Сердце севера

Сердце севера
Наталья Меньшикова

Нина находит на чердаке старую книгу, которая меняет не только её жизнь, но и само представление о жизни. Есть ли место сверхъестественному в обычной жизни молодой москвички? Можно ли найти тайник с сокровищем, путь к которому зашифрован в книге 25 лет назад? Как поверить в легенду и решиться на рискованное путешествие по Карелии? И, главное, как понять, где твоё истинное желание?

Наталья Меньшикова

Сердце севера

Глава 1

Нина загадала желание.

Чистое, глубокое, уже немного стылое небо сияло миллионами звёзд. Самые яркие то подмигивали друг другу, как заговорщики, то замирали в ожидании очередной падающей звезды. Нина стояла посреди лесной дороги и наблюдала августовский звездопад.

За воротами дачного посёлка начиналась грунтовка. С утра до самого вечера по разбитой, изъезженной лесной колее медленно ползали автомобили, днём бродили дачники с корзинами или деревенские псы с печальными глазами, бывало, пробегали дети с пляжными полотенцами и надувными кругами; ночью же дорога принадлежала сверчкам.

Нина слегка надавила на педаль велосипеда и тронулась вглубь леса. Под колёсами зашуршал мокрый грунт. Она внимательно всматривалась в каждый слепой участок дороги, пытаясь предугадать препятствия, но всё напрасно – лужа, ещё одна, и вот кроссовки набрали воды, а по куртке стекла грязная струйка, прилетевшая с заднего колеса.

Наконец, показался «Треугольник». Так в народе называли участок леса, разделённый клинышком двумя дорогами: одна вела к дачам, другая – к оздоровительному лагерю.

Нина приехала попрощаться с любимым местом до следующего лета.

Когда она была маленькой, папа часто брал её с собой за грибами, и каждый раз это был приключенческий поход. Отец, как лесной чародей, умел удивить: то отыщет среди пожухлой листвы ежа, то покажет диковинную птичку на дереве, то смастерит игрушку из шишек и прутиков. Он всегда знал, что через 4 дня на этой полянке пойдут лисички, а вон там созреет лужайка с земляникой. И никогда не ошибался. Он чувствовал природу. Нина наблюдала, как вечно угрюмый, уставший от ругани отец, оживал в лесу, как он начинал мурлыкать под нос песенку, шутить, как расходились тонкие лучики от уголков его смеющихся глаз.

По привычному маршруту они обходили грибные места в сосновом бору, а потом возвращались на дачу через «Треугольник» и непременно делали остановку, чтобы передохнуть и попить горячего чайку из термоса. И вот тут-то начиналось самое интересное. Пока Нина раскладывала на газетке бутерброды и разливала чай, папа усаживался на сруб у кострища, разжигал костёр и, гладя на неё через прищуренный глаз, спрашивал:

– Ну что, Нинок, какую историю тебе сегодня рассказать?

– Про приключения! – звонко выкрикивала девочка и усаживалась напротив, восторженно глядя на отца.

Он рассказывал истории о своих путешествиях в далёкую Карелию, о белых кудрявых бурунах на суровой Ладоге, о высоких шхерах, напоминающих огромных чудовищ, притаившихся в воде; а Нина жевала бутерброд и представляла, как папа мчит на лодке по волнам, его глаза горят, а руки крепко сжимают кантеле, волшебный инструмент, способный усыпить водяных монстров. И вот он пересёк озеро, преодолел скалы и сошёл на берег маленького необитаемого острова посреди большой воды. Сильный и всемогущий, как герой народных сказок.

В последний раз, когда они обедали на «Треугольнике», папа набрал целую корзину белых грибов, и пока хлеб жарился над угольками, он довольно поглядывал то на дочь, то на лукошко.

– Смотри, дочка, – сказал он тогда, кивая на корзину, – всю зиму будем есть. Без тебя ничего бы не собрал, разве что поганок принёс. Ты – мой талисман!

Через неделю его не стало. Это было двадцать пять лет назад.

Нина посветила фонариком на то место, где когда-то было кострище, но всё заросло бурьяном. Нет больше «Треугольника». Живы только воспоминания.

Она села на велосипед и поехала в сторону дачи. Снова зашуршал под колёсами грунт, запели сверчки, над головой зашелестели и зашептали деревья: «Ты – мой талисман».

Близилась полночь. Но дачный посёлок не спал.

В домах горел свет, во двориках играла музыка.

Обычно участки к этому часу погружались в тишину, соседи желали друг другу доброй ночи, закрывали теплицы и шлёпали уличными тапочками в тёплый дом. Но в тот вечер было шумно. Люди пели и гуляли; уже с самого утра на улицу выставляли столы и стулья, жарили шашлыки и пили вино: дачники прощались с летом. Это был пятничный вечер одного из последних дней августа.

Когда Нина подъехала к воротам своего дома, на неё выскочила обеспокоенная мама, с подбитыми кудряшками с одной стороны и всклокоченными с другой. Она теребила в руках фонарик, пытаясь его включить.

– Мам, ты чего на улице мёрзнешь? – спросила она, слезая с велосипеда.

– Нина, наконец-то! Я тебя ищу везде, – прохрипела сонная мама и продолжила стучать фонариком о ладонь, на тот случай, если старые батарейки вдруг передумают и оживут.

– Я решила прокатиться перед сном. Захотелось проветриться.

– А я пошла тебя искать, чтобы свет вернуть, – сказала мама, потирая рукой поясницу, замотанную шерстяным платком. – Наверно опять пробки выбило.

Нина с тоской посмотрела на тёмные окна домика и вздохнула.

– Придётся лезть на чердак.

На чердаке пахло сыростью. Она включила фонарь на телефоне и пробралась к счётчику. Автоматический выключатель, понятное дело, был отщёлкнут, и достаточно было движения одного пальца, чтобы в мгновение вернуть к жизни свет во всём доме, электрический чайник, стиральную машину, телевизор, наружное освещение, пару зарядных устройств, холодильник и электронагреватель в каждой комнате – словом, всё, на что советская проводка явно не была рассчитана.

Когда-то на чердаке отец обустроил детскую игровую комнату с кукольным городком и большой железной дорогой, но когда Нина и её двоюродные сестрёнки подросли, игровую завалили и стали использовать, как сарай. Сюда почти не поднимались, разве что кто-то раз в две-три недели заглядывал, чтобы – как говорит мама – вернуть свет.

Вдоль стен стояла старая мебель. Трёхногие стулья, как цирковые акробаты, взгромоздились друг на друга и держались на честном слове, рядом примостилось прикрытое ветошью зеркало в богатой раме, а у другой стены стояла швейная машинка Zinger с деревянным основанием и красивой кованой педалью. Дальше шли коробки с советским сервизом и бог ещё знает чем. А в самом дальнем углу лежали стопки книг, заботливо перевязанные бечёвкой.

Нина села на корточки и принялась осматривать корешки книг. Большую часть коллекции составляла русская классическая литература. По слухам, бабушке, работающей в перестройку на полиграфическом комбинате, выдавали часть зарплаты книгами. Вроде несправедливо, но и жаловаться не станешь, ведь, как считалось тогда в самой читающей стране мира, книга – лучший подарок.

Среди советского самиздата и постперестроечных детективов стояли сборники фантастики. Нина выбрала себе роман братьев Стругацких на вечер и уже собралась спускаться, как вдруг среди старых школьных учебников она заметила любопытную книгу. Её привлекла кирпично-красная обложка с голубыми разводами и жёлтыми узорами. «Калевала», год издания 1933. Финский народный эпос.

Нина раскрыла книгу – корешок хрустнул и затрещал, она уткнулась носом в разворот и ощутила горьковатый землистый запах. От старости и ненадлежащего хранения бумага пожелтела и пошла волнами, обложка выцвела и кое-где стёрлась по краям. Мятые шершавые страницы с заломами говорили о том, что книгой часто пользовались, и вряд ли она провела столько лет без внимания.

«Калевала» представляла собой сборник народных песен (рун), собранных фольклористом в конце позапрошлого века. Пятьдесят рун. Пятьсот с лишним страниц. Стихотворная форма, непривычная для глаз, смотрящих чаще на экран, чем в книгу.

Без всякого сомнения книга принадлежала отцу.

Нина пробежалась по нескольким главам и поняла, что имена персонажей ей знакомы. Вяйнямёйнен, Ильмаринен и Лемминкяйнен – это были герои папиных историй. В памяти ожили воспоминания о том, как она, будучи ребёнком, пыталась выговорить их имена по слогам: «Вяй-ня-мёй-не-не-нен», а отец смеялся над её забавной артикуляцией и раз за разом медленно повторял непроизносимые имена.

Нина оставила попытку почитать какой-нибудь отрывок – буквы расплывались по страницам и смешивались в одно большое пятно из-за тусклого света единственной чердачной лампочки. Она закрыла книгу и провела ладонью по шероховатой обложке с выдавленными узорами: то ли ткань, то ли кожа, то ли искусно подобранная фактурная бумага. Но если внешне «Калевала» напоминала нарядное подарочное издание или книгу великого слова, вроде Библии, то с внутренней стороны оформление было гораздо скромнее, без украшений. Нина потрогала пальцем шов форзаца и почувствовала жёсткий стык, как будто книга была склеена вручную. Она включила фонарик и посветила на обложку – но что это? – только при ярком свете обнаружилась надпись, сделанная тонким карандашом. Нина наклонилась и прочитала:

«Нина, найди «Сердце севера» на острове Ильматар».

И цифры – 310-336.

Она перечитала ещё раз.

И ещё раз.

Письмо о получении жирного наследства не получило бы столько внимания, как эта короткая надпись. Нина всматривалась в каждое слово, не веря своим глазам. Зачем отец (а то, что именно он автор послания она не сомневалась) оставил эту записку внутри книги? Что он хотел этим сказать?

«Сердце севера… что за бред… папа, ты о чём», – прошептала она. Первая мысль была о том, что отец в конце своей жизни утратил связь с реальностью и потерялся в том, чего нет. Он часто пропадал из дома, а мама объясняла его отсутствие двумя фразами «уехал» и «запил». Возможно, эта надпись – послание из хмельного забытья, а, может, последняя воля любящего отца. Но как бы там ни было, нужно первым делом поговорить с мамой.

Нина сунула подмышку «Калевалу» и спустилась вниз.

В спальне горел ночник, это означало, что мама уже спит. Придётся подождать до утра. Нина заварила чай с листочками мелиссы и устроилась на диване под пледом. Через открытое окно на неё смотрело звёздное небо. Миллионы, миллиарды маленьких огоньков мигали и блестели, обещая новую встречу через год. Но в следующем августе Нина уже не увидит эти звёзды, как и саму дачу.

И виной тому найденная на чердаке папина книга.