Брак по-тиквийски 2. Призрак Риаведи

– Вот так просто разрешила? Чего тогда насчет лодки упиралась?

– Это разные вещи! – запротестовала Тереза. – Лика вся в крови была, он хотел ее как можно быстрее доставить к доктору. Тачка ему понадобилась, чтобы жизнь жене спасти. А лодка – чисто для удовольствия.

Она взяла приготовленный тазик и двинулась по саду, обрывая с кустов серповидные плоды.

– Кстати, – вспомнила она, – что ты сказал Хэнку про лодку?

Ильтен пожал плечами.

– Сказал, что не могу ею распоряжаться. Что дом, двор и все, что здесь находится, в том числе лодка, принадлежит не мне, а твоему любовнику. И в его отсутствие лодку надо просить у тебя, а не у меня.

– Что?! – Глаза Терезы расширились. – Ты ему такое сказал? Ах ты зараза! – Она швырнула в него плодом; он увернулся и невозмутимо спросил:

– Разве я где-то солгал?

Тереза засопела. Ей очень хотелось открутить Ильтену голову. И в то же время было стыдно перед ним оттого, что это действительно правда.

– Ты настаивала, чтобы я не отдавал лодку, – напомнил Ильтен. – Но если лодка моя, я не вижу причин не дать ее господину Хэнку попользоваться. Мы ведь с ним не враги, а добрые соседи. А если лодка не моя, то ко мне вопросов нет. Ты же этого и хотела.

Она сердито кинула плод в таз.

– Что он теперь обо мне подумает?

– Ты бы поразмышляла над тем, что он подумает обо мне.

Завтрак прошел мирно. Тереза чувствовала себя слегка виноватой, как всегда, когда речь заходила о ее отношениях с Маэдо. И впрямь, Хэнк может подумать, что Ильтен – плохой муж, неспособный обеспечить жену, раз живет в доме ее любовника. Выходит, Ильтен рискнул своей репутацией, чтобы с лодкой вышло по ее. Неудобно.

Чтобы отвлечься от этих неприятных мыслей, Тереза стала думать о другом. Вот интересно, что произошло с Ликой. Это супруг ее так приложил, что сам испугался? Или несчастный случай? Крови многовато для обычных побоев, тут без чего-то серьезного не обошлось. Хэнк же не совсем дебил, чтобы пырять железом кормящую мать?

Черт возьми! Как она об этом сразу не подумала? Где их ребенок? В машине его точно не было. Она вскочила – мелькнула мысль: надо бы сменить брюки на юбку, но тут же ушла, – и помчалась к даче номер 4. Ребенок заходился в крике, лицо посинело, ручки и ножки беспорядочно дрыгались. Пеленки были мокрые насквозь. Тереза забегала по дому в поисках чистого детского белья, нашла, вымыла и переодела малыша. Он, похныкивая, стал искать грудь.

– Голодный, – сочувственно констатировала Тереза. – Откуда ж я тебе молоко достану? Коров тут нет.

Она понесла ребенка к себе, машинально баюкая. Ильтен уставился на него:

– Что, бросили младенца одного? Ну, дает этот Хэнк!

– Господин Хэнк, – ехидно поправила Тереза.

– Изверг он! Родного сына забыл.

– С сыном пока ничего непоправимого не случилось, – рассудительно возразила Тереза. – А вот с Ликой – могло, нельзя было медлить. Хоть бы он успел ее до города довезти!

Ребенок снова заплакал, и Тереза распорядилась:

– Сходи за сгущенкой.

Малыш и из соски, наверное, не умел пить как следует, привык больше к материнской груди. Но единственное, что могли предложить ему Ильтены – разбавленное сгущенное молоко с чайной ложечки. Он давился, кашлял, плевался, но деваться было некуда. Так или иначе, часть еды попала по назначению, и измученный ребенок уснул. Тереза обтерла мокрым платком уделанную сгущенкой мордашку и положила его на большую подушку – он целиком умещался на ней. Ильтен предусмотрительно подсунул кусок полиэтилена.

Хэнк с женой вернулись только через неделю. Полдекады, иначе говоря. Лицо у Лики было совсем бескровное и выражало готовность упасть в обморок в любой момент. Опираясь на руку мужа, она с трудом преодолела ступени крыльца и огляделась. Спину пробрал холодок. В доме было пусто и тихо.

– Билле, – прошептала она, – а где Дени?

Хэнк вздрогнул, даже не сделав ей замечание, что она пристает к нему с расспросами, не спросив разрешения. О ребенке он как-то не подумал. Им всегда занималась Лика, от него никаких усилий не требовалось – разве что подождать несколько минут, пока она закончит возиться с сыном. Когда с Ликой стряслось несчастье (вот бестолковая дура, ну зачем она взяла его нож, он же запрещал), он был полностью поглощен этой заботой, ни одна мысль в голову не шла, кроме как «хоть бы не потерять жену». И вот теперь… Зохенов хвост, куда же делся малец? Его сыночек, его гордость, его вклад в демографию страны…

Он бросился обратно к машине. Может, Ильтены что-то знают?

Розовая легковушка едва вписалась в проем ворот и с визгом затормозила посреди двора номер 12. Тереза, накрывающая на стол в беседке, подняла усталый взгляд. Эти ночи она недосыпала: малыш, у которого пучило животик от сгущенки, орал по ночам и капризничал, ей приходилось уносить его в комнату наверху, чтобы он не будил Ильтена, и часами укачивать. Из машины, не дожидаясь ее полной остановки, вывалился Хэнк с перекошенным лицом. Тереза невольно сделала шаг назад.

– Госпожа Ильтен, – задыхаясь, пробормотал он, – вы случайно не видели Дени? Моего ребенка…

Жалко это прозвучало, почти безнадежно. Тереза поняла: перекосило Хэнка не из-за агрессии, а от ужаса, что случилось непоправимое.

– Видела, – тут же ответила она. – И седьмой день вижу почти постоянно, умаялась уже.

– Где он? – Хэнк в натуральной истерике. – Если вы знаете…

– Тихо! – гаркнула она. – Сядьте тут. – Она указала на подновленный деревянный стул, и Хэнк послушался привычного по армии командного тона. – Сейчас принесу.

Тереза сходила в дом и вынесла ребенка. Спящего, как ни удивительно. Обманчиво тихого и милого, в чистеньких цветастых ползунках. Хэнк протянул к нему руки, схватил, прижал к себе. На глазах у него что-то блестело.

– Госпожа Ильтен, я… я… – Он не смог сформулировать, что хотел сказать, и голос к тому же сел.

Она плеснула в бокал водку из бутылки, стоящей на столе, сунула Хэнку. Тот выпил, с трудом протолкнув содержимое внутрь. Подействовало: в глазах появилось осмысленное выражение.

– Я забрала его к нам утром того дня, – сообщила Тереза. – Все время он был у нас.

– И не давал нам нормально спать, – проворчал Ильтен, сойдя с крыльца. – Кто бы мог подумать, что от такого мелкого человечка может быть столько шума.

– Извините, – смутился Хэнк.

Лично его ребенок по ночам не будил, бегала к сыну Лика. Но возражать он не стал.

– Да ерунда, – великодушно махнула рукой Тереза. – А что с вашей женой? Она в порядке?

– Да, спасибо. Спасибо, госпожа Ильтен. – Он снова погладил спящего Дени. – Я, пожалуй, пойду к ней.

– Сидеть! – рявкнула Тереза. – Не раньше, чем пообедаете с нами. Могу на деньги поспорить, что все это время вы не питались как следует.

Ильтен слегка забеспокоился о деньгах, но тут же передумал. Он, пожалуй, и сам мог бы поучаствовать в этом споре на стороне Терезы. Однако Хэнк не собирался спорить. Взял предложенную тарелку с супом и дисциплинированно съел.

Лика была очень слаба после болезни – так она называла происшедшее с ней. Почти все время она лежала на раскладушке в садике и грызла фрукты. Муж в виде исключения взял на себя часть ее обязанностей, готовил еду – весьма специфически, в солдатском варианте, простом и калорийном, Лика такое есть не могла, – занимался ребенком, с удивлением осознав, что это отнимает массу времени и нервов, только кормить его приносил жене. Поэтому поправляться Лике не хотелось. «Вот встану на ноги окончательно, – говорила она Терезе, пришедшей ее навестить, – и снова будет все, как прежде».

Мечты мечтами, а реальность сама собой. Все-таки Лика шла на поправку. Шрам на груди, конечно, останется, но лезвие не дошло до сердца, увязнув в пышной молочной железе. Не везет Лике с самоубийствами, н-да. Она сама не знала, печалиться или радоваться этому факту. Цели она не достигла, но когда вспоминалось, как больно и жутко было, то она начинала сомневаться: может, и не стоило? Жить не так уж плохо. Она все чаще вставала с раскладушки, тетешкала Дени, пыталась приготовить что-нибудь вкусненькое. И Хэнк решил, что вполне сможет посвятить одно утро любимому занятию – охоте на озере.

Без лодки, конечно, не то. Но необходимость просить лодку у госпожи Ильтен уже не так его удручала. Да, характер у нее не мед. Как только господин Ильтен терпит ее закидоны? Ну что же, и он как-нибудь стерпит. Он, Хэнк, обязан ей жизнью своего сына. Она реально помогла – и с машиной, и с Дени. Не стала вредничать попусту, откликнулась сразу на его просьбу, а потом о малыше позаботилась. Ну, и он тогда не будет упираться. Хочет на охоту – пусть отправляется с ним на охоту, зохен с ней. А если что не так, пускай муж с ней разбирается, не Хэнка это дело – чужую жену жизни учить.

Над озером стоял туман. Зябковато для летнего утра. Хэнк слегка передернул плечами, дожидаясь госпожу Ильтен у лодки. Они договорились, но предстоящая охота виделась Хэнку в гротескном стиле. Женщина и охота – понятия плохо совместимые. Шлепать по камышам, вылавливать из воды подбитую птицу в кружевном платье – смех один. И птицу же убить надо, иначе что это за охота? А для этого – как минимум попасть в нее из ружья. Лика вон себе самой в сердце попасть ножом не сумела с нулевого расстояния, разиня. Он снова передернулся, как это всегда бывало, когда он вспоминал о случившемся… о едва не случившемся. Сперва он подумал, что жена полезла за его ножом из глупого любопытства, невзирая на запрет, и, не умея с ним обращаться, порезалась. Именно на этой версии он настаивал в больнице, когда доктор в приемном покое вздумал почитать ему мораль – мол, нехорошо убивать женщину, даже если она ваша жена. Эти болваны решили, что он сам пырнул Лику, намереваясь ее убить, но на полпути передумал. Трындец какой-то! Не для того он огромные деньги за нее платил. Лика, очнувшись, отвергла предположение врачей и поддержала его версию. А уже дома вдруг начала плакать, просить прощения и умолять не наказывать ее за то, что хотела уйти из жизни. Уйти из жизни, вот дуреха! Как так можно?