– И я!
– И вы, – с упреком проговорила она.
– И Ахмед тоже, да вообще вся семья.
Вот так оно и бывает. Притупили бдительность, а сами… И ведь ни одна зараза не сказала о том, что затевает Оливия. Знали и молчали!
– А сестричка-то на меня похожа, – заметил Фахим, наклоняясь к малышке.
– Глупости, – снисходительно уронил Фархад, – на меня.
– Разуй глаза, братец! Вылитый я в детстве.
– Видел я тебя в детстве – противный мелкий мальчишка, ничего общего.
– А ты…
– А меня ты не мог видеть, – хмыкнул Фархад.
– Не-ет, не на вас она похожа, – протянула Салима. – Вы оба в отца удались.
– Это я удался, – тихо хихикнул Фахим. – А Фархад не удался.
– Э-э, братец, притормози!
– Так, всё, – она остановилась перед зеркалом и поправила перевязь с ребенком. – Хотите – ступайте в зал, хотите – продолжайте выяснять отношения, как дети малые.
Великий эмир хлопнул капитана ГС-флота по плечу:
– Пошли к нашим.
Самочувствие было отвратительным, настроение – ерническим. Она вышла к собравшимся с Маликой на груди, прикрывая дочери глазки от фотовспышек. Чуть поклонилась в сторону инопланетян, сидевших рядом с господином Веранну, отметив, как загорелись глаза т’Лехина. Глаза Ртхинна скрывались за темными очками.
– Я благодарю наших друзей и соседей за помощь и внимание. Что же касается моих дорогих соотечественников… Не стану лгать, что счастлива быть избранной, я к этому не стремилась, все произошло помимо моей воли. Но ваше доверие греет мне сердце. Я люблю свой народ и выполню свой долг перед ним.
Речь, по сути, была закончена. Она ее не готовила. Она вообще не собиралась выступать. Да и к чему толочь воду в ступе? Представляться послам? Распинаться о своих политических планах? Ее и так все знают, и политика ее известна.
– Когда в следующий раз вы будете недовольны моими решениями, – сказала она, – вспомните: вы сами этого хотели.
– Не будет такого никогда! – крикнула Оливия, и зал поддержал ее, рукоплеща.
– Кстати, – добавила Салима, ехидно улыбаясь, – на банкет не надейтесь, мне надо кормить ребенка.
Банкет организовала Оливия – как и все остальное, без ее ведома. Она не пошла пировать. Пусть Оливия сама празднует с официальными лицами успех своей грандиозной постановки. Но Салиме все же пришлось проявить внимание к координаторам и их представителям. Завтрак с Амбринну, обед с т’Лехином, ужин с Ртхинном. Она и думать забыла о вчерашней шутке с Оливией, но вспомнила вдруг, когда шитанн игриво спросил:
– И что это у нас за чудо? – погладив спящую крошку.
И она, чуть прикрыв веки, чтобы не выдать озорные огоньки в глазах, ответила:
– «У нас» – верные слова, господин Ртхинн. Это ваша дочь.
Посланник аж пошатнулся. Веселье вмиг исчезло с лица.
– Это… Но такого не может быть!
– Так полагают, – она неопределенно качнула головой. – Однако факт налицо, – и сунула девочку ему в руки.
– У нас не бывает детей с землянами, – прошептал он, не смея шевельнуться, чтобы не разбудить малышку.
– А что, многие пробовали? – насмешливо поинтересовалась она. – Кажется, последнюю тысячу лет контакты между нашими мужчинами и женщинами были сведены к нулю.
– Ну, – он смутился, – ведь с кетреййи детей не бывает, а вы генетически почти кетреййи.
– Почти – еще не значит идентичны, – заметила она. – Такая маленькая разница, и такой огромный эффект. Забавно, не правда ли, господин Ртхинн?
Забавно? Он не находил в этом ничего забавного. Ртхинн застыл с малышкой в руках, в глазах – оторопь и непонимание.
– Ну что же вы замерли, господин Ртхинн? – иезуитски улыбнулась Салима. – Обнимите девочку, пощекотите, что ли. Она ведь вам не чужая.
– Сотня червей могильных, – выдавил он. – Что теперь делать?
Что угодно. Сейчас с ним можно творить что угодно. Можно его добить. Ребенок не от жены для шитанн – это конец всему. Позор перед соседями, минус рейтингу клана, оборвавшаяся карьера. Можно шантажировать его. Потребовать новых уступок, тридцать процентов планетного валового продукта в качестве алиментов… Вот только незачем. Все, что Салима хотела получить от Рая, она уже получила в прошлый раз. Лишь шаловливая радость плясала глубоко внутри: поверил, поверил! Она засмеялась.
– Наслаждаться жизнью, господин Ртхинн. Дети – цветы жизни, так у нас говорят. Я не жалею, что это случилось. Малика – прелесть, разве нет? – она склонилась к его уху и шепнула: – Я бы не возражала, если бы такое произошло еще раз… как-нибудь потом, вы понимаете?
Шитанн обмяк. До него дошло, что немедленное разоблачение и смерть ему не грозит, и мышцы расслабились. Он грузно – слишком грузно и неловко для своей комплекции танцора – осел на диван и наконец посмотрел на девочку нормальным человеческим взором, как в самом начале. Маленькая, трогательная, черный пушок на голове.
– Салима, вы никому об этом не говорили?
Она поцокала языком.
– Так вот чего вы боитесь, господин Ртхинн. Как бы кто не узнал, да? Умоляю вас, не переживайте. У меня и в мыслях не было причинять вам какой-либо вред и портить наши прекрасные отношения, – но на случай появления такой мысли средство под рукой, и он это запомнит накрепко. – Я могу ради вашей безопасности даже пустить слух, что у ребенка совсем другой отец.
– Если это не повредит вашему имиджу, – сокрушенно промямлил Ртхинн.
– Абсолютно не повредит, – заверила она.
Т’Лехин, тот сразу понял, кто отец, не задавал идиотских вопросов и не подставлялся, вел беседу разумно. Ну, почти разумно, если не считать налета меланхолии с ноткой сумасшедшинки. Всплески безнадежной влюбленности, прорывающиеся порой сквозь броню самообладания, слегка смешили, но не раздражали. Салима получила от обеда с ним настоящее удовольствие – не наслаждение кошки в игре с мышкой, а удовлетворение от продуктивного разговора. Т’Лехин изменился. Возможно, если бы она захотела заморочить ему голову, то сумела бы. Но она не стала начинать – в благодарность за высказанное сочувствие, за помощь у Гъде и Чфе Вара, за сегодняшний обед.
А Ртхинн попал. С головой в трясину ушел.
Йозеф осторожно просунул голову в рубку. На вахте Джинн, и больше никого.
– Где это чудовище на двух ножках? – он на всякий случай осмотрелся.
– Вы о капитане? – весело переспросил Джинн.
– Я о его сестре!