Осколки сознания. История не одного психического расстройства

Телефонный звонок, как привет с того света, наполнил комнату любимой композицией Океана Эльзы, которую сейчас я готова была возненавидеть – так мне было ужасно ощущение вмешательства в мою боль. Кто бы не звонил, зверь забился в угол и не мог услышать чей-либо голос, проникающий из трубки в логово. Телефон не умолкал, и уже хотелось разбить его о стену, но страх перед этим дребезжащим монстром только усиливался, лишая возможности к нему даже прикоснуться. Что это было? Реакция выходящая за пределы реальности, лишенная понимания и не пропускающая смысла.

Как только чудовище смолкло, раздался короткий сигнал, оповещающий о новом сообщении. Состояние приходило в норму: любовная истерика была выбита телефонным стрессом, лишенным право на существование в безликой тишине.

Взяв телефон, я увидела два пропущенных вызова от Александра Эдуардовича, и сердце снова захотело вырваться из моей груди. СМС тоже было от него:

Лиза! Отвечай же!

Могла ли я в тот момент узреть в его приказном тоне страсть к подчинению? Конечно, нет! Я видела лишь одно: Он хотел со мной поговорить!

Но говорить, говорить я сейчас не могла. Страх перед телефоном сковывал не просто мышцы, но и внутренние органы, приводя к новым сбоям системы. Руки тянулись к рукам. Воздух отторгался легкими, а голова горячей волной расходилась в танце.

Не могу сейчас говорить. – Написала я в ответ, и поняла, что ради одной такой СМС стоит жить – столько эмоций она давала.

– Давай встретимся?

И вот мы уже договаривались, где и когда произойдет это волнительное событие, а я все еще решала, как вести себя при встрече и как к нему обращаться?

16. Встреча

Мы должны были встретиться возле института в 17:00, где я стояла уже часом ранее, не в силах усидеть дома или посвятить свой день какому-либо занятию. Даже карандаш не поддавался руке, искусно владеющей им до этого дня. Почва уходила из-под ног, срывая в полет воображения, от одной мысли об этом мужчине, держа в своем плену до самого его появления, которое ознаменовалось новым для меня ощущением неизбежности – дрожью в коленках. Меня пугал не сам Богданов, не то, что могло между нами произойти, а ощущения абсолютно незнакомые и не управляемые, заводящими в потаенные уголочки вселенной, растворяясь при возможности самопознания. Видимо, познать их можно было – не познавая.

Александр Эдуардович, подбежал ко мне, как всегда неожиданно, вырвав из потустороннего осознания мира, слегка обняв и поцеловав в щеку. Если бы моя реакция была более активна, ему пришлось бы отведать и моего ответного прикосновения – кулаком по небритой щеке, но внезапность сыграла против меня. Поэтому, отойдя от него на безопасное расстояние, я услышала свой противный голос:

– Привет.

– У меня еще одна пара, – парировал мой молчаливый собеседник, – Но если ты подождешь, я отпущу студентов через 20 минут и мы сможем погулять.

– Хорошо.

– Не хочешь пройти в институт? Ты можешь сесть в аудитории.

Наотрез отказавшись, понимая насколько это сложная для меня задача – сидеть в аудитории, еще и под пристальным взглядом, недоумевающих студентов, я согласилась подождать на этаже.

Когда, по прошествии 20 минут, студенты выходили из аудитории, где им только что читал лекцию Богданов, они весело переговаривались о столь непривычном преподавателе. Приближаясь ко мне, разговоры становились отчетливее, и уже скоро я смогла разобрать, как одна студентка говорила своей подружке, что он неоднократно к ней клеился.

– Да он придурок озабоченный! – вмешался в разговор их сокурсник.

– Да, и от его Фрейда уже тошнит! – заметила подруга.

Стало как-то неприятно от этих слов и даже обидно за Александра Эдуардовича, и я уже боялась, что он выйдет следом и услышит, но чуть позже вышли еще две студентки, которые, видимо, его и задержали.

– Заходи! – выглянув из аудитории, пригласил он.

Дрожь в коленках превратилась в цементное обмундирование, лишая движения привычной легкости – зверь входил в свои права.

– Мы собирались на улицу, – возразила я, пытаясь совладать с приступом бешенства, подкатывающего к горлу, в желании обнажить оскал.

Видел ли он это? Чувствовал? Сложно было представить, что мой взгляд мог не выдать всей той злости, что из него лилась, и никакая ослепительная улыбка не могла усмирить его.

– Хорошо, я только куртку возьму! – прозвучало согласие, и Богданов скрылся в аудитории.

– Ты извини, за прошлый раз, – уже на улице начал Александр Эдуардович мусолить такую неприятную тему. Мне казалось, он сейчас заговорит о моей тетрадке и его портрете, но он тактично избежал этого, коснувшись только перехода на «ты». – Мне казалось, нужно держать дистанцию, но я не против.

– Можно вопрос? Личного характера. – Лишая себя хоть какой-то капли благоразумия, моя любознательность перла вперед.

– Спрашивай.

– Ты женат?

– Разведен.

Он не поднимал на меня глаз и вообще старался смотреть больше в сторону или перед собой, странным образом лишая меня обычного контакта – единственного, на который я сейчас была способна.

– Почему? – продолжало мое любопытство, вступившее в сговор с воображением, но еще пытавшееся узнать истину.

– Так! – резко возразил Александр Эдуардович, не желающий продолжать данную тему. Но его глаза по-прежнему были мне не доступны.

– Что «так»!? Я спросила что-то не то?

– Здесь не о чем говорить! – Его тон не оставлял вариантов.

Теперь уже любопытство было задавлено обидой, но воображение не сдавало своих прав, рисуя этюды неизведанно-познаваемой жизни. Все процессы черепной коробки были поглощены столь увлекательным занятием, и лишь разум выступал в качестве обвинителя, желающего покарать обидчика, окончанием встречи. Но как же сильны над нами чувства, заставляющие сгорать заживо в огне любви с нетленной улыбкой на губах. Я добровольно взвалила на себя крест и поднималась на Голгофу[6 - Голгофа – гора, на которой распяли Христа.], вопреки всем ошибкам человечества, желая лишь вкусить этот плод перед распятием. Ступни обдавало ветром, раздирая кожу об острые камни, а глаза слепило солнцем, пробивающимся сквозь грозные тучи. Солнцем, освещающим путь сквозь земной ад – раскидывающим вокруг костры, сдавливая легкие их дымом. Это был мой путь – путь не вытоптанной тропы веры, любви и надежды.

17. Поток сознания

Домой после вчерашней встречи я возвращалась с переполнявшими мыслями голову, стремительными потоками переплетающихся внутри вопросов, разглядеть сквозь которых истину не представлялось возможным. Почему он не захотел говорить о себе? Не доверяет? Не считает нужным делиться? Или сковывают внутренние разногласия? Но ведь он сам предложил встретиться! Зачем? Решил поиграть моими чувствами? Ответить на них? Или же просто пожалел? Он никогда не смотрит мне в глаза? Чего он боится? Или же причиной всему мой дикий взгляд, которым я испепеляю всякий раз, когда он дотрагивается до меня в безобидной попытке подать руку или пропуская вперед, касаясь моей спины? Сложно представить какие метаморфозы скрывает чужая черепная коробка, когда не можешь разобраться, что же твориться в твоей!

Глаза затягивала белая пелена, а руки жадно тянулись к расчесанным местам, дабы покончить с тем бредом, что творился в голове, и даже стук родного трамвая не успокаивал, как прежде, являя собой лишь незримую связь с прошлым. Его истории я уже не слушала.

Ночь была переполнена снами, странным образом затрагивающими предшествующую им встречу. В моих руках оказался сотовый телефон, и я набирала домашний номер Богданова. Трубку взяла его мама, которой я, как на духу, выложила все свои чувства.

«Все-таки я влюбилась» – первая мысль моего пробуждения ударила новым потоком, разрушая сознание. Остатки сновидения еще держали, и сложно было сориентироваться, где же начиналась действительность? А была ли та действительность, за которую я так жадно хваталась, обнажая до того неприкосновенную душу перед человеком, едва ль достойного такого откровения? Разум еще боролся с эмоциями, ведя пропаганду безоглядного бегства, но его немые крики превращались в бессознательные импульсы, теряющими свою силу на подступах решительных действий.

Бежать было бессмысленно! Я сдавалась.

18. Оправдания

День сменял другой, теряя ночи в потоках бессознательного. Чем больше проходило времени, тем сильнее пульсировало в висках, рождая все новые и новые мысли, разбивая о скалы неизбежности такие никчемные желания. Он не звонил, не отвечал на СМС, и даже электронные сообщения уходили в никуда.

Но сегодня был понедельник, вносящий во мрак свет очередной парой культурологии. Я знала, что увижу Его, а потому с самого утра буквально парила, отбрасывая крыльями прошлые обиды. Карина, трамвай, институт – неизменный маршрут с его наполнением, но уже новыми эмоциями.

Не успев переступить порог аудитории, я почувствовала на своей спине руку, не вызывающую сомнения по поводу ее обладателя – это был Богданов, буквально втолкнувший меня в пока пустующее помещение, заскочив следом и закрыв дверь.

– Привет! – услышала я уже привычный голос снабжаемый улыбкой, но ответила без аналогичного энтузиазма.

– Ты на меня обижаешься? – продолжал бить по моим перепонкам напев сопрано.

– Я тебе писала, звонила, но ты даже не соизволил ответить! – недовольно выдала я. – Неужели так сложно было?