Любовь – это розы и хлыст

– Неужели нет никакого выхода?

– Наверное, есть, – протянула Белла. – Только я его не знаю. Ты поспи. А там и обед скоро.

Она повернулась ко мне спиной и снова захрапела. А я лежала, сотрясаемая дрожью ужаса и отчаяния. Никто не поможет мне! Я умру, умру так скоро!

Я долго плакала, а потом заснула от изнеможения.

Мне приснилась Агора. Во сне она обняла меня нежными руками и прижала к своей груди. Было так тепло и уютно!

– Не грусти, – сказала она. – Не отчаивайся. Тебе будет трудно, но я помогу. Я буду отгонять от тебя зло. Правда, силы мои невелики, но я постараюсь…

Она улыбнулась, и мне показалось, что вокруг стало светлее…

Я проснулась, полная надежд и ужасно голодная. Может, обед уже скоро?

Проснулась и Белла. Она показала мне, где стоит горшок, и очень вовремя! А потом мы просто болтали ни о чем. Мне уже не было так страшно. Я рассказала Белле о том, что натворила в своем родовом замке. Она пожалела, что у меня нет моего stiletto. А то мы бы закололи сестру Чечилию, подняли бунт на корабле и велели бы команде везти всех нас на Теплые острова. Размечтались!

Я, правда, не поняла, что это за острова. Белла просто сказала, что там круглый год спеют персики и виноград, нет холодов, можно просто жить в хижине из листьев, пить воду из ручья и загорать на солнышке. Глупости какие-то…

Тут в дверь нашей каюты громко постучали.

– Обед! – радостно завопила Белла. Я тоже приободрилась.

Дверь открылась и на пороге каюты появилась тощая фигура в черном. В одной руке она держала дымящийся котелок, распространявший аромат вареных бобов, в другой – деревянный поднос с единственным куском хлеба.

– Бамбина Белла, вам положены вареные бобы. – Сказала она. – Подойдите и возьмите котелок.

Белла вскочила и подбежала к ней.

– Сначала молитву, бамбина, – строго рыкнула раздатчица.

Белла кивнула и молитвенно сложила ладошки:

– Воздаю благодарение Великим Спящему, подателю пищи и всяческих благ. Снизойди на меня, милость божья, и помоги мне исправить мои дурные наклонности!

– Вы прочли молитву слишком поспешно, – с укором сказала худышка. – Но так и быть, вот вам ваши бобы.

Она протянула котелок Белле. Та схватила его и, усевшись на стул, стала руками выхватывать из котелка горячую смесь из толченых бобов и каких-то пряностей. Я ее понимала, у меня тоже живот подвело.

Худышка посмотрела на меня.

– А вам бобовая каша не положена, бамбина Норма, – строго сказала она. – Сестра Чечилия сказала, что вы нарушили правила и вышли на палубу. Поэтому вы получаете только этот кусок хлеба. Подойдите и прочтите молитву.

Я подошла и крикнула ей в лицо:

– Передайте сестре Чечилии, что она дура! Я готова съесть целого жареного быка, а она посылает мне только кусок хлеба! Будь она проклята!

– Вы отвратительная девочка, Норма! – рявкнула раздатчица. – Вы и этого хлеба не получите! Голодайте до завтрашнего утра и мечтайте о жареном быке!

Она злобно ухмыльнулась и, повернувшись к нам спиной, ногой захлопнула дверь.

Я стояла и стискивала кулаки от гнева. И услышала рассудительный голос Беллы:

– Ну ты и дура! Чего ты добиваешься?

– Справедливости.

Она захихикала.

– Так ты долго не протянешь! Ешь теперь свою справедливость вместо хлеба!

И она сунула в рот пригоршню толченых бобов.

У меня закрутило в животе.

– Может, ты дашь мне немного своих бобов? – жалобно спросила я у Беллы.

– Еще чего! – ответила она сердито. – Мне и самой-то мало. Каждый сам за себя. Вот это и есть справедливость.

Она принялась уплетать бобы с удвоенной силой, а я сидела и сглатывала слезы. Она была права. И что у меня за язык! Ляпнула, что не надо и не получила даже куска хлеба!

Через некоторое время Белла прекратила чавкать. Она попыталась вылизать котелок, но не получилось.

Снова открылась дверь. На пороге появилась сгорбленная старушонка.

– Привет, Вонючка! – радостно воскликнула Белла.

– Давай свой котелок и горшок, бамбина, – проскрежетала старушонка. – А не то придется тебе какать в собственный карман.

И обе захохотали. Я легла и повернулась к ним спиной.

Но заснуть не могла.

Глава седьмая

Ту неделю, что нас везли на корабле на остров Инкубо, я помню не очень хорошо. От потрясения у меня стали повторяться судороги, и чтобы я поменьше кричала от боли, мне стали давать сонные маковые капли. Всё становилось каким-то призрачным, я спала и не спала, почти ничего не ела – от сонных капель пропадал аппетит.

Потом, наверное, сестра Чечилия испугалась, что я умру от истощения и плохих условий, и велела перевести меня в корабельный лазарет. Я помню, как лежала на койке, застеленной простынями, укрытая теплым одеялом, а корабельный лекарь с ложечки поил меня сахарной водой, кормил пшеничным хлебом с маслом.

– Как вас зовут, мессире? – спросила я его, как только смогла говорить.

– Лекарь Марсино Гоцци к вашим услугам, милая бамбина, – улыбнулся он. – Кажется, вы начинаете поправляться.

– Я была больна?

– Совершенно верно. У вас слабое здоровье. Вам никак нельзя волноваться и давать волю чувствам. По вашему пульсу я определил, что сердечко бьется слишком часто. А это опасно. У вас иногда будет кружиться голова, сохнуть во рту, руки и ноги ослабеют.

– Но что же мне делать? – простонала я. – Значит, я скоро умру, да? Верно, умру. Потому что везут меня на верную смерть!