– Надо идти дальше, – голос ее был хриплым. – Они могут перелететь речку на вертолетах.
В глубине души она сомневалась, что ради нее коричневые пойдут на такие хлопоты, но уж очень она была запугана. Она хотела исключить малейшую возможность попасть к ним в руки.
Они брели через лес напролом, не выбирая тропинок. На тропинках легче попасться. Сердца замирали от гулкого уханья сов, от дальнего воя и странных нечеловеческих криков. Варя не хотела задумываться над тем, кто их издает.
Постепенно светлело. Ночная живность уступала место дневной. Низины затянуло густым туманом, в котором не было видно собственных ног.
– Ирочка хочет кушать, – пожаловалось дитя. – Мама, здесь есть ягоды?
– Потом, – отмахнулась Варя.
Они устроили привал у ручья, когда Солнце поднялось уже высоко. Ирочка приглядела ягодные кусты и обрывала их, половину отправляя в рот, а другую половину – в лист лопуха. Варя в это время плескалась в ручье, смывала глубоко въевшуюся грязь, стирала платье и белье, отскребала тапочки. Потом загнала в ручей слабо сопротивлявшуюся Ирочку и вычистила ее с ног до головы. А когда наконец собралась отдохнуть, то вспомнила, что иррийцы могут уже висеть у них на хвосте.
Они снова двинулись в путь. Варя старалась держать прежнее направление: чуть наискосок от перпендикуляра к речке, но у нее было в этом очень мало опыта, если не сказать – совсем никакого. Кроме того, ночью они плутали без всяких ориентиров. Однажды они наткнулись на свои следы.
К вечеру набрели на деревню-развалюху. Обе валились с ног от усталости, от голода сводило животы. Варю мучила тошнота – то ли от голода, то ли от грязной воды, то ли ягоды были несъедобны. Она направилась к ближайшей хатке, чтобы попроситься на ночлег, но в ужасе остановилась у калитки. На заборе висела ее отксерокопированная фотография с подписью: «Особая служба разыскивает опасную преступницу. За информацию гарантируем вознаграждение».
Как же они успели, потерянно подумала Варя. Что же делать теперь? От колодца на них уже подозрительно косилась девица в платке. Варя непроизвольно ссутулилась, сжалась, искривила лицо, чтобы стать непохожей на себя. Девица сделала к ней движение, потом вдруг осеклась, уставившись куда-то вправо.
По тропинке меж заборов медленно приближались двое иррийцев в коричневых формах. Девица бросила ведра у колодца и боязливо юркнула в хату. Варя, обмирая от страха, затаилась в кустах, зажимая Ирочке рот, чтобы ненароком не привлекла внимание. Коричневые прошли мимо, разговаривая на своем языке, но Варя еще долго не решалась шевельнуться.
– Эй! – послышался вдруг громкий шепот. – На, возьми!
Давешняя девка, воровато оглядываясь, протягивала ей авоську. Варя машинально приняла.
– Уходи скорее, – зашептала девица. – Не знаю, почему тебя разыскивают, но у нас в селе народ жадный. За вознаграждение, пусть даже в иррийской валюте, самому черту продадутся. Уходи подальше, поняла?
Они снова заночевали в лесу. Шли, сколько могли, потом Варя села прямо там, где стояла, распаковала авоську. Там была связка сушек, кусок сыра, пластмассовая бутыль с водой, спички и одеяло. Ирочка тотчас же захрустела сушками, да так, за едой, и заснула. Варя аккуратно вынула у нее изо рта недогрызенную сушку, подтащила дочку поближе к себе и завернулась в одеяло. Во сне ей мерещилась дорога, бесконечная дорога под стертыми ногами, а по пятам – погоня… Сон был не лучше яви.
Не успело встать Солнце, а они опять шли в неизвестность. Прошлая, мирная жизнь в холе и довольстве казалась Варе нереальной. Реальность была перед глазами: скользкая грязь, мокрые тяжелые ветки, так норовящие хлестнуть по лицу, сучья и корни, рвущие тапочки и ранящие ноги, злые комары и прочие противные насекомые – она прежде и не знала, что бывает столько назойливых насекомых. Ни косметики, ни ванны, ни даже кофе. Вернется ли это когда-нибудь? Варя не надеялась.
– Стой! – раздался внезапно повелительный голос, и Варя уловила лязг затвора. – Кто такие и куда идете?
В голосе не слышалось иррийского акцента.
– Помогите, люди добрые! – взмолилась Варя.
В опергруппе сопротивления были наслышаны о генерале Затонском. Варю и Ирочку накормили, напоили, дали таблеток от простуды – на всякий случай. Но дальше вышла заминка.
– Остаться с нами вы не можете, – сказал командир, как отрубил. Видно было, что эти слова даются ему трудно. Мужчина средних лет, наверняка жена дома осталась, может, сейчас оказалась в такой же ситуации… Но пересматривать свое решение он не собирался. – Сама видишь, – он неловко кивнул, приглашая посмотреть вокруг, – мы опергруппа, а не армия с обозом. Спим на голой земле, готовим на костре, пленных не берем. Мы не можем таскать при себе женщину с дитем. Есть деревни, где особая служба еще не расхозяйничалась, вот там и проси приюта. А то найди лесную сторожку и хоронись в ней. Как хочешь. Но с нами тебе все одно не по дороге.
Ей позволили переночевать у костра, а утром дали с собой припасы и ненавязчиво попрощались. Варя чуть не расплакалась.
– Мама, мы теперь всегда будем ходить по лесу? – спросила Ирочка.
Варя не ответила. Она боялась отвечать на этот вопрос.
День они проплутали. Командир опергруппы дал Варе компас и карту, но она не умела ими пользоваться. Наткнулись еще на одну деревню. Объявлений о розыске там не было, но дать приют никто не согласился. Была перепись населения, объяснили ей, составили списки. Если обнаружат лишнюю бабу без документов – конец и ей, и тем, кто пустил в дом.
В следующем селе повторилось то же самое…
На рассвете Варя поняла, что забрела в болото. В темноте, да и от усталости не заметила, что деревьев становится меньше, а мох под ногами угрожающе прогибается, как вдруг провалилась по пояс.
Ирочка испуганно заверещала. Варей овладела паника, она отчаянно забарахталась, пытаясь выбраться на поверхность, замолотила руками. Мох под ее пальцами обрывался, а мутная жижа на дне пыталась всосать ноги.
– Помогите! – закричала она, потеряв от безнадежности страх оказаться в руках врагов. – Хоть кто-нибудь, помогите!
– Мама! – запищала Ирочка. – Мама, не тони!
Она стояла на колышущемся ковре мха на четвереньках и тянула к матери ручонку. Варю охватило непреодолимое желание схватиться за нее, но малая частица разума, еще сохранившая способность трезво мыслить, подсказывала, что у девочки не хватит сил вытащить взрослую женщину, что ее саму затянет в трясину.
Неожиданно в поле зрения Вари попала еще одна рука – волосатая, большая. Она подняла голову. На мху распластался небритый мужик звероватого вида, он аккуратно подползал ближе.
– Помогите! – умоляюще вскрикнула Варя и протянула к нему руки.
Мужик оценивающе посмотрел на ее пальцы, одним движением сдернул обручальное кольцо и медленно пополз обратно.
Варя кричала, не веря, пока он не исчез из виду.
Она выдохлась. Горло саднило от крика. Она уже по грудь была в болотной воде, и тело ниже пояса постоянно чувствовало мелкие укусы. Наверное, пиявки уже вовсю сосали кровь. Холодная грязь обнимала ее все жаднее, но сил сопротивляться не осталось.
– Мамочка! – рыдала малышка. – Мама, я боюсь! Мамочка, вылезай скорее…
Ее безнадежный плач постепенно затих, только слезы ползли по щекам.
Варя не сразу поняла, темнеет ли у нее в глазах или смеркается – настолько она отключилась, не в силах осознанно переживать то, что ей выпало. Только вдруг обнаружила, что стало значительно темнее, а напротив лица светятся две желтые точки. Между ними сверкнули зубы, и раздалось глухое рычание. Волк пришел за еще живой, но угодившей в ловушку добычей. Варя зажмурилась. Она уже смирилась с тем, что умрет, и лишь надеялась, что волк сделает это быстрее и милосерднее, чем равнодушное болото. Она почувствовала горячее дыхание совсем рядом, а потом на плече сомкнулись острые зубы, больно разрывая кожу и мясо…
Внизу чавкнуло. Жижа плотоядно присосалась к голеням и бедрам, не желая отпускать. В лицо плеснула тухлая вода, и она, отфыркиваясь, испуганно открыла глаза. Только что она стояла, а теперь находилась в горизонтальном положении. Трясина ослабила хватку, а за плечами вдруг полегчало – исчезла сумка, которую дали ей партизаны. И почти рядом, стоит протянуть руку, свешивалась ветка какого-то куста.
Варя потянулась к ней со вспыхнувшей заново надеждой, нереальной, как мираж, потянулась обеими руками, не обращая внимания на раздирающую боль в плече и стекающие по нему теплые струйки. Ветка, конечно же, обломилась, но ей удалось подтянуться хотя бы на сантиметр и ухватиться за другую… Она чувствовала, как отваливаются сытые пиявки. Ветки предательски ломались под руками, болото недовольно чмокало и колыхалось. Мох был совсем близко, и на качающемся ковре мха несколько волчат, рыча друг на дружку, разрывали ее сумку, выволакивая оттуда куски мяса, колбасы, курицы, а волчица давала пинка особо зарвавшимся детенышам. Кровь текла по плечу все сильнее, но Варя больше не боялась волков. Она боялась лишь потерять шаткую опору и снова упасть, оказаться во власти жадной болотной грязи.
Варя сама не помнила, как, выбиваясь из сил, выкарабкалась на поверхность. Распластавшись на мху, она тут же провалилась в забытье.
Когда она очнулась, то не могла бы сказать, прошло несколько часов или несколько дней. Сияло Солнце, испаряя зловонную болотную воду. Во рту было мерзко – наверное, нахлебалась воды. Желудок в муках дернулся, и ее вырвало.
– Мама, – пропищал детский голосок.
Чумазая Ирочка выглядывала из-за трухлявого пня. На мху валялись разодранные остатки сумки, порванная карта и обслюнявленный волчатами компас.
Варя поползла к дочери по прогибающемуся мху, не решаясь подняться на ноги. Каждое движение вызывало жгучую боль в плече, ноги, все в следах укусов, ныли.
– Мама, это ад? – спросила Ирочка.
– Да, – глухо ответила Варя. Язык едва ворочался в горле.
Глаза ребенка расширились:
– Я так и думала, что мы уже на том свете!