Брак по-тиквийски 2. Призрак Риаведи

– Тереза! – Ильтен схватился за голову, не понимая, что делать. Не лезть же их разнимать – сметут и не заметят.

Перелом в драке обозначился, когда Тереза запнулась о цинковое ведро для полива. У Ильтена аж сердце екнуло. Но покачнувшаяся и едва не упавшая Тереза ловко выправилась, и удар Хэнка в левое плечо пришелся вскользь. Уходя, она подхватила ведро и в развороте с размаху засветила донышком прямо в лоб Хэнку. Тот на секунду выпал из действительности, засыпанный искрами, и Тереза повторила еще дважды. Хэнк тяжело рухнул на колено, рефлекторно поднеся руку к лицу – крепкий все же мужик, не упал без чувств. В глазах троилось, в ушах стоял нарастающий звон. Рука дрожала. Колено подкосилось, и он медленно осел на землю, не справляясь с головокружением.

Добить его сейчас ничего не стоило. Но Ильтен подбежал к Терезе, обнимая, бормоча какую-то успокаивающую ерунду, гладя по спине. Она опомнилась. Она же не на войне, черт возьми.

– Пойдем, Тереза. – Ильтен аккуратно потянул ее к воротам. – Идем скорее домой.

Лика тихо плакала, трогая шею.

Роскошное платье было изорвано, измято и изгваздано. Как ни был Ильтен скуп, он признал, что с ним придется расстаться, и сам выбросил в мусорный контейнер. Да и до платья ли, когда Тереза вся избита? Хэнку не удалось ее достать, но перекаты, кувырки и прочие резкие маневры среди кирпичной крошки, камней, веток и стволов сделали свое дело: руки и ноги исцарапаны, тело в синяках. Ох, дорого заплатит за это Хэнк! Нынче, когда Ильтены легализованы, ничто не помешает подать в суд на наглого соседа. Избивать чужую жену никому не позволено. Будь ты хоть насквозь контуженным ветераном дюжины войн, надо держать себя в рамках. Хочешь руки поразмять – у тебя на то своя жена есть, а постороннюю не замай. Ох, и огребешь же ты! Он помогал Терезе, размякшей после ванны, смазывать синяки и царапины, а мысленно метал громы и молнии. Страшная месть ему даже ночью снилась.

Утром он изложил Терезе план действий. Им нужно отправить заявление в службу охрану безопасности по электронной почте, потом позвонить Маэдо и вызвать группу захвата, чтобы скрутили зохенова Хэнка и отвезли в тюрьму дожидаться суда. Затем связаться с другим отделом, чтобы забрали Лику и препроводили к новому диспетчеру, который найдет ей нового мужа…

Тереза его идею не оценила.

– Что за сраный бред?

– Почему бред? Господин Хэнк на тебя напал! Ему место на каторге.

– А тебе место в психиатрической лечебнице, – огрызнулась Тереза. – Он свою жену защищал. От меня. – Она невесело засмеялась. – Поступил, как мужик, это я уважаю. Значит, не только слабых и беззащитных умеет тиранить, может вписаться за женщину, когда необходимо.

– Он не должен был! Защитить – одно, и совсем другое – как он с тобой дрался. Насмерть! Мне было страшно за тебя. Проклятый Хэнк должен отдавать себе отчет, где он и с кем, и что позволительно, а что нет.

– Усохни! Сорвался Хэнк, с кем не бывает. – Импульсивная Тереза тоже порой перегибала палку, оттого и овладевшее Хэнком бешенство могла понять. – Сдали тормоза. Я сама виновата. Отхлестала Лику по роже, он вступился. Она, конечно, потаскушка, а он тупой дуб, но не в тюрьму же за это! И дрался он так себе… то есть неплохо дрался, – Тереза все-таки постаралась проявить объективность, – просто ни разу не попал. А я его знатно отметелила, – произнесла она со сдерживаемой гордостью. – И Лику тоже.

Ильтену даже в голову не приходило, что Тереза может рассматривать ситуацию с другого угла. Он совершенно растерялся.

– Как же так? То есть виноваты мы?

– Это Лика виновата, – буркнула Тереза.

– Значит, виновен господин Хэнк. Он за нее отвечает, – рассудил Ильтен.

– Он никак не может отвечать за то, что эта божья коровка бегает за тобой и выпрашивает поцелуи! Сдается мне, что в ответе за это ты, милый!

Ильтен выставил руки в защитном жесте.

– Тереза, я ничем ее не поощрял! Честное слово. Да, я виноват. Но только в том, что пытался с ней говорить в рамках этикета, не плюнул под ноги и не потащил за ухо к мужу, чтобы наказал за попытку измены. По-твоему, надо было так поступить?

Тереза с неудовольствием сморщилась. Она могла себе представить, как Хэнк наказал бы непутевую Лику. Такого врагу не пожелаешь.

– Хм… – задумчиво промолвил Ильтен. – Выходит, все взаимно виноваты. Вот засада. Нужно тогда как-то мириться, соседи все-таки. А как? Кто перед кем извиняться будет?

Хэнк лежал на диване с холодной мокрой тряпочкой на лбу. Вот ведь попал! И все из-за своей несдержанности. Ну кто дернул его врезать по уху этой ненормальной Ильтен? Надо было забрать у нее Лику, а самой просто указать на дверь. Совсем чуть-чуть перетерпеть. Теперь господин Ильтен ему это припомнит: на чужую жену накинуться – верная уголовка. И не посмотрит ведь, что она сама его разукрасила вдоль и поперек. Скажи кому из сослуживцев, что его баба так уделала – на смех поднимут. Не зря, ох, не зря он чувствовал, что Ильтен – не обычная баба. Зохенка, как есть. Хищница. И охота ей нравится, и дерется, будто зверь. И Лику вон побила ни за что – та бы первая в жизни не полезла, она как мышка, только бы не тронули лишний раз. Но господин Ильтен не станет слушать о том, что его жена в душе зохенка. Хоть кто, а бить ее нельзя было. Не пройдет ему даром эта драка…

Лика мочила тряпочки холодной водой и периодически меняла их на лбу мужа. Ей было очень горько. Она никогда не желала зла госпоже Ильтен. Да, ей хотелось бы поменяться с ней мужьями. Но разве это такое уж зло? Они с Билле друг друга стоят, два сапога пара, охотники и драчуны. Может, они были бы счастливы. А она, Лика – с господином Ильтеном. Ах, зачем только господин Ильтен выбрал госпожу Ильтен? На Т1 Лика была свидетельницей разных сцен: как госпожа Ильтен бранила его, кричала… Уж она бы, Лика, была ему самой покорной женой на свете. Даже если бы он иногда развлекался с другими.

– Чего ты там слезы льешь? – буркнул Хэнк. – Давай следующую тряпку.

Лика вздрогнула. Зачем только человеку дано мечтать? Так ужасно спускаться потом с небес на землю. Ну почему она досталась Билле? И сам бьет, и от других защитить не может. Она совершенно не ожидала, что госпожа Ильтен схватит ее за горло, грозя удушьем, и примется бить по лицу. Прежде Лика не видела от нее дурного. Даже на Т1, когда господин Ильтен ласкал Лику. Госпожа Ильтен вроде бы сочувствовала ей, зная, как муж с ней обращается. И она спасла маленького Дени, не бросила его на произвол судьбы, когда Билле повез Лику в больницу, забыв обо всем. Лика не ждала от нее такой жестокости. За что? Неужели за те слова, которые услышала?

Да она же, небось, издергалась, осенило Лику. Муж на работе изменял ей со всеми подряд, а такой женщине, как госпожа Ильтен, это тяжело терпеть. Вот и сорвалась. Ах, Лика, Лика, какая ты дура! Она всхлипнула. Немудрено, что госпожа Ильтен готова бороться за своего мужа. Это от Билле радости никакой. В драке и то опозорился, не смог справиться с женщиной.

Светлые небеса, о чем она? Эта драка… Лучше бы Билле и не пытался за нее заступиться. Он ударил чужую жену, это верная каторга. А как тогда она, Лика? Ее снова отдадут замуж? За кого-нибудь еще хуже, только так и может быть с ее везением. Если самым подходящим мужчиной для нее сочли Билле, то и в следующий раз получится примерно так же. А маленький Дени? Если Билле отправят на каторгу, что будет с ребенком? Новый муж, тем более похожий на Билле, вряд ли захочет растить чужого сына. Ее заставят отдать ребенка в дом сирот и запретят даже видеться с ним… Лика заплакала навзрыд, вытирая слезы рукавом халата.

– Да что ты все хнычешь без причины? – Хэнк погладил ее по голове неловким жестом. – Я тебе еще слова грубого не сказал.

Лика всхлипнула:

– А можно я у тебя спрошу одну вещь?

– Спрашивай.

– А за то, что ты… что ты бил госпожу Ильтен… тебя отправят на каторгу?

Он помрачнел. Бил – сильно сказано. Это она его избила, и счастье, что добивать не стала. Сознавать это было крайне неприятно. В другой раз он отчитал бы Лику, что лезет не в свое дело, а то и затрещину добавил бы. Но она задала тот вопрос, который и его самого мучил. Возможно, что он проводит с женой последние дни перед тем, как его упрячут в тюрьму, а затем сошлют на астероиды.

– В принципе, есть возможность отделаться штрафом, – сказал он, помедлив. – Если нанять дорогого адвоката, и если сильно повезет. Но, скорее всего, на каторгу.

Лика зарыдала еще сильнее.

– Билле, ну неужели совсем ничего нельзя сделать?

Наивная баба. Что тут сделаешь-то? Все уже сделано, причем в самом худшем варианте.

– А если попросить прощения у господина Ильтена? – Она заискивающе посмотрела на него, зная, что признавать себя неправым он не любит. – И у госпожи Ильтен, конечно. Может, тогда они не станут подавать в суд?

Ну надо же! Баба дура, а мысль неплоха. Простых извинений, разумеется, будет недостаточно. Надо присовокупить к ним конверт…

– Все может быть, – проворчал Хэнк. – Отчего бы не попытаться? Хуже уж точно не будет. Принеси мне одежду. И сама иди переодевайся и умывайся. И не вздумай хныкать там перед Ильтенами!

На полпути между дворами 4 и 12 пары столкнулись и остановились в нерешительности. В другой ситуации эта встреча могла бы носить комический характер: Тереза вся в ссадинах и синяках, вместо красивого платья, погибшего вчера – скромная блузка и брюки; Хэнк с физиономией, заклеенной пластырем вдоль и поперек, не слишком твердо держащийся на ногах и зеленеющий при резких движениях; обоих поддерживают волнующиеся супруги. Но смешно никому не было.

Молчание нарушила Тереза.

– Светлого солнца, господин Хэнк, – поклонилась она. – Госпожа Хэнк.

Ильтен последовал ее примеру. Хэнк с женой поклонились в ответ: Лика низко-низко, а Хэнк сделал полудвижение, побледнел и не решился продолжить.

– Извините нас за несдержанность, господин Хэнк, – сказал Ильтен.

Тереза вынула из кармана брюк конверт и протянула ему. Хэнк непонимающе посмотрел на конверт. Все же должно быть наоборот!

– Это вы нас извините, господин Ильтен, – выдавил он.

Лика поднесла конверт Терезе и пискнула:

– Простите, госпожа Ильтен.