Инга скептически хмыкнула.
– Ладно, завтра сходишь, узнаешь насчет работы. А сегодня мы с тобой уберемся после этих чертовых погромщиков.
– Ты мне дай какой-нибудь лоскут, Инга, – краснея, попросила Варя. – Я хоть Ирочке платье сошью.
– Дам. Давай сперва наведем порядок, а потом шей.
Они были подругами, но между ними уже ощущалась пропасть. Инга была хозяйкой пусть давно не ремонтированной и изрядно разгромленной, но все же собственной квартиры со всеми находящимися в ней вещами, а хозяин – барин. Варя же с ребенком и собакой не имела ничего своего: ни вещей, ни жилья, ни денег, ни работы. Она чувствовала, что, поселившись у Инги, фактически продается в рабство, но ничего другого она придумать не могла.
Утром она пошла искать работу. На центральной площади располагалось одно из уцелевших кафе, и она решила попытать счастья там. Лил сильный дождь, под ногами хлюпали подозрительно грязные лужи, бежали мутные ручейки, смывая с асфальта кровь и пепел. Варя промокла насквозь в своих матерчатых тапочках. Раньше она никогда не ходила по улицам в такой дождь, а если и случалось куда-то выйти, то брала зонтик и вызывала такси.
У здания мэрии бурлила огромная лужа. По ней шлепали сапогами, брызгая грязью, иррийцы в коричневой форме. На входной двери красовалась новая вывеска: «Особая служба», и тут же – объявление: «Требуется секретарша, владеющая местным языком».
Варя остановилась в нерешительности. Это, пожалуй, получше, чем мыть посуду или таскать подносы в кафе. Помедлив, она робко скользнула внутрь, стараясь не привлекать внимание солдат.
Перед дверью с надписью «Отдел кадров» толпились в некоем подобии очереди молодые женщины. Очередь медленно продвигалась. Претендентки выходили, как в воду опущенные, безнадежно отмахивались от расспросов. В узком коридоре было душно, присесть негде. Варя устала ждать, виски раскалывались от сигаретного дыма.
– Пойду прогуляюсь, – предупредила она девушку, что была за ней. – Вернусь через несколько минут.
В мэрии был внутренний двор с садиком, раньше мэр принимал там официальных гостей. Варя смутно помнила, как туда пройти. Когда она вышла в сад, сердце ее сжалось. Многие деревья были порублены, на земле виднелись следы костров. Под ногами ей почудились кровавые потеки.
Противоположная дверь распахнулась, во двор вытолкнули седого мужчину со связанными за спиной руками. Варя узнала его: это был военный комендант Энска. Следом волокли двух обнаженных женщин – его жену и старшую дочь, – и маленького сына, еще дошкольника. Варя вздрогнула, предчувствуя ужасное. Ее не было заметно за кустами, но она хорошо видела полковника, который еще совсем недавно не был седым, и его плачущих домочадцев.
Один из иррийцев достал лист бумаги и занудным голосом с противным акцентом стал зачитывать:
– «Никитин Сергей Валерьевич по решению комиссии особой службы приговаривается к смерти за то, что являлся полковником армии Союза Метагалактики, – последние слова он выплюнул, выражая явное презрение к этому государству, – и пытался организовать сопротивление оккупационным властям. Его семья, оказывавшая ему поддержку и укрывательство, также приговаривается к смерти. Родственникам женского пола дана отсрочка исполнения приговора в одну неделю, дабы они могли послужить это время удовлетворению всех, кто пожелает…»
Раздалось два выстрела. Полковник тяжело рухнул на землю. Маленького мальчика отбросило к дереву, и он сполз по нему, непонимающе хватая ртом воздух. Клетчатую рубашечку залило красным.
У Вари зазвенело в ушах. Она не могла оторвать взгляд от крохотного тельца. Малыш был ненамного старше Ирочки. К горлу подступила тошнота.
Женщины заголосили. Вдову коменданта швырнули на пенек, пятнадцатилетнюю девчонку – прямо на землю. Иррийцы смеялись. Варя не удержалась, ее вырвало. Ее все еще не видели. Она попыталась уползти, но в глазах вдруг стало темно.
Когда она очнулась, Солнце стояло в зените. Неверными руками она кое-как почистила одежду и, пройдя прокуренным коридором, вышла из здания. Ее шатало. Мысли о работе испарились.
– Что так рано? – встретила ее Инга. – Нашла что-нибудь?
Она молча покачала головой, без сил опустилась на стул в кухне. Инга налила кофе. Варя отпила глоток, и ее опять вывернуло.
– Да что с тобой? – Инга забеспокоилась. – Изнасиловали по дороге?
Глотнув воды, Варя прерывающимся голосом рассказала, что произошло в мэрии. Инга мрачнела с каждым словом.
– Ну, гады… и ребенка!..
Не успела Варя окончательно прийти в себя, как в квартиру требовательно постучали. Инга с тяжким вздохом пошла открывать. Ввалились трое самодовольных хмырей в коричневой форме.
– Перепись населения. Давайте документы!
Инга принесла свой паспорт.
– У меня нет документов, – пролепетала Варя.
– Что значит нет? Не морочь мозги, женщина, не то разбираться будем в комиссии.
– Меня выгнали из дома, – всхлипнула Варя. – Не дали взять даже белье!
– Адрес!
– Улица Гоголя, четыре, квартира семь.
– Мы проверим, – хмуро пообещал ирриец. – И если ты соврала хоть в чем-нибудь, белье тебе вообще не понадобится.
Среди ночи их подняли с постелей.
– Сейчас, сейчас, – раздраженно протирая глаза, Инга поплелась открывать. – Господи, никакого покоя ни днем, ни ночью!
За дверью снова стояли трое коричневых, на этот раз другие. Один – с блестящим треугольником на рукаве, судя по всему, старший по званию. Он нетерпеливым жестом отстранил Ингу с дороги, вошел и указал на выползшую из комнаты Варю.
– Затонская Варвара Михайловна?
У него в руках был Варин паспорт. Она поспешно кивнула.
– Где Роман Затонский?
Варя опешила. Она не ждала, что ее будут спрашивать об этом.
Офицер истолковал ее молчание как нежелание говорить.
– Я спрашиваю, где он? Нам известно, что генерал Затонский около недели назад прибыл в Энск. Где твой муж, дерьмо и моча?
– Он… он умер, – выдавила Варя. Ей и так было тяжело, а теперь они заставляли ее вспоминать об этом.
– Да ну? – саркастически переспросил офицер. – Здоровый мужчина – бац, и умер в течение недели?
– Он погиб.
– Н-да? В рядах защитников Энска его не было. Машинка задавила?
Варю коробил его откровенно издевательский тон. Разве можно вот так говорить об умершем? Впрочем, она уже начинала понимать, что от этих коричневых можно ожидать любого кощунства.
– И где же он похоронен? – допытывался ирриец.
– Н-нигде…
– Вот как? Оставлен на растерзание бродячим дерьмоглотам? Непохоже, очень непохоже на любящую жену… да и на простую знакомую даже!
– Я говорю правду! – закричала Варя. – Я не могла его похоронить, я и сама едва ноги унесла. Он погиб при пожаре на складах, его завалило, я ничего не могла сделать. Честное слово…