Оценить:
 Рейтинг: 0

Гобелен с пастушкой Катей. Книга 6. Двойной портрет

<< 1 2 3 4 5 6 7 8 ... 14 >>
На страницу:
4 из 14
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
– Здесь не закрыто, пока мы работаем, – сообщила девушка-маляр. – Только в подъезде ходите осторожно, лучше бочком, а то…

– Спасибо, я постараюсь, – заверила я.

Затем пропустила заботливую девушку и вдвинулась боком в пострадавший подъезд. Конечно, именно таких впечатлений мне не хватало тем вечером для полноты счастья! Мало того, что стены оказались сплошь ободранными и заляпанными, до них мне дела не было, но вот перила ярко пестрели побелкой, а под ногами елозили листы скользкой упаковочной бумаги, получался почти что бег в мешках. И взяться было не за что, скользи себе по лестнице или прижимайся к перилам – все едино, выйдешь отсюда в белых пятнах, как жираф!

Было до слёз обидно пачкаться зря, но путей достойного отступления не предвиделось, поэтому я с трудами добралась до лифтовой двери и нажала кнопку. Через пару секунд пришлось убедиться, что совершенно напрасно, кнопка не возгорелась, и шумов в шахте не прибавилось. Я попробовала произвести действие вновь и убедилась, что предстояло восхождение с препятствиями на неведомый этаж. При этом следовало считывать номера квартир, чтобы не пропустить указанную.

Никому, конечно, не интересно знать, как я карабкалась по грязным и укутанным ступеням, как в отчаянии хваталась за перемазанные перила и старалась не падать на пятна зеленой краски. Это были сущие мелочи по сравнению с тем, с чем пришлось столкнуться на нужном этаже.

Там, перед открытой дверью шахты – лифт потому никуда и не двигался – громоздилось произведение столярного искусства в два этажа. Эдакая платформа-стремянка, на ней чего только не было, включая брезентовую робу, ведро с краской и кучу разных тряпок непонятного назначения, ну, да пес с ними! Деревянный монстр, кроме всего прочего перегораживал площадку, стоял монументом, проходи, как знаешь! Лично я не знала, и проходить совершенно не хотела, было до слёз жаль новенького сиреневого пиджака.

Да уж, забрался страдалец Добросеев в какую-то дыру и входы напрочь замуровал. Это вам не «гремя огнем, сверкая блеском стали», это «там где пехота не пройдет, где бронепоезд не промчится»… Угрюмый танк мог бы проползти, и я стала брать с него пример, только смею заверить, что гораздо угрюмее. Ко всему прочему, прокладывая путь при помощи намокшего зонта, ему не так страшно, он запасной и старенький. А когда я преодолела деревянное препятствие, почти в незапятнанном виде, и уже намеревалась праздновать мелкую победу духа, вот тут позорное происшествие и приключилось. Сколько буду жить, столько и будет стыдно… (Потом, правда, многое наслоилось.)

В свое оправдание могу сказать одно: свет в подъезде был тусклым и неверным, лестничный пролёт, ведущий наверх, показался тёмным туннелем, а сзади меня стояло насмерть деревянное препятствие, грязное донельзя и перекрывшее путь вниз по лестнице. Квартира, куда я всеми силами стремилась попасть, вот она виднелась буквально в двух шагах и манила указанным номером 36.

И когда вдруг и внезапно, сверху лестницы показалась затемнённая фигура в брюках, вместе с тем послышался невнятный призыв типа: «А постой-ка минутку!» – что бы вы думали, мне оставалось делать?

Ни секунды не оставив на оценку ситуации, я рывком бросилась к заветной двери № 36, в броске ткнула кнопку звонка и, не отпуская ее, забарабанила в дверь ногою. Не стану утверждать, что мною руководил панический испуг, но вышло само собой. Лучше поскорее встретиться с удрученным господином Добросеевым, чем толковать с неизвестным, которого нелегкая нанесла на лестницу. Будь он хоть замаскированным ангелом во плоти, желающим прикурить либо познакомиться с приятной дамой между малярными работами и тихим отдыхом на рабочем месте.

Ну вот, я звонила и барабанила, мужик в кепке оказался сзади меня, но ничего не предпринимал, а изнутри к двери подошел некто, наверное, Добросеев, и с беспокойством спрашивал, кто это там.

– Откройте, откройте быстрее! – требовала я, пока не догадалась предъявить рекомендации. – Я от Любови Борисовны, откройте!

Заклинание подействовало, двери раскрылись, и на пороге предстал мужчина среднего возраста и привлекательной наружности. Он оказался весьма внушителен, головой почти касался притолки, чем совершенно успокоил мои чувства и даже порадовал. Имея такого кавалера перед собою, я без боязни обернулась и увидела, что ненужный соискатель моего общества отступился и почти растворился в лестничной тени. Очень удачно вышло, хотя и не совсем удобно.

– Так отчего весь этот трезвон? – строго спросил Добросеев, тем отчасти испортил благоприятное впечатление, мог бы сказать что-нибудь по поводу доброго вечера или представиться.

– У вас тут на лестнице кто-то шляется, – я тоже обошлась без приветствия, хотя почти представилась из-за дверей.

– Знамо дело, сами видите, что ремонт, – неблагосклонно заявил Гриша Добросеев, потом предложил так же хмуро. – Заходите, если это не с вами.

Какое оскорбление хозяин имел в виду, я не очень сообразила, но охотно взошла внутрь и закрыла двери за собой. А Григорий Добросеев, это оказался вправду он самый, завинтил за мною хитрый засов.

Неудачно сложился первый момент знакомства, что и говорить. Лично я проявила себя дурочкой и паникёршей, а брошенный муж Гриша ничем меня не утешил, наоборот, сделал вид, что ничего другого от таких визитеров и не ждал. Даже уважаемую Любочку Борисовну помянул нелестным словом, не буду особо уточнять, каким именно. Имелись в виду некие старые интриганки, сующиеся в чужие дела отнюдь не бескорыстно, и я, наглая, иже с ними. Ничего этого Гриша Добросеев таить не стал, рассказал вместо приветствия почти сразу.

Не часто, прямо скажем, приходилось начинать работу с таких неудобных позиций. Присутствовало лишь одно утешение в этой обители скорби, причём оно вышло чисто технического характера. При всем желании спустить незваную гостью с лестницы Гриша Добросеев не сумел бы это осуществить, ему пришлось бы сначала сбросить с площадки малярную бандуру, либо вдвинуть ее в лифт и исхитриться нажать кнопку изнутри.

(Пока я протискивалась мимо сооружения, я так и подумала, что кто-то собрался спускать опору на лифте, но замешкался. Не исключено, что давешний мужик в кепке просил меня помочь в сложном деле, а я не сообразила и опозорилась. Вполне могло быть и так.)

Во всяком случае, ненужная мысль о моём скандальном появлении на пороге квартиры никоим образом не облегчала задач, кроме того, что маячила на задворках мысли почти неотступно. Как-никак, обратный путь мимо маляра и бандуры впоследствии предстоял, если я не намеревалась напроситься к Грише на ночлег или просить проводить меня из дому. Увы, наши отношения вокруг его семейных дел не развивались в подобном направлении, ничего приятно-личного в диалоге не намечалось, хоть застрелись!

С каждой минутой общения я открывала новые недостатки в хозяине-страдальце, утверждаясь в пошлой мысли, что беглая супруга терпела его дурные манеры чрезмерно долго, я бы не выдержала и лишней минуты. Стоит ли замечать, что судила я, мало того, что несправедливо, но некорректно с точки зрения профессии. Отнюдь не Гриша Добросеев заявился в гости против воли хозяев и вовсе не он делал наглую попытку сунуть нос в чужие неприятности!

Однако последующим покаянием дело не исправляется, а в моменты, пока я визитировала в квартире Добросеевых, негативные помыслы и ощущения преобладали над всем буквально. Стыдно сказать, я мысленно корила хозяина за пошлую скупость, исходя из момента, что верхнего света он в комнатах не зажигал, а принимал незваную гостью при свете небольшой лампы над диваном.

Следовательно, я не могла составить впечатления о жилище в целом, оно тонуло во мраке, что я ставила в отдельный счет Григорию Добросееву. Никакой полезной информации, кроме минимальной, я не выудила, это было обидно. На самом деле мне было до смерти любопытно знать, убрал он или не убрал со стола фотографию беглой супруги Тамары, неважно в какой оправе, простой или не очень. Милль пардон, всё же слаб человек! Это я.

Ладно, делу время, а всяческим потехам час. Смирившись с сознанием, что дополнительную личную задачу, а именно войти в душевный контакт с клиентом – придется окончательно похерить, я добралась сквозь взаимную неприязнь до основного дела. И то хлеб, правда, черствый.

Ну и вот, повинуясь договорённости, мы с Гришей уселись рядком на диван под лампой, и он стал показывать прощальное письмо от Тамары. За чем я, собственно, приехала. Вертя в руках записку, Гриша повторно уведомил, что будет делиться только копией, далее заверил, что копию мне надлежит снять собственноручно, хочу я этого или нет. И пока предупреждал, записку из рук не выпускал.

Не знаю, что имела в виду его супруга, но она оставила прощальный текст на большой глянцевой открытке, поздравляющей адресата с давно наступившим Новым 2000-м годом! Честное пионерское слово! С ума они все посходили, что ли, в этом доме! Или имело место изощренное оскорбление со стороны Тамары, я просто не знаю.

Я попробовала было возразить против идеи снятия копии с безумного документа, но хозяин резко пресек попытку бунта. Или так, или никак – строго пояснил он. Затем туманно прибавил, что, мол, «не хватало потом оправдываться, когда всякие там криминальные деятели будут совать в нос суду (?) записки якобы от Тамары, написанные его почерком. Нет уж, благоволите сами…». Документ у него, продолжал Добросеев, заверен нотариально, это раз, и он намерен провести частную экспертизу на предмет того, что текст на открытке писан Тамарой. Дело на мази, и нечего тут разводить турусы на колесах.

Да уж, я сидела на диване с ощутимою пружиной и тупо молчала, подавленная весомостью аргументов. И сразу перестала вникать, что бы это могло значить юридически. Бог с ними со всеми, я лучше побуду в сторонке. Дальнейшее действие вылилось просто в чудовищные муки, посудите сами!

Ладно, Гриша Добросеев, не очерствевший душою до конца, снабдил ходячую нотариальную контору бумагой для копии, понятно, что с собой ничего подобного не было. И на журнальном столике разрешил разложиться с работой, еще один реверанс в его сторону, мог послать на подоконник вне квартиры и вообще куда угодно. И альбом репродукций Пикассо принес, чтобы подложить, хвала ему! А ручка нашлась своя.

Но как прикажете снимать точную копию, сто чертей всем в печень и селезенку, когда оригинал исполнен на поздравительной открытке? Где кроме прощального привета имелся типовой текст поздравления и к нему в пару надпись лиловым фломастером: «С новым годом, Тамарочка, с новым веком и тысячелетием, если я не ошибаюсь!»

Вот я и мучилась несказанно, пытаясь сообразить, что будет точнее, и как будет лучше. Как-то не хотелось ударить в грязь лицом окончательно. В конце концов, сделала краткое описание открытки отдельно, а искомый текст записки привела ниже, хотя понимала, что для цельности впечатления они должны бы идти вперемешку, как на оригинале. Но в таком случае вышел бы документ из дурдома, такое я постеснялась бы нести многоуважаемой Любочки Борисовне, даже ей, многоопытной. И долго колебалась, это я опять же, стоит ли приводить в скорбном документе описание новогодней картинки, она была впрямь необычной, подобных поздравлений я доселе не видела, в эдаком демоническом стиле. Находясь в процессе колебаний, я спросила хозяина неуместно доверительно.

– А открытка откуда, очень необычная, и, вообще, почему на ней? – вернее, я засыпала беднягу рядом бестактных вопросов.

– У Тамарки всё не как у людей, – безропотно, хоть и бесстрастно пояснил Добросеев. – Её фирменный стиль, все привыкли. Вот и карточку принесла с работы. Так мило поздравили, какие-то клиенты, ей глянулось, принесла показать, картинка весёлая. Чёрные ангелы несут полуголую душу в когтях, с Новым годом, дорогие товарищи! Потом художество долго валялось, пока не пригодилось. Хорошая бумага, места как раз хватило, вышло удобно. Почерк разбираете?

– Да уж, будто ребенок писал, крупно и коряво, – заметила я не без провокации, очень хотелось разговорить хозяина.

– Вот потому я об экспертизе подумал, – согласился Гриша. – Это у неё от компьютера, рукою почти не пишет, тюкает по клавишам, почерк регрессировал, сама смеялась.

Вот тут мы оба надолго замолкли. Я стала снимать копию в меру своих сил, а между делом витало соображение, что как бы Гриша ни порицал беглую супругу, но… И уж точно ждал ее обратно, хмурый, всем недовольный, но в полной готовности высказать должные упрёки и… Достаточно предположений. А прощальный привет Тамара оставила такой.

«Милый друг! Я отъехала, пока не знаю, насколь долго. Постарайся никого не беспокоить, я предупредила, пускай не ищут. Если что, меня нету, уехала лечиться, от чего-нибудь. Деньги – знаешь где, я взяла немного. И пока.

Тамара, год, число, месяц, подпись неразборчиво»

Скупое послание выдала Тамара Добросеева супругу Грише, ничего иного не скажешь, но, с моей точки зрения, вполне достоверное. Если я что-либо понимаю в людях, то Гриша такого бы не сочинил, очень оно вышло обидное для него. Уж лучше бы Тамара придумала про неземную позднюю любовь и седого принца с миллионами в кармане.

Стало понятно, что обнародовать такое письмецо было для Гриши мучительно, просто как нож острый. По всей видимости, Любочка Борисовна выкрутила ему руки с особой жестокостью, иначе бы никто документа не увидел. Всё это промелькнуло враз, пока я копировала, и задерживаться в доме Добросеевых расхотелось вовсе.

Я и не стала. Как только закончила писанину, то принесла хозяину благодарность за содействие, извинения за отнятое время, далее, не медля, испросила разрешения откланяться. Гриша Добросеев в свою очередь гостью не задерживал, церемонно выразил сожаление, что мы оба занимались малоприятным делом, и отвел к входным дверям.

А там обоих ждал небольшой сюрприз. Когда дверь квартиры открылась внутрь, то стало видно, что деревянное сооружение волшебным образом уехало с площадки, но обслуживающий персонал, к сожалению, остался на месте. Тот самый тип в кепке, что напугал меня при входе, никуда не делся. Более того, он сидел у соседней двери, склонил голову на грудь и вытянул ноги поперек площадки. Надо полагать, что работник малярного цеха, потрудившись всласть, пребывал в состоянии беспробудности, хотя проверять никто не стал.

Я просто перешагнула через лежащие ноги в мятых брюках, а любезный хозяин проводил меня взглядом, пока я не сошла с площадки.

– Вот такие пироги с котятами, – сказал Гриша Добросеев на прощание.

И я не совсем поняла, что он имел в виду. То ли внезапный отъезд супруги Тамары и записку с чёрными ангелами, то ли мертвецки пьяное тело поперек дверей на прощанье. Надо сказать, что дешёвый спиртной дух распространялся вплоть до следующего этажа вниз, а потом смешался с прочими лако-красочными ароматами. Однако я успела отметить для себя, пока спускалась по проклятой бумаге, что как-никак, контакт с клиентом состоялся, невзирая на веселую встречу и нестандартные проводы.

№ 5. Вывод из вышеизложенного вышел странный и послужил заключением к вступлению и вообще…

Вывод, или, если хотите, ввод в дальнейшую программу, получился в виде телефонного разговора однажды наутро вскоре.

Абонент Л. Б. – Катюша, я ведь не разбудила тебя, это Любовь Борисовна.

Абонент К. М. – Да нет, не особенно, вообще-то…

<< 1 2 3 4 5 6 7 8 ... 14 >>
На страницу:
4 из 14