Повернувшись, она успела увидеть, как прозрачный мыльный пузырь, ранее бывший садом и домом, покачиваясь, взбирался по воздуху, потом собрался в точку и растаял над морской гладью.
«Жаль, что не подумала превратить его в лёгкое облачко», – посетовала она себе. – «В следующий раз. Хотя, нет, следующего раза не будет, во всяком случае в обозримое время. Теперь вряд ли соберусь проводить последний ночлег над бескрайней равниной моря, две одинаковых ночёвки подряд – это уже не Парадиз!»
Пока плотные прозрачные волны перекатывались по поверхности, а она лежала на воде и впитывала всем телом гладкое морское касание, нежилась в центре живого прозрачного колыхания, и ничего не было вокруг кроме теплого моря. Красота!
Однако она знала, что скоро появится компания, лениво выглядывала над волнами и напоследок неспешно качалась в воде. Скоро ей не дадут, она знала замашки морских бегунов, с ними не поваляешься, они мигом заскучают и начнут резвиться.
Кстати, вот и они, легки на помине! Она увидела, как гладкая вода почти на горизонте вспоролась под напором трех парусов, они стремительно мчались к ней. Вот обязательные ребята, только она не знала, кто это конкретно будет, вернее, знакомы они ей или нет.
Вернее, она не вычисляла, сколько промчался и пролетел над морем шар с садом-ночлегом, он сам пустился в свободное воздухоплавание по воле ветров, а бегунов она позвала на раннем рассвете, когда очнулась, поняла, что ночлежный комплекс летит над водой, потом заснула снова, до вызова, до кукушки.
Буквально через пару мгновений острые паруса подлетели с трёх сторон и почти встали на месте, а по кругу заколебались синие тела бегунов, исчерченные узорами сияющих бликов, засновали, как большие мощные веретёна. Казалось, что вода стала плотнее и подвижнее, и вскоре на поверхности показалась голова, мокро сияющая и очень весёлая.
(Морские бегуны, как было известно, относились к обитателям суши с полным дружелюбием, однако, как к уморительно забавным существам. Примерно так она сама в раннем детстве наблюдала дрессированных белых мышей, дружно садящихся в игрушечный поезд, был такой номер в одном столичном цирке! Восторг и удивление в её несмышлёной голове мешались со снисходительной веселостью. Бегуны в морях Парадиза относились к сухопутным собратьям примерно так же, но ещё веселей.
Сами бегуны, приспособились к жизни в морской среде практически идеально, из каждого мгновения извлекали максимум удовольствия, а смешливы были, как детишки на ярмарке. В особенности, когда видели у себя в море других, тех, кому водная стихия не была родным домом, и даже на «твердой грязи» (так бегуны именовали сушу) те не были так хорошо устроены, как бегуны в воде, вот бедолаги!
Понятно, что им, жителям «грязи», пришлось придумать множество «штучек», чтобы хоть как-то пристроиться. Что ж, можно их понять, хотя и смешно до крайности! И бегуны смеялись, впрочем не желая никого обидеть, не ведая такого понятия, как обида. Беседовали они с обитателями суши по-своему, на упрощенном диалекте языка свиста, в другие контакты не вступали, только излучали дружелюбие и весёлость.
Она для удобства воспринимала бегунов, как разновидность родных дельфинов, особо не вникая в тонкости различий и мечтая со временем посвистеть в своих океанах.)
– Привет, улитка! – радостно засвистел бегун, широко открывая весёлую пасть, улитками у них назывались двуногие, хотя бегуны постарше проявляли деликатность, значит, к ней приплыла молодежь. – Матушка свистнула, что ты хочешь побегать, но не очень можешь. Я тебе привел подружек – они тоже не очень!
Тут же в некотором отдалении из воды высунулись две головы, неотличимые от первой, обе что-то невнятно просвистели разом.
– Видишь, они и свистеть по-вашему не умеют, учатся, но плохо, – прокомментировал самоуверенный морской отрок. – Обе – это она, а я – это он. А ты – это кто?
– Я – это она, привет всем! – послушно просвистел за неё транслятор, прибывший вовремя. – Матушке скажи спасибо, я постараюсь пробежаться хорошо, но ты возьми в башку, что даже со штучками я «улитка»-она. Это можно? Чтобы не очень сильно прыгать рядом, особенно снизу.
– Это им скажи, а я помню, Матушка свистела без конца, чтобы взял в башку, – неохотно согласился бегун-он. – Куда двинемся?
– А где здесь кусочек «грязи»? Я могу посмотреть, – ответила она, одновременно вызывая на воду карту-глобус, где тут же проступили тонкие очертания какой-то суши.
– Можешь убрать свою «штучку», она не нужна, – отрок бегун ловко повернувшись, разбил водяной глобус на брызги. – Вон там есть твой любимый кусочек, ты доползёшь, я покажу. Двинулись?
– Секунду! – доложила она через транслятор. – Потерпи, морской конёк, мы с девочками ещё тебя обгоним, вот увидишь.
– Никогда, даже с вашими «штучками», все равно никогда, – заверил бегун и даже выпрыгнул из воды наполовину. – Меня еще никто не обгонял!
– А это мы сейчас посмотрим! – нагло свистнула она.
Подразнить бегуна-его было несказанным удовольствием, хотя понятно, что действительно никогда и совершенно никак. Но понятно только ей, даже застенчивые бегуньи-девочки не догадывались, что взрослая «улитка» блефует, хотя непедагогично было крайне.
По статусу бегунов её возрастное место в семье-стае оказывалось подле глубоко почитаемой Матушки, и задираться с детишками было не по чину, но кто из милых морских деток это знал?
– Мгновенье! – просвистела она и стала ловить мелкие импульсы, они самым гадким образом сновали вкруговую, мелькали рядом, но не давались в руки.
Это было в Парадизе самой сложной задачей, поймать свободные импульсы, сосредоточить в себе и задать им желаемую форму. Проще всего казалось вызвать готовый пакет в виде задания, сказать себе: «хочу плавсредства и скорость», и они появились бы как миленькие. Но такое было приемлемо лишь для самых малых детишек, примерно, как кормиться с ложечки, неуместно и смешно. Замечательный принцип «вынь да положь» для взрослого, хотя бы и не местного обитателя годился не очень.
Приходилось сложным усилием ловить грань между «могу» и «хочу», представлять нечто и при этом создавать плавный поток импульсов, чтобы слушались и текли без запинки. Это следовало выстраивать в одной бедной голове, притом побыстрее и еще желательно было не осрамиться перед бегунами, не то засмеют, если «штучка» не получится. Ей раньше не приходилось этого делать, если бы раньше хоть разок, тогда как по маслу…
«Тише едешь, дальше будешь» – наконец пришла нужная формула, она изрядно помогала раньше, и импульсы жидкой струйкой потекли в протянутые руки, потом дальше по телу и заструились по вытянутому эллипсу сквозь воду, стали отчасти видны и оказались, как ни странно, похожи на очерк тела бегуна. – «Вот с чего надо было начинать, между прочим. А шариков не хватило…»
Вода словно уплотнилась между сжатыми ладонями и практически их склеила, вот вам и плавник. То же самое произошло с ногами от колен, а по остальному пространству тела плотность спала, разредилась, и стало понятно, как надо вонзаться в воду и вылетать из нее. Поехали!
– Побежали! – свистнула она бегунской троице и все более уверенно понеслась сквозь воду, ну просто, как катер, даже пенный след явился, иногда взмывая брызгами.
– Ты не улитка, ты рыбка с длинным хвостом! – неумеренно веселился бегун-он, без напряжения описывая длинные петли вокруг новоявленной рыбки. – Никто так не умеет, но скорость маловата, рыбка! Сейчас девочки попробуют как ты, а я выпрыгну снизу, можно?
– Только осторожно! – свистнула она кратко.
После чего начался сумасшедший водный балет, вовсе не надо было соглашаться, но подумалось поздно. Что называется долго ли коротко, а на самом деле совершенно бесконечно, вместе с бегунами она летела, скользила, вонзалась в воду и вылетала, пока не не потеряла понятия, где верх, где низ, и вообще, что делается и с кем именно.
Все вокруг равномерно крутилось кувырком, воздух и вода стали неотличимы друг от дружки, обе стихии ожили и принимали участие в безумном водном марафоне. Только лет через тысячу по земному понятию, на очередном дружном взлёте вместе со всей честной компанией она мельком уловила зелёный всплеск над горизонтом и маленькую серую печную трубу над низкой крышей, по крайней мере, так показалось.
– Вот она твоя куча грязи! – свистнул бегун-он. – Совсем-то ничего побегали, может ещё туда-сюда?
– Ну нет, хотя вообще спасибо, – свистом отозвался транслятор на смутные мысли-ощущения. – И давайте малый ход, вот так, потихоньку-полегоньку…
Около острова бегуны покружили рядом, попрыгали из воды, вволю посмеялись все, даже девочки, потом медленно ускакали по волнам, вспенивая воду парусами-плавниками. Пока, морские детки!
На последнем, издыхающем импульсе она поняла, кто она есть и где находится, скользнула в сторону берега и отбросила «штучки» прочь, вернее, развеяла, растворила, почти бессознательно, что было похвально. Далее на своих правсредствах, а именно плавными гребками, она медленно потекла по волнам к неведомому берегу.
Печная труба на крыше оказалась стройной полукруглой скалой пепельного цвета, вокруг нее буйствовала растительность буквально всех оттенков желтого, рыжего и зеленого цветов.
«А здесь ведь, пожалуй, никого нету!» – ей лениво подумалось. – «Во всяком случае, впечатление именно такое. Значит, я одна, как бедный Робин Крузо, по крайней мере на недолгое время. Тоже заманчиво, здесь большая редкость, неосвоенный свободный остров, вот спасибо бегунам!»
Здесь, на просторах Парадиза каждый возделывал свой сад, дом (или город), если хотел, по личному усмотрению, хоть от горизонта до горизонта. Однако встречались неосвоенные пространства на суше и в море. По всей видимости, приближающийся остров оказался из их числа, так смутно ощущалось. Вроде никого там не было, остров-сад овевался роскошным неприсутствием.
Как подтверждение мимо неё в сторону открытого моря проплыла пестрая морская черепаха, жутко надменное существо почти без зачатков понимания, эти рептилии избегали всех и селились наособицу. По местным преданиям, пестрые черепахи были изначальными обитателями Парадиза, и всех остальных полагали нежелательным добавлением. Но при том оставались избыточно яркими и красочными, оранжево-синими и канареечно-лиловыми, с маленькой головой и крайне неблагосклонным выражением. Вот и эта красотка проскользила мимо, задрав голову в высокомерном негодовании.
Чем ближе придвигался берег, тем больше светлела и просвечивала вода широкой лагуны, затем неспешно выявлялась полоса пляжа с тонкими сливочно-черными разводами, а сбоку подплывало озерцо крошечной буйно заросшей лагуны, на которую сверкающей лентой ниспадал водопад и лениво перекипал внизу.
Вообще на берегу оказалось слегка темновато, разумеется оттого, что местное светило, хотя и было солидных размеров, ходило по небу низко и лениво, в особенности медленно поднималось, совсем по чуть-чуть и слало лучи почти горизонтально, поэтому раннее утро длилось без конца и краю. Вот и лагуна с отвесным водопадом только начинала освещаться и искриться, выходя из долгого сна, хотя узорчатый пляж купался в ласковом неярком свете.
«Совершенно райское местечко, главное нетронутое», – размышляла она, выгребая на песок замедленными взмахами. – «Здесь бы навеки поселиться и… Парадиз в Парадизе, а там хоть трава не расти».
На самом деле водная феерия с бегунами её изрядно утомила, в теле ощущалось сладостное изнеможение, и восстанавливать энергию следовало на узорчатом пляже одинокого острова, воображая, что здесь она поселилась на ближайшую вечность. Однако, воображая не слишком предметно, иначе остров очнётся и станет присваиваться, только пожелай!
Не стоило забывать, что этот Парадиз совершенно «домашнее» место, оно с охотой подстраивается и угадывает желания. Место, что называется, «колыбельное», для детишек и «чайников». поэтому «чайникам» надлежит мечтать полегче, без интенсивности, иначе желание усвоится и затем досконально исполнится.
А вот вернуть остров-сад в исходное дикое состояние встанет посложнее, придётся искать помощи извне, а это не всегда удобно. Хотя тут каждый в курсе, что она самый реальный «чайник», и поспешит исправить глупую фантазию гостьи, однако лучше обойтись без того.
Песок с разводами наконец оказался под ногами, мелкий, с овальными песчинками, между ними изредка показывались плотные зеленые капли, наподобие застывшего стекла, на ощупь песок казался коротким ворсом и упруго поддавался под ступнями.
На кромке пляжа желание опуститься на песок и поваляться стало абсолютно неодолимым. Банальная мысль, что времени в Парадизе нету, и никуда не опоздаешь, изрядно утешила, пока сознательное присутствие не пропало окончательно.
Валяться так валяться, не думала, а скорее ощущала гостья Парадиза, пересыпая горстями странные песчинки, прозрачные и темные, катая в ладонях зеленые и голубые капли, они, вроде были частью органики, или нет. Впрочем, совершенно неважно, исследовательских интересов в Парадизе почти не возникало, обитатели жили с понятием, что нужная информация всегда на месте, и все знают, откуда её взять, а лишние знания перегрузят систему, занятую по завязку и так. Кроме знаний личная система каждого разумного обитателя отвечала за желания, действия и, главное, за представления. Правда скорее она бы назвала это свойство предметным воображением, оно работало с полной нагрузкой, а знания прикладывались постольку-поскольку.