Разбуженное лихо

Наконец она немного успокоилась, узнала голос мужа. В спальню он не войдет, у них так было не принято. Но и нельзя, чтобы он увидел ее здесь, у своей двери, полностью одетую. Стараясь двигаться бесшумно, ощупью принялась она искать наружную дверь. Наконец, отодвинула засов, ужом выскользнула в морозную ночь. Вздохнула свежий холодный воздух, обжегший ее легкие, как запоздавшее раскаяние, закуталась плотнее в плащ. Торопливо направилась к выходу из Кремля. Ворота на ночь запирались, но в них была калитка, а у той калитки дежурил подкупленный ею стражник.

Через пять минут она уже ступала по замерзшей грязи посада, кутаясь от ветра в теплую шаль, высматривая в темноте крышу с причудливо вьющимся из трубы дымом. По приметам, дым из ведьминой трубы никогда не выходит спокойно, даже в безветренную погоду крутит и вьет. А сегодня должен и вовсе плясать половецкие пляски.

А в маленькой хижине меж тем горела лучина, освещая мирную картину. За старым деревянным столом на покосившемся колченогом табурете сидела колдунья, сгорбившись в три погибели, старательно выводя гусиным пером в толстой книге. Она напряженно сопела, буквы ложились ровно, цифры черными лебедями были по размеру чуть больше букв, аккуратные строчки медленно заполняли желтоватые листы.

Наконец, она отложила перо, закрыла пузырек с чернилами, сваренными из желудей, подула на лоснящиеся знаки. Немного погодя закрыла книгу, где оставалось около трети пустых страниц, завернула ее в старую тряпицу, убрала на полку, на которой имел обыкновение развалиться ее старый черный кот.

Только что внесла она в эту книгу, доставшейся ей от ее прабабки, бывшей тоже ведьмицей, рецепт последнего сваренного ею зелья. Зелья чудовищной силы, способного подействовать не только на саму ведьму, но и простого человека омолодить, вернув его в годы самой прекрасной и цветущей юности. Старуха еще не знала, что это было все, что оставалось ей придумать на своем веку, ибо ждала ее смерть, скорая и страшная.

Она умела предсказывать, конечно, и в будущее могла заглянуть, да только не осталось у нее на это времени, да и в голову не могло прийти, чего ей стоит опасаться.

Отряхнув запылившийся подол залатанной юбки, женщина принялась перебирать коробочки, в которых хранились ее колдовские запасы: вещи, травы, потайники и многое другое, для лечения и ворожбы. Чего здесь только не было.

Вот булавки – от потери памяти, от сонливости, от припадков. Она не раз подкалывала их с изнанки к одежде больного со словами: «Носи свое здоровье с собой». Иголки нешитые – снимают порчу. Повертела в пальцах катушку красных ниток, тоже для лечения. Она никогда не хранила ее полной, такой ниткой обвязывала палец на левой руке больного со словами: «Нитка хоть и длинна, но когда- нибудь катушка будет пуста, так и болезнь оставит тебя. Аминь». Чем быстрее кончались нитки, тем быстрее выздоравливал человек. А если при этом еще отваром из трав лечебных его отпаивать, так и совсем хорошо. И не понятно, в чем силы больше, в нитках ли, в травах ли, собранных и заваренных по старинному бабкиному рецепту: от простуды, лихорадки, поноса или мигрени.

Венчальная свеча. Жаль, одна, да ведь ее не так- то просто добыть, не каждые молодожены отдадут свои свечи после венчания неизвестно кому.

Отложила заячью лапку, это ей не понадобится. Такую лапку, добытую по весне, кладут под перину гулящего супруга со словами: «Заяц отбегался, и ты в своей семье». Но тут ситуация другая, здесь бы такую лапку жене подложить.

Моток волос с жеребца – против порчи мужчины, чтобы вернуть ему былую силу; веточка вербы сушеной с вербного воскресенья – лечит с наговорами задых, порчу, опять же мужскую силу возвращает; 12 зернышек изюма в маленьком потертом кулечке – от зубной, головной боли; шерсти клубок; лоскут красной ткани; веточки и кора крушины, тоже в аккуратном мешочке.

Нашелся и кусочек мыла, которым в прошлом году обмывали умершую от укуса змеи соседку, колдунье тогда удалось потихоньку умыкнуть этот обмылок, он ей очень нужен был, им лечат, а также крыс изводят.

Развернула очередную тряпицу, там оказался позвонок молочного поросенка. Сколько горбов детских она этим позвонком заговорила, уж и со счета сбилась. А вот и коробочка с уснувшей осенью мухой. Эта – уже сотая или более того, так как лечит она семейную порчу. И сколько таких мух раздала она людям, чтобы положили ее в уголок, на оконце, со словами: «Муха угомонилась и не жужжит, и вы в этом доме угомонитесь». Скандалы прекращались.

Сверток черного сукна ворожея разворачивать не стала. В нем хранился полозник – шкура, сброшенная змеей. Она пользовалась ею при многих делах. Лечила проказу, язвы, и другие страшные болезни. Сильное средство, и лишний раз в руки его брать не хотелось. Так и отложила неразвернутым.

Потрясла мешочком с камешками из куриного желудка – нужны при лечении паралича. Сучок с дыркой – от косоглазия, ячменя, в него дают смотреть больным глазом. Скорлупа от яиц с Пасхи – от судорог, падучей, порчу опять же снимает. Помет куриный, сушеный, в мешочке – сыпать вслед от пьянки, злого сердца, скандальному человеку.

А вот сушеные пенки с молока, собранные в Святые праздники. Она поморщилась. Использовала она их только один раз, да и то с неохотой, а выбросить – рука не поднималась. Надобны они в горьких случаях. Если больной умирает и сильно мучается болью и страхом, наговоренные пенки помогают легко отойти умирающему: «Весь мир людской от Христа Спасителя до последнего грешника, пил в первый день своей жизни молоко, и ты в последний день вкуси сей дар и отойди с миром. Аминь». Она вздохнула, вспомнив то выражение облегчения, сменившее страдальческую гримасу на лице маленькой девочки, умирающей на ее глазах от сильных болей в груди. Она и дышать уже практически не могла, сипела, кожа стала синюшной, мучительные хрипы и кашель раздирали хилую грудь. Отмучилась. Ведьма перекрестилась на красный угол.

Ничего подходящего на данный случай как будто не было. Вот разве это… И женщина задумчиво повертела катушку обычных черных ниток. Хотя нет, это если любимого надо привязать, «пришить» надолго, тогда этими нитками пришивают к его одежде пуговицы со словами наговора, а ей ведь только на один раз, на одну ночь.

В этот момент в дверь постучали. Неторопливо убрав разложенные на столе вещи, колдунья открыла скрипучую дверь, вздрогнула от накатившего на нее холода. Студеный ветер ворвался в тесное помещение, играя огнем лучины и пробираясь в складки одежды.

– Быстрей, – буркнула старуха, чуть ли не за руку втаскивая позднюю гостью в лачугу, и захлопывая за ней дверь.

Из глубины темноватой комнаты донеслось недовольное мяуканье вконец замерзшего кота.

– Ладно, ладно, не ворчи, – пробурчала колдунья, задвигая тяжелый засов.

Марья растерянно стояла посреди комнаты, притулившись к теплой печке, дрожа всем телом то ли от холода, то ли от страха.

– Деньги принесла? – глаза старой знахарки блестели в предвкушении вознаграждения. Чего скрывать, ведьма была жадновата, хотя для чего ей нужны были деньги, коль скоро жила она в этой халупе и одевалась в отрепья, остается для нас загадкой.

– Да, – бескровными губами прошептала Марья, доставая трясущимися руками кошелек из складок своей одежды. Развязала тесемки, вынула серебряный продолговатый брусок с неровными краями, протянула его старухе.

Та выхватила кусок металла и быстро сунула его себе в рот. Пососала, покусала, потом обтерла об рукав и сунула в карман. Марья не сводила с нее взгляда, веря и не веря, что может случиться невозможное, и она получит то, что хочет больше всего на свете.

Колдунья меж тем прошаркала к лавке и достала из- под нее давешний ящик со склянками. Вытащив один пузырек из ряда похожих, наполненных разного цвета составами, она сперва долго разглядывала его, поднеся к свету лучины. Осталась довольна увиденным, так как губы ее сложились в непроизвольную улыбку, а глаза озорно заблестели. Воистину, это было самое лучшее ее произведение.

Передавая склянку женщине, ведунья медленно произнесла слова напутствия:

– Выпьешь сегодня в полночь, ляжешь спать. Завтра никого к себе не пускай, из дому уходи тайком, чтоб никто не видел. Зелье перестанет действовать с первыми петухами на утро после следующей полуночи. Тогда беги.

Потом, после паузы, добавила:

– Не передумала?

Та только яростно замотала головой, сжимая в кулаке легкий пузырек с синей жидкостью.

– Ну что ж, иди тогда с Богом.

И, когда та переступила порог ее дома, старуха перекрестила ее троекратно вослед.

Потом, тяжело вздохнув, опустилась на колени перед иконой, и принялась яростно молиться, просила Господа простить ей грехи ее тяжкие. Аминь.

Так плодотворно проведя вечер, наконец, угомонилась старая, и заснула, свернувшись калачиком на своей печи. Таким же уютным мурчащим калачиком свернулся у нее под боком любимец кот, которому предстояло пережить свою хозяйку. Домик погрузился в крепкий здоровый сон.

6.

Приняв горизонтальное положение, Ольга сделала несколько кругов под потолком, потом примостилась на массивном позолоченном рожке люстры и рассеянно потрогала черный фитиль на одной из свечек. Потерла пальцами, на них осталось черное пятно сажи. В голове кружились мысли, предчувствия, сомнения и планы. Она не услышала, как открылась дверь в ее комнату, очнулась только от звука тяжело рухнувшего тела. Посмотрела вниз.

Раскинув большие руки и разметав по полу растрепанную косу, Нюрка валялась на пороге, красиво закатив глаза. Аккуратные лапоточки сорок третьего размера торчали из- под узорного сарафана.

Ольга вздохнула, опустилась рядом с телом.

– Вот ведь дура, прости Господи, – перекрестилась она.

Потом поднесла кулак к губам и стала что- то быстро в него бормотать, полузакрыв красивые глаза. Наклонилась к девке и сильно выдохнула сквозь кулак воздух прямо ей в лицо. Та открыла глаза. Над ней, грозно уперев руки в стройные бока, стояла барыня.

Нюрка встрепенулась, подобрала юбки, подскочила. Ольга ошпарила ее строгим окриком:

– Да ты, чай, не беременна ли? Чегой- то посреди бела дня в обморок грохнулась?

– Ой, не знаю, барыня, привиделось что- то, а что – не упомню…

– Ну, иди, делом займись. Готовь мне капор да шубу, вели Кузьмичу запрягать, я гулять поеду.

– Одна?

– С тобой, бестолочь! – И Ольга погрозила кулаком вслед убегающей фигуре. Потом звонко рассмеялась, тряхнула рыжей гривой. И чего так забеспокоилась, Демидов – обыкновенный мужчина, а она – ведьма, уж как- нибудь сумеет с ним справиться. Знала бы она тогда, как ошибалась…

День стоял изумительный, зима уже поворачивала к весне, второго февраля, на сретенскую оттепель, с летом встретившись, все более места оставляла солнцу и теплу. И хоть ждали еще впереди метели, хотелось жить и радоваться. Снег искрился и сверкал на ярком солнце, отчаянно слепил глаза. Прикрываясь рукой от ярких бликов, Ольга весело хохотала, нетерпеливо поторапливая кучера, чтоб скакал быстрей, во всю мочь.

Они давно уже выехали за город, четверка лошадей все прибавляла ходу, из- под копыт летел, кружа и засыпая лицо, колючий снег. Вдоль дороги мелькали ели, санная повозка с тремя седоками незаметно въехала в лес. Тяжелые темно- зеленые лапы провисали под тяжестью снежных пластов, пушистые сугробы громоздились между деревьями, полосатые тени мелькали под полозьями.

Солнце скрылось, пришла пора возвращаться. Теперь уже Нюрка нетерпеливо дергала барыню за рукав, уговаривая повернуть коней, но та все отмахивалась, наслаждаясь быстрой ездой и свежим воздухом. Она раскраснелась, огненно- медные пряди выбились из- под мехового капора, припухшие губы были растянуты в блаженной улыбке.