Осколки сознания. История не одного психического расстройства

– Да? А я с водкой привык.

– Ужас!

И снова я отказывалась замечать отрицательные черты, заполняя весь свой мир присутствием этого человека в моей жизни. Было так хорошо рядом с ним, что не хотелось верить ни во что, кроме иллюзий.

Еще через неделю Александр подключился к своей страничке в «ВК» и стал лично отвечать на многочисленные сообщения поклонниц. Я же, как и планировалось, занималась ненавязчивой рекламой в виде цитат из его книги, размещаемых на «стене». Иногда мою работу прерывало сообщение, автоматически высвечиваемое в нижнем углу экрана, и я невольно видела его текст.

От каждого такого сообщения щемило в груди, потому что я ощущала катастрофическую нехватку внимания к своей персоне, а эти сообщения, как мне казалось, отнимали и до того редкое общение. Я так же понимала, чем больше их вижу, тем больнее они бьют по мне, поэтому, зайдя в настройки, изменила доступ до Его странички. Теперь писать могли лишь те, кто был в «Друзьях». Глупо было ожидать, что сообщения резко закончатся. Выходя каждый вечер в сеть, Александр добавлял все больше и больше новых «друзей», продолжая бить по больному. Но я не могла ограничивать его в общении, кто я была такая? Мне просто было обидно, что мне он по-прежнему старается не отвечать, в то время, как другим, писал без остановки. А главное, объяснение было подобрано бесподобно! «Я не могу не ответить, это не прилично. Ведь люди меня спрашивают». Выходит, мне не отвечать – было прилично.

22. Германия

Шел уже третий месяц моего кошмара под названием «Давят гранитные стены», и, казалось бы, организм начинал адаптироваться к постоянному тиснению границ личного пространства, выбрасывая чуть меньше адреналина в окружающий мир лицемерного круговорота.

Прогулки в университетском парке утопали в опавшей листве, гоняемой ветром. Море, когда-то зеленого города, теперь валялось под ногами, сменив не только привычную окраску, но и растеряв жизненную силу. Несмотря на это, чувствовалась особая красота увядающей природы, манившая укутаться в осеннее одеяло желто-коричневых листьев.

Этому городу было отпущено два дня моего присутствия, и я предвкушала нашу разлуку, широко улыбаясь все еще яркому солнцу. Не было ни боли за оставляемый любимый город, ни сожаления за предаваемый на две недели трамвай, ни тоски за человеком, которого я видела лишь изредка в коридоре гранитного здания и 1,5 часа на занятиях по понедельникам. Впереди ожидало путешествие в один из популярнейших городов Германии – Кельн. В эту поездку мы отправлялись вместе с подругой и ее мамой, которая всегда относилась ко мне, как к своей дочери. Мама Люда (как я иногда ее называла) летела в командировку, согласившись взять в нагрузку двух дочерей при условии, что мы будем себя хорошо вести (а это мы умели) и развлекать себя самостоятельно, не нарушая ее рабочего ритма.

Первым делом мы с Каринкой пожелали увидеть знаменитый Кельнский собор и, конечно же, Ратушную площадь. Не думаю, что в этом желании мы чем-то отличались от обычных туристов. Но вот вторым нашим пунктом было желание изучить германские кладбища – место, где жизнь так тесно соприкасалась со смертью. В Киеве подобные места были нами изучены в мельчайших подробностях и уже давно не вызывали особого интереса, а вот в Германии мы никогда не были, поэтому хотелось сравнить, чем отличаются наши культуры – культура погребения есть одна из основных частей любой культуры.

Такими были наши незамысловатые планы на две недели по ту сторону Европы.

А сейчас я шуршала киевской листвой, волоча ноги по газонам университетского парка в ожидании подруги, более тщательно грызущей гранит науки в стенах Политехнического института.

Желание написать Богданову зародилось в моей голове, как всегда, случайно. Я посмотрела на часы, было 13:20. До 15:00 мне писать запрещалось, так как утренние часы у него были заняты написанием новой книги, с 13:00 до 15:00 сон час. И, не дай Бог, потревожить его в неустановленное распорядком время! В те дни, когда он преподавал, время увеличивалось до 19:00 – тот момент, когда он успевал вернуться с работы и поужинать.

Я не знала, были ли у него сегодня пары или он сладко спал в своей холостяцкой берлоге, да и не хотела знать! Все эти временные ограничения казались мне сущим бредом, подчиняться которому было верхом безумия. Поэтому с легкостью куртизанки я входила в чужую обитель.

Привет! Я завтра уезжаю в Германию.

На удивление ответ пришел мгновенно:

– Во сколько?

– Ночью.

– Мы можем встретиться?

И вот уже была назначена новая встреча в 19:00 на станции Площадь Независимости.

23. Встреча

Я ждала его в центре зала на станции, на часах подходило к 19:15, а его все не было. Вспоминая те немногочисленные встречи, что у нас были, я не могла назвать ни одной, когда бы он не опоздал на 15—20 минут. Казалось, это было для него привычным.

В 19:21 раздался телефонный звонок, и я услышала недовольный голос в трубке: