– Ты, в самом деле, не помнишь его лица? – наконец спросила она.
Я покачала головой.
– Но что-то в его внешности ты помнишь? Ты же художник! – воскликнула мадмуазель Прежан. – Я думала, что у художников фотографическая память.
– Помню, что у него серые глаза и тёмные, почти чёрные волосы, которые такими изогнутыми линиями уложены по бокам, – я провела рукой по виску. – Лоб высокий и широкий. Подбородок такой… к которому хочется прикоснуться рукой. Губы тонкие, но выразительные. Когда он говорил, я смотрела, как двигаются его губы… Зубы крупные, мужские. Он показался мне невероятно красивым! А ещё руки! Точнее, руки в чёрных кожаных перчатках… и блеск этой кожи.
– Смотри, Тара, ты же всё помнишь! Вон, как описала! – Марта подскочила со стула. – Нарисуй его, пока так помнишь!
– Но я не пишу портреты! – возразила я. – К тому же, я помню детали, но не могу соединить их в один образ – что-то ускользает от меня, – в своём голосе я услышала нечто похожее на отчаяние. – И его запах – запах лосьона после бритья, геля для волос и…мужчины. У меня даже голова кружилась, когда я стояла рядом с ним.
Мадмуазель Прежан обняла меня и посмотрела в глаза.
– Оказывается, Тара Паркер, – мягко улыбаясь, сказала она. – За фасадом неприступной и холодной девушки, спрятана страстная и горячая женщина.
– Марта Прежан, что ты выдумываешь? – я спокойно смотрела ей в глаза. – Поздно уже, давай спать.
– Ладно, – согласилась она и пошла к двери. – Спокойной ночи! До завтра.
– До завтра.
Девушка вышла, тихо прикрыв за собой дверь.
VIII
На Рождество мадемуазель Прежан пригласила меня поехать с ней в Париж. Как я могла упустить такую возможность! Тем более, что перспектива оставаться на праздники в школе мне совсем не нравилась.
– Разве ты не поедешь на каникулы домой? – спросила меня Марта, когда мы пили кофе в моей комнате. – Ведь Рождество – семейный праздник.
– Моя семья – родители и старший брат живут в Новой Зеландии, на другом конце света, – грустно ответила я.
– И ты здесь одна? – удивилась девушка.
– Одна, – пожала я плечом. – Но ты знаешь, мне почему-то всегда везло на друзей: в университете – Келли, здесь я сразу познакомилась с тобой, – я обняла Марту. – Чему я очень рада!
– Я тоже рада, что у меня, наконец, появился друг в этой богадельне, – девушка тоже обняла меня и прикоснулась своей головой моей. – А брат старший?
– Да, намного, на четырнадцать лет. Его отец развелся с моей матерью, когда Браяну было двенадцать. Где-то через год она встретила моего отца. Ещё через год появилась я. Ой, у меня же коньяк есть, – спохватилась я. – Французский! Будешь?
– Конечно! Тащи!
– Так вот, брат учился в Кембридже, – я поднялась и направилась к шкафчику, чтобы взять бутылку. – Его дипломная работа выиграла какой-то престижный конкурс. И Браяна пригласили в Америку, работать в одну крупную компанию. Не помню, сколько он там работал. Затем брата переводят с повышением в их филиал в Новой Зеландии. Позже он пригласил нас на свадьбу, на которой уговорил родителей остаться. Они соблазнились, а я не захотела и вернулась в Лондон. Наш лондонский дом в Кенсингтоне. Мы, точнее, я сдаю в аренду одной семье. Родители согласились, что деньги от аренды будут моими. Эти деньги, кстати, позволили мне отучиться в Оксфорде. Да, и сейчас, хорошая финансовая помощь.
– А почему не в Кембридже, как брат? – Марта добавила коньяк себе в кофе.
– Кембридж мне не нравится. Напыщенный какой-то, – я захрустела печеньем.
– Так что, тебе теперь негде жить?
– Почему?
– Ну, в твоей лондонской квартире живут?
– И что? – я отставила пустую чашку. – У меня в той квартире есть свои, так сказать, апартаменты с ванной комнатой. Сейчас они закрыты. Жильцам запрещено в них входить. Я могу в любой момент приехать, и там остановится. К тому же, я хочу купить квартиру здесь, в Эдинбурге, в Восточном районе, чтобы окна смотрели на море.
– А я хочу вернуться домой, в Париж, – вздохнула Марта. – Никак не привыкну к вашим ветрам, холодам и слякоти. Поехали со мной!
– Куда?
– В Париж!
– И что я там буду делать? Да, ещё с моим французским.
– Рисовать! – мадемуазель Прежан подскочила со своего места и быстрыми шагами заходила по комнате. – Я видела твои картины! Ты – талантливый художник! Париж ждёт тебя! Только там ты станешь самым модным и популярным художником! И сможешь заработать кучу денег!
– Всё это очень соблазнительно, но я люблю Эдинбург, его ветра, холода и слякоть, – улыбнулась я. – К тому же, в Париже и без меня художников хватает. А славы на всех не хватит.
– Тогда, поедем, просто, в гости на Рождество! – Марта остановилась посреди комнаты. – Я покажу тебе Париж. Сходим в Орси и галерею Оранжери, посмотришь на оригиналы своих любимых импрессионистов.
– Хм, ты знаешь, чем завлечь! – я посмотрела в окно. – Уговорила. Едем!
Ранним утром за день до Сочельника мы отправились в Париж. Умелое и даже лихое вождение Марты быстро домчало нас до Лондона. Несмотря на объезд по окраинам города, дорожных «пробок» нам всё-таки не удалось избежать. ВМW мадемуазель Прежан въехало во чрево парома. Мы вышли из машины и огляделись, чтобы запомнить место и уровень парковки, обозначенного заглавной буквой и цифрой. Потом прошли вдоль ряда автобусов, легковых и грузовых автомобилей и, дёрнув ручку тяжёлой металлической двери, оказались в коридоре возле лестницы с блестящими перилами и покрытой красной дорожкой. Пассажиры поднимались по лестнице и разбредались по кораблю. Не теряя времени даром, мы решили пообедать. В ресторане парома уже выстроилась очередь желающих подкрепиться. Обслуживающий персонал особой расторопностью не отличался: работники раздачи безуспешно сновали туда-сюда, отчего очередь двигалась медленно.
Мы выбрали жареную курицу с картофелем фри, упросив парня на раздаче подать лишь по полпорции картофеля. Кассир принимала как фунты, так и евро. Расплатившись на кассе с милой дамой, мы выбрали столик у окна и с удовольствием отобедали. После ленча у нас оставалось минут двадцать до объявления о прибытии и необходимости занять места в своих машинах, оставленных на нижних палубах. Поэтому мы решили посетить магазин парома.
Приятный мужской голос возвестил о прибытии парома к месту назначения и попросил пассажиров спуститься к своим авто. Возле дверей нижней палубы собрались несколько мужчин. Мы подошли ближе и остановились на ступеньках. Другие пассажиры тоже останавливались на лестнице. Прозвенел звонок, и автоматический замок палубы-гаража клацнул, открывшись. Люди пошли по рядам в поисках своих автомобилей. Сразу за туристическим автобусом стоял BMW Марты.
Служащий парома в светло-зелёном светоотражающем жилете размахивал руками, указывая очерёдность выезда машин. Наконец он показал пальцем на водителя, впереди, нас стоящего автобуса и помахал ладонью. За автобусом двинулись и мы. На пропускном пункте два улыбчивых офицера таможни проштамповали наши паспорта.
В Париж мы приехали поздно ночью. Маленькая квартирка Марты располагалась на четвёртом этаже и состояла из двух комнатушек и кухни, обставленных недорогой современной мебелью.
– Вот твоя комната, – мадемуазель Прежан открыла дверь в одну из них. – Входи. Здесь ты будешь спать, а я – в той.
Кинув, не распаковывая сумки, поужинав бутербродами и чаем, мы легли спать. Разбудил меня длинный гудок грузового автомобиля, промчавшегося под окнами.
«Невероятно, я проснулась в Париже!» – подумала я, рассматривая узоры потолка. Я встала, застрелила постель, прошла на кухню и поставила чайник. Кинула в чашку растворимый кофе и сахар. Присела на табурет, ожидая пока закипит вода и любуясь видом из окна.
– Чего так холодно? – в кухню, шлёпая босыми ногами и протирая глаза, вошла Марта одетая в длинную футболку.
– Извини, это я форточку открыла, чтобы утро впустить. Привет! – улыбнулась я. – Сейчас закрою.
– Привет! О, кофе. Подожди, только сигаретку возьму, – потягиваясь, ответила мадемуазель Прежан.
День в Сочельник мы ходили по магазинам, покупая к празднику наряды, толкались по Рождественскому базарчику, выбирая ёлочные игрушки, свечи и прочие приятные мелочи. С ворохом пакетов, упаковок и коробок мы пошли пообедать в кафе. Заказали по куску вишнёвого штруделя и кофе. Нежной третью зазвонил сотовый телефон Марты. Девушка откинула крышку телефона-ракушки и заулыбалась, услышав в трубке мужской голос.
– Это Сильвио, – закрывая нижнюю часть трубки, проговорила она. – Я отойду?
– Конечно, – кивнула я. – Нет, ты здесь разговаривай, а я выйду. Когда закончишь, постучи в окно.