Убийство – дело житейское

– Ты, Марина, пошла бы к Стасу, утешила. Любовью бы занялась с ним, что ли…Ты все-таки ему друг, а не соседка! Сама говорила, потерять не хочешь, – проворчала Лина, проходя мимо племянницы, выходящей их душа.

Почти час Эвелина Родионовна сидела на телефоне, выспрашивая о Кате Анну Загорину и Таню. Когда Лина вышла, глаза ее метали черные молнии.

– Ну, ребята, выпьем по рюмочке? Есть идея, как остановить эту надменную Минерву. Только это потребует с вашей стороны значительных усилий и большой доли цинизма. Вы как, готовы?

– Я на все согласен, – упавшим голосом пролепетал Градов. – У меня выбора нет.

– Ну, если все обстоит столь трагично, то и я к вашим услугам, – нервно воскликнула Марина и стала накрывать на стол.

Немного утолив голод, Эвелина поделилась своим планом с молодыми людьми. Они долго молчали, потом как-то неловко переглянулись, истерично хихикнули и снова смолкли.

– Я не на чем не настаиваю, дорогие мои. Ради Бога не поймите меня превратно. Но болтовня о морали из уст прожженной взяточницы и извращенки вывела меня окончательно. Да и вообще, все их компания, просто кунсткамера. Один хуже другого. К тому же Борис убил Полину. Конечно, это особа была аферисткой. Но, по-моему, даже она не заслужила такого кошмарного конца. Погибнуть у себя дома под обломками стекол, досок и килограммовых фолиантов от рук свекрови и этого женофоба? Право, это ужасно. Да, кстати, похороны Миши и Фроси состоятся через два дня! По просьбе Алкиса это произойдет, когда его выпишут из госпиталя. У нас на подготовку остается только полтора суток. Посоветуйтесь, а после скажете, беретесь за дело или нет. Если да, то мне придется еще немного посидеть у телефона. Надо будет договориться об обеспечении вас кое-какими атрибутами.

Уже поздно ночью, когда Эвелина Родионовна ушла спать, Стас сказал Марине:

– Хорошо, что мы согласились устроить этот цирк. Но вообще, у тебя какая-то бешеная тетушка.

– Да все они такие! Думаешь Фрося или Алкис из другого теста? У Лины и Александр и Женя тоже были с “приветом”. Мои предки поспокойнее, но и они могут озвереть, если их задеть за живое. Поколение такое. Может, поэтому и войну выиграли. Это мы – прагматики. А они все камикадзе. Им дай повод, так они и сейчас поезда под откос будут пускать!

– Послушай, Марья, я в эту игру буду играть. У меня нет выбора. А с чего это ты согласилась?

– Да ладно, Стас, поиграю. Стану старухой, так будет о чем вспоминать!

12

На похороны Ефросиньи Павловны и Михаила собралось столько народу, что можно было подумать, будто идет городское вече. Люди в погонах вперемежку со студентами, профессорами и школьными учителями топтались вокруг дома, по очереди поднимаясь в квартиру Рийдена, чтобы выразить хозяину свое соболезнование. Многие с любопытством рассматривали его невестку – миловидную, немного оплывшую блондинку в строгом темно– коричневом платье с тяжелым узлом золотистых волос, стянутых на затылке в классический узел. Однако гораздо большее внимание у пришедших вызывала сваха Алкиса Степановича. Бледная, темноволосая, с блестящими аспидно-черными глазами, в элегантном черном костюме, отороченном светло-серой каймой, она казалась загадочной инопланетянкой, излучающей энергию разрушения.

– Это что за атомная бомба? – спросил приятель Рийдена у следователя, ведущего дело Валентины, а потому беспрепятственно шныряющего по квартире, в поисках новых улик.

– Я сейчас разговорю эту стерву, – шепнул шустрый сыщик и, скорчив скорбную гримасу, направился к Пазевской. Эвелина Родионовна собралась было его отшить, но, заметив вошедших в дом Агина под ручку с женой и тестем, отступила в дальний угол.

– Сейчас на улице начнется представление. Надо задержать этого проныру, – решила Лина и приветливо кивнула ему головой.

– Я вижу, Вы все еще горите желанием поговорить со мной? – елейным голоском проворковала Пазевская. – Сейчас, конечно, не время и на место для конфиденциальной беседы, но, думаю, я смогу уделить Вам несколько минут. Сами понимаете, неприлично надолго бросать дочь в такой момент.

– Насколько мне известно, она серьезно болела, и мне говорили, будто вину за это Вы возлагали на погибших?

– Знаете, уважаемый, в тот период я сама была при смерти. А в таком состоянии вряд ли кто-то может быть объективным. Но я к Вашим услугам, гражданин следователь, спрашивайте.

Последовал целый шквал вопросов. Потупив взор и чуть растягивая слова, Эвелина принялась нести всякую околесицу. Она говорила о Фросе, о ее неладах с внучкой, пересказывала жалобы девушки на недостаток внимания со стороны близких, говорила, будто Валя не догадывалась, что Михаил ей не родной отец.

В дверях появился Николай с идиотским выражением на лице. Подойдя к Рийдену, он что-то зашептал ему на ухо. Физиономия Алкиса приобрела такое же выражение, как и у Коли.

– Скажите, а Ефросинья Павловна не говорила Вам, откуда в ее доме взялся пистолет? – навострив свои огромные уши, поинтересовался мент.

– Вы меня обижаете, – мягко ответила Лина. – Я уже Вам все рассказала о последних минутах жизни моей свахи. Если Вы не доверяете штатским, надо было приставить к ней своего человека. Ну, а если считаете, что ошиблись, поверив врачам, сообщите об этом своему начальству. И нечего буравить меня глазками. Я была за сотню километров отсюда, когда все произошло. Лучше Вы мне ответьте. Это правда, что Ваши люди уже через несколько минут после трагедии оказались в доме Фроси? Похоже, они были готовы к тому, что произойдет?

Следователь так дернулся от вопроса Эвелины, что не заметил, как около них оказался Рийден.

– Простите, я вас прерву, – сказал он, подходя к Лине и отводя ее в сторону. – Послушай, дорогая! Там на улице кто-то с крыши нашего дома сбросил кучу фотографий. На них Агин с каким-то парнишкой. Секс во всей красе и со всеми подробностями. Это же подсудное дело, тем более что он на педагогической работе. Это конец не только для Бориса. Он здесь об руку с тестем. Такой скандал даже ему не замять!

– Мне жаль, Ал, что все это открылось именно сегодня. Я не ханжа и мне плевать, чем Бобочка занимается у себя дома. Но он заслужил этот позор. Это он убил Полину. Так сказала мне Фрося, когда пришла в себя. И прекращай психовать. Лучше выпей таблетки и скажи спасибо Господу, что тебя вообще выпустили из больницы.

Толпа гудела, как осиное гнездо залитое дихлофосом. Люди вырывали друг у друга снимки, позабыв, что пришли на похороны. Искать того, кто скинул их с крыши никто и не собирался. Все были объяты одним желанием – взглянуть на неумолимого профессора, прославившегося своей суровостью, в тот момент, когда он одержим противоестественной страстью к какому-то пареньку в маске. Ажиотаж был так велик, что никто не обратил внимания на хрупкую молоденькую брюнетку в очках, вышедшую из крайнего подъезда. Сев в машину, стоящую в ряду тех, что собирались везти желающих проститься с усопшими на кладбище, она сняла очки, стянула парик и тихо засмеялась.

– И ты, Марья, и твоя тетушка – просто гении! Все провернули без сучка, без задоринки. Где она раздобыла такой замечательный парик?

– Взяла на прокат в оперной студии, что при нашем Институте Искусств. Ее туда отвела Гиликова – она приятельница Лины. К тому же тетушка вчера вечером собственноручно открыла замок на двери, ведущей на чердак. Мне осталось только утром туда залезть и дожидаться, когда появится Агин. Через слуховое окно я видела, как он вмести с Коняевыми вошел в подъезд. Минут через пять я вышвырнула снимки в толпу. Наше счастье, что у Лины остался полный комплект фотографий, которые ты сделал у меня дома!

– Ты не представляешь, что творится внизу! Вырывают снимки друг у друга, будто это деньги. Пойдем, посмотрим на этот цирк! Полагаю, Бобочка вместе с тестем и супругой скоро покинут апартаменты Рийдена и окажутся в толпе. Пошли, дорогая!

Катя и Таня беседовали на лоджии, когда к ним подошла Софья, прибывшая на похороны. С перекошенной физиономией она как-то неестественно поздоровалась с подругами. Извинившись, что приехала выразить свое соболезнование Рийденам без Мити, она объяснила, что муж болеет и остался в Ленинграде. Сказала, что они планируют туда перебираться, а потому ей необходимо подумать об отправке вещей и в первую очередь его архива, который хранится у него в больнице. Потом, Софа отозвала Таню в сторону и вручила ей одну из тех фотографий, что ходили в толпе по рукам. Татьяна глянула на нее, ахнула и отдала назад.

– Спрячь, Софа. Никому не показывай. Лучше скажи, откуда она у тебя?

– Там внизу таких не меньше сотни. Половина из них разные… Похожи на пособия по порнухе для геев. Все их хватают, словно бутыли с холодным пивом в жару!

Ничего не подозревающий Агин об руку с тестем решили спуститься вниз. Екатерина отправилась вслед за ними. Когда компания вышла на улицу воцарилась мертвая тишина.

– Не стойте, товарищи! Проходите в дом, не стесняйтесь! – важно произнес Коняев, царственным жестом указав на дверь в подъезде.

– А чего нам стесняться? – раздался из толпы чей-то насмешливый голос.

– Это вам надо стесняться, «голубки»! Вы так лихо воркуете, что прямо глаз не оторвешь!

Несколько секунд тишины, и громовой хохот разнесся по всей округе. Под ноги Коняева, его дочери и зятя, словно белые птицы, полетели фотографии. Только в этот момент Катя поняла, что натворила – она сама, собственными руками разбила жизнь своей семьи. Агин нагнулся, поднял один снимок, потом взял следующий, выпрямился, взглянул на жену и с размаха закатил ей такую затрещину, что она свалилась.

– Дура! Я же просил тебя все уладить, а не поднимать скандал. Теперь довольна? Небось, пригрозила Градову? Ты же без этого не можешь! Да он меня под статью подведет! Он же из-за меня травился!

Не обратив внимания на дочь, сидящую на мокром асфальте, ничего не понимающий Коняев приказал подать ему одну их разбросанных фотографий: под взглядом толпы нагибаться самому и шарить по земле руками было ниже его достоинства.

Большой начальник долго щурился на переданный ему снимок, не соображая, что на нем изображено. Недоуменно покачав головой, он неторопливо вынул очки, протер их шелковым платком и, водрузив на свой крупный, словно разваренная картофелина нос, уставился на фото. Пока он его разглядывал, ему в руки сунули еще несколько снимков. Пробежав по ним вытаращенными от изумления глазами, Коняев аккуратно сложил их в стопку и сунул в карман.

– Попрошу всю эту порнографию сдать моему шоферу. Иначе все пойдете под суд. За ее распространение! – изрек он громовым голосом, гордо выпрямился и чеканным шагом направился к машине. Лицо его выглядело, словно мякоть переспевшего, лопнувшего арбуза.

В машину принесли не более десятка фотографий. Остальные осели в карманах присутствующих. Не говоря ни слова, водитель положил их в бардачок и рванул машину, увозя с глаз резвящейся толпы Катю с посиневшей щекой, стучащего зубами и отливающего весенней зеленью Агина и покрытого багровыми пятнами Коняева.

Когда они отъехали, люди немного успокоились, пошептались и стали расходиться по домам. У большинства отпало желание тащиться на кладбище. Отдав дань уважения Рийдену, они поспешили вернуться к своим повседневным делам.

… Погребение Ефросиньи Павловны и Михаила прошло на редкость скромно: венков было целое море, но провожающих не более трех десятков: близкие друзья Алкиса, начальство Миши и родственники. Предполагаемые пышные поминки обернулись посиделками для узкого круга знакомых и соседей. Чтобы еда не пропала, накрыли стол прямо у подъезда, где стали раздавать ее всем желающим. Кончилось тем, что Таня, заполнив ею сумки, пошла по квартирам, предлагая жильцам помянуть ее трагически погибшего супруга и скоропостижно скончавшуюся свекровь. Когда квартира опустела, Лина вместе с дочерью, племянницей и Стасом занялась уборкой. Алкис, еще не оправившийся после пережитого, лег отдыхать.

– Почему бы тебе, Мариночка, сегодня же не поехать повидать родителей? Пригласи Стаса и Алекса. Зачем вам сидеть дома и ждать визита Коняева со своими прихвостнями? Уверена, через несколько дней ситуация вокруг Агина прояснится, и скандал немного поутихнет, – предложила Пазевская после того, как они очистили квартиру от нашествия посетителей.

– А может, нам и Таню прихватить? – вмешался Градов. – Мне кажется, ей дома будет лучше, чем здесь!

– Я согласна со Стасиком! – воскликнула Татьяна. – По-моему нам всем надо срочно отсюда удирать! Пусть они друг друга давят, грызут, расстреливают… Какое нам дело до Агиных, Миликовых и Рийденов?

– Доченька, родная, пойми, Рийденов больше нет. Есть один Алкис, больной и одинокий. Кстати, Сидоренко только из благодарности к нему рискнул подарить нам тайское чудо. Неужели возможно после этого бросить Ала здесь одного? Это не достойно нас с тобой, дорогая. Это как-то совсем не по-человечески… Хотя, если подумать, тебе вместе с сестрой, Стасиком и Алексом можно уехать. У нас дом большой. Отдохнете несколько дней. А я останусь. Мне надо вытаскивать и Алкиса, и Валентину. Она, хоть и дрянная девчонка, но отомстила не только за себя. Отомстила и за тебя, Танечка. Ты теперь свободна и сможешь жить так, как захочешь. К тому же после трагедии ты автоматически становишься хозяйкой приличной квартиры здесь, в столице.