой все время мало. Когда-то у нас были первые свидания, нежные чувства, у меня только начала зарождаться любовь, и вдруг ОН исчез из моей жизни, сразу и навсегда. Этот хрупкий росточек нежности я бережно спрятала на самое дно души, завернула в лепестки осыпавшейся мечты. И больше не трогала, хотя время от времени этот росточек просился наружу, но я старательно прижимала его тяжелым советским бытом.
А теперь он как бамбук, стрельнул так, что и дух перевести невозможно. Так было все это время. Этот год я жила от встречи до встречи, я ведь привыкла ждать, я находилась, словно в стеклянной банке: все что происходило вокруг, никак не могло относиться ко мне. Я не могла ничего толком делать, перестала рисовать, единственное, что я делала, это писала книгу. Там я разговаривала с Марселем, спрашивала его совета, смотрела в его глаза. Любовь – это какое-то помешательство. Когда он приезжал, становилось еще хуже: это чувство похоже на пламя, которое пожирает тебя изнутри. Обжигающая боль была все время со мной, я участвовала в выставках, ходила на соревнования по конному спорту, писала статьи в спортивные журналы, но все это было второстепенным. Главное – это постоянная тяжесть в душе. Но вот Марсель приезжал и радовался мне как дитя, все оживало вокруг, наполнялось смыслом, и в этом мире существовали только мы.
И вот, пожар утих, перестал обжигать, превратился в огонь, который согревает и дарит свет…
– Ты изменилась, – сказал Марсель, когда мы устроились за столиком в «Сырной дырке», уютном ресторанчике недалеко от Тверской.
– Это так заметно?
– Ты стала еще красивее, твой свет стал ровным с удивительным искристым оттенком розового.
– Это ты об ауре говоришь? А то ведь сразу и не поймешь, что за лицо такое с «искристым оттенком розового»! Как ты слова то такие находишь и выговариваешь!
– Не смейся! Когда я увидел тебя в кинотеатре, ты была просто золотой, как когда-то, но после каждой нашей встречи, ты менялась, и в «Кантри» я уже испугался за тебя, ты как будто горела! Золота почти не было, были языки пламени. И вдруг, сегодня, я вижу – ты прежняя. Останься такой, прошу тебя!
– Да разве от меня это зависит?
– Не сколько от тебя, сколько от меня! И я знаю в чем тут дело… всему виной наша близость. Мы думали, что можем, наконец, принадлежать друг другу, мы так долго этого ждали, но мы опоздали, вернее я… Я не хочу, чтобы тебе приходилось обманывать мужа, ты не умеешь врать, все написано на твоем лице. И он святой, что терпел этот год и ничего тебе не говорил.
– Он не мог знать!
– Для этого знать не нужно, это чувствуется, ты изменилась, ты стала другой, я еще больше тебя люблю, если это возможно! Но я не буду лезть в твою налаженную жизнь и не буду просить тебя сделать выбор. Потому что я хочу тебя всю для себя. А ты разрываешься. В конце концов тебе придется обманывать, ведь ты не захочешь причинить боль своему супругу… Все это неправильно. Только позволь мне иногда приезжать к тебе. Главное, мы любим друг друга!
– Аналитик! Такой умный, что даже противно! Знаешь, Бернар как-то сказал, что если бы тебя не закинули в Корпус, ты стал бы нищим поэтом. А так ты запрятал все самое лучшее глубоко-глубоко, а наружу выставил колючую броню из снобизма, высокомерия и эгоизма. И все равно, ты, какой ты есть – любимый. Значит, все будет, как когда-то? Просто встречи? Хорошо, пусть так будет, потому, что просто видеть тебя, слышать твой голос – счастье!
– Это самая главная причина, но есть и другие: пока я веду себя хорошо… То есть мои действия и планы не расходятся с планами русских властей. Когда я узнал о твоей встрече в такси, которое я же тебе и заказал,, хорошо, что Бернар рассказал мне об этом, когда уже все уладил! Сейчас этих проблем нет, слава Аллаху, не беспокойся. Понимаешь в такой большой организации как ФСБ много отделов, и они не всегда согласуют свои действия. К сожалению. В Сирии Ольгу тоже подставили – хорошо, что не убили!
– Как мило! Ты мне все объяснил, теперь я буду знать: если что, то это из-за несогласованностей!
– Даже не думай! Если что! Лучше уезжай со мной во Францию!
– Сейчас, кофе допью и поедем. Ты вообще как себе это представляешь? Только что говорил, что нехорошо обманывать!
– Ты разведешься, а я на тебе женюсь, и не надо будет никого обманывать!
– А кто-то говорил, что у него любовница в Париже…
– Мы давно уже расстались, честно!
– Тогда рассказывай!
– А что тебя интересует?
– Все! Какая она, почему Вы были вместе? Почему расстались?
– Хорошо, внимай, хранительница моей души! Мечеть и медресе были построены, и организация заработала. У меня появилось свободное время, и я стал посещать театр, и почему-то именно опера произвела на меня огромное впечатление. Я открыл для себя волшебное сочетание музыки и голоса, причем я слушал это вместе, ни слова не понимая, звуки голосов, оркестр, все сплавлялось в один фантастический звук. До этого я слушал иногда отрывки арий по радио, и меня это искусство никогда не волновало. А тут появилось время, и я заглянул в оперу. Оказалось – это сказка! Я наслаждался, заказывал ложу и сидел там один, я и госпожа Музыка.
Но однажды в его одиночество ворвалось облако света. Это произошло в Авиньоне. Сидел себе в темной ложе и, закрыв глаза, слушал оперу «Коронация Поппеи», как вдруг что-то мелькнуло сквозь закрытые глаза. Он посмотрел на сцену. Какое-то золотистое пятно пульсировало там. Голос был потрясающий, глубокое сопрано. Только он никак не мог разглядеть саму певицу – золотистая вуаль скрывала ее.
– Аура, как у Надежды, – подумал Марсель.
В антракте по телефону он заказал букет из садовых ромашек, и, когда постучался в гримерную к актрисе, цветы были уже доставлены.
Сильви была не похожа на Надежду ни внешне, ни внутренне.
Но их объединяло золотое облако. Сильви была избалована и капризна, но не могла терпеть около себя грусти. Она сразу постаралась развеселить Марселя, ей это удалось. Он в долгу не остался, она ему – театральные байки, а он ей – изысканные комплименты. Он появлялся на всех ее выступлениях. Она была приятно удивлена его настойчивостью, ее забавлял этот европейский мусульманин. Марсель же чувствовал к ней огромное влечение. Они стали жить вместе. Через некоторое время Сильви поняла, что беременна. Всю жизнь она избегала этого ради карьеры, но теперь, когда ей уже перевалило за тридцать, она решила оставить ребенка. Прервав контракт, она уехала к родным, сказав Марселю, что хочет разобраться в своих чувствах.
Он был огорчен, но она попросила его не приезжать к ней, и исчезла с его горизонта и со сцены на целый год.
Из-за родов голос у Сильви начал меняться и стал почти меццо-сопрано, но еще очень неустойчивый. Поэтому она больше не смогла петь в опере, выступала только на концертах, и с только теми ариями, которые получались чисто. Когда Марсель мог, он приезжал на ее выступления. Он слышал, что у Сильви малыш, но решил, что это его не касается, тем более Сильви не захотела больше с ним встречаться, справедливо полагая, что из-за него её карьере оперной певицы пришел конец. Постепенно их пути разошлись.