Сердце севера

Глава 2

Утром её разбудило суетное шлёпанье садовых тапочек: топ-топ, туда-сюда. Нина накинула махровый халат – насколько просторный, что вместил бы в себя ещё одного человека – и вышла на веранду, которая служила и кухней, и гостиной. На столе стояли банки всех цветов и размеров, выстроенные по росту, как школьники на линейке.

– Привет, дочь, – поздоровалась мама, – начала тебя в дорогу собирать. Огурчики солёные возьмёшь? Варенье?

– Спасибо, мам, – ответила ещё не проснувшаяся Нина, – я к вечеру поеду, успеем собраться.

Она ещё раз посмотрела на разноцветные пузатые заготовки и неуверенным тоном, боясь обидеть маму обесцениванием её труда, произнесла:

– Ты помнишь, что я своим ходом приехала? Мне всё это не утащить.

– Помню-помню. Выберешь сама. Иди пока завтракай!

– А ты мне компанию составишь? – спросила Нина, которой уже не терпелось поговорить про найденную на чердаке книгу.

– Конечно, с удовольствием, кофе сварить?

Когда завтрак был готов, Нина села за стол в ожидании удобного момента, чтобы заговорить об отце. Но для её мамы не существовало такого понятия, как «удобный момент, чтобы поговорить об отце», все разговоры заканчивались одинаково: ссорой.

На завтрак была яичница с тонким брусочком варёной колбаски и бутерброды с сыром. Нина разлила по чашкам кофе и начала, как ей казалось, самым непринуждённым тоном:

– Мам, я вчера на чердаке нашла книгу. Она очень старая, 1933 года. Называется «Калевала». Ты помнишь, откуда она у нас?

– Нет!

Мама сделала вид, что увлечённо жуёт яичницу.

– Мам?.. – не унималась Нина, – это же папина книга? Там есть любопытная надпись про остров и сердце. А именно: «Нина, найди «Сердце севера» на острове Ильматар». Что это значит, как ты думаешь?

Вместо ответа – молчание. Точнее – жевание.

– Я знаю, что ты не хочешь говорить про папу, – сдалась Нина и сменила тактику, – но я тебе обещаю забрать столько банок огурцов, сколько ты пожелаешь, если расскажешь про книгу. Возьму малину, смородину, варенья, соленья, и, если хочешь, захвачу всех дачных пауков, только поговори со мной.

Мама усмехнулась и, наконец, отвлеклась от завтрака.

– Дочь! Ну что ты пристала? Ты же знаешь, папа твой был необычным человеком. Это если мягко выражаясь. А если сказать прямо, то ку-ку, понимаешь?

– Это я уже слышала. Про ку-ку. Но он же не всегда был странным. Я его помню нормальным человеком.

Мама хмыкнула и продолжила есть.

– Так это он оставил надпись? – спросила Нина и впилась глазами в мать. – Расскажи, пожалуйста, всё, что знаешь.

Мама шумно вздохнула, отпила кофе и начала говорить.

– Ладно… Как я сказала, папа твой всегда был не от мира сего, а последние годы просто свихнулся. Была одна история… Она, по сути, и разрушила семью.

Женщина сделала ещё один глоток кофе и замолчала. Нина заметила, как мама нервно потирает пальцы.

– Он любил Карелию, – продолжила она, – и постоянно туда ездил. В тех краях когда-то очень давно жили его прадед и прабабка. Они были финны, собственно, до войны это была их земля. А когда война закончилась, их эвакуировали в Финляндию, потому что эти земли перешли Советскому союзу. Так вот папа твой ездил туда за сокровищем.

– Чего…?

Нина была ошарашена. В её воображении тут же всплыл образ отца. Она представила, как простой советский инженер бежит по лабиринту пещер, словно Индиана Джонс, унося с собой несметные сокровища.

– Ну о чём я и говорю… – мама в доказательство покрутила пальцем у виска. – Эта книга, что ты нашла на чердаке, якобы (якобы!!!) является дорогой к этому сокровищу.

– Ну допустим. А что за сокровище?

– Семья прадеда и прабабки твоего отца хранили камень. У них в роду был шаман. Лечил всю деревню, духов леса призывал … ну всё как положено. Работал, короче.

Мама иронично улыбнулась.

– А когда шаман умер, – снова заговорила она, – то заковал свою душу в камень в форме сердца. Ну… по легенде. Говорили, что камень умеет исполнять желание.

– Это и есть «Сердце севера»? Камень, исполняющий желание? – спросила Нина.

– Угу, – кивнула мама. – Но вот беда: желание может загадать не любой человек, а обладающий, как и сам шаман, некой природной силой. Отец твой колдуном не был, как ты знаешь, но камень искал. Теперь тебя хочет впутать, даже после своей смерти!

Мама резким движением смела в ладонь крошки со стола и выбросила их в открытое окно.

– Получается, папа верил в это предание?

– Ещё как верил! – ответила мама, театрально взмахнув рукой. – Всю жизнь носился с «Калевалой», катался на историческую родину и, как ты знаешь, много пил.

– Знаю, к сожалению.

– Я тебя одна поднимала, пока он камень искал. А вокруг 90-е. Даже трусов не купить, всё доставать надо было.

Мама собрала со стола посуду и отошла к мойке в знак того, что разговор пора заканчивать.

– Подожди… – сказала Нина после недолгого раздумья, – если семья, которая хранила камень, уехала из Карелии после войны, то как отец про камень узнал?

– А там такая история была…

Мама заговорила погромче, чтобы звук воды из крана не заглушал её рассказ.

– После войны, когда дело шло к эвакуации, они спрятали шаманский камень на маленьком острове, чтобы не увозить душу с родной земли. Они же надеялись вернуться! Сейчас вспомню…Катар… Как ты сказала? – она сморщила лоб, пытаясь вспомнить название острова.

– Ильматар!

– Да-да, остров Ильматар! И чтоб сохранить в памяти место тайника, переложили описание в знаки, в руны, я не знаю точно. В итоге их из деревни увезли, но младший сын прабабки – твой дед, получается – потерялся. На всех детей в эвакуации вешали ярлычки с именем родителей, но этот, наверно, сам снял, маленький был, и потерялся. Там же суета была, представь, зима холодная. У неё четверо детей. Ну и не углядела, видать. Пацанёнка пограничники нашли и вернули в деревню. Так он там и остался у дальних родственников, которые по крови – русские. Он, видать, и передал тайну твоему отцу, когда вырос.

– У меня аж мурашки от этой истории, – прошептала Нина. – Я слышала, что у нас предки финны, но впервые слышу о книге, о шамане, о сердце.

– Вот у тебя фамилия Ланкина. А они были Ланкинен. Дед твой в советское время переименовался в Ланкина. Ну … времена такие… Вчера шаман – сегодня партработник.

Мама домыла посуду и бросила на дочь озорной взгляд.