Мудрая тетя Каля не стала упоминать свою петербургскую племянницу и не стала также заострять внимание на истории с льготным железнодорожным билетом, из-за которого погибла несчастная Захаровна. Хохленко, который про эту историю, естественно, помнил, в данный момент больше интересовался смертью нотариуса, которая произошла на вверенной ему территории, и не стал сбивать свидетельницу лишними вопросами.
– Ждала я, ждала, пока подойдет моя очередь, очень даже от этого утомилась. Мне как-то легче, если я при деле – огород, там, прополоть или, допустим, прибраться, – при этом тетя Каля окинула взглядом преобразившийся кабинет, – тогда как-то время незаметно пролетает, а когда так просто сидишь, так оно тянется, тянется – просто сил нет!
Подполковник кивнул с большим сочувствием, и Калерия Ивановна продолжила:
– В общем, девушка эта, нотариуса секретарша, сказала мне, что можно заходить. Ну я и зашла…
Тетя Каля горестно замолчала, снова вспомнив все, что ей пришлось пережить в тот ужасный день. Хохленко немного подождал и наконец весьма деликатно покашлял, чтобы дать понять свидетельнице, что их разговор вовсе еще не закончен.
Калерия Ивановна подняла на него затуманенный грустью взгляд и доверительно проговорила:
– Я, Кузьма Остапович, не из трусливых.
Подполковник нисколько в этом не сомневался и даже не нашел нужным об этом говорить.
– Но вот покойников, извиняюсь, очень не уважаю, – продолжила тетя Каля и заметно передернулась, – такое уж у меня к ним отношение. Кто пауков не любит, кто мышей – а я, извиняюсь, покойников.
Хохленко кивнул, ожидая продолжения.
– А тут вхожу я в кабинет, а он лежит… этот… Штукен… ну, в общем, вы понимаете. И как-то мне стало, извиняюсь, очень нехорошо…
– И как же вы, Калерия Ивановна, покинули кабинет? – спросил подполковник, когда пауза излишне затянулась.
– Сама даже не понимаю, – смущенно потупилась тетя Каля, – как увидела этого покойника, так меня будто что подхватило, и я – фр-р – и на улице!
– Но через дверь ведь вы не проходили?
– Не проходила, – честно призналась тетя Каля.
– Значит, получается, что через окно?
– Да я ж прямо не знаю… то ж ведь неприлично… – тетя Каля окончательно смутилась, – как же ж… приличная женщина – и через окно… Нет, такого уж никак не может быть!
– Но ведь не через дверь же? – Хохленко вел допрос с непривычным для него терпением. – Ежели бы через дверь, так вас бы секретарша непременно заметила и посетители остальные…
– Не через дверь… – согласилась тетя Каля.
– Выходит, все-таки через окно!
– Выходит, так… – Калерия Ивановна вынуждена была согласиться скорее с убежденным тоном милиционера, чем с его аргументами.
Подполковник представил, как его новая знакомая с ее убедительными габаритами вылезала через окно из кабинета нотариуса, и эта картина невольно показалась ему невероятной. Но он тут же вспомнил, как ловко она только что взбиралась на стол, чтобы протереть видавшую виды люстру, и подумал, что эта женщина способна еще и не на такие подвиги.
Он посмотрел на нее со все возрастающим восхищением и проговорил, ни к кому в особенности не обращаясь:
– Нет, но какая женщина!
После этого он только по-отечески пожурил Карелию Ивановну за то, что та не сообщила ничего в правоохранительные органы, которые безуспешно разыскивали ее все это время как ценнейшего свидетеля по делу об убийстве злосчастного нотариуса Штокенвассера.
Тетя Каля очень засмущалась и смогла сказать в свое оправдание только то, что была сильно напугана и не решилась появиться, но если бы она знала, какой удивительный мужчина встретит ее здесь, она непременно устремилась бы в милицию прямо из окна нотариальной конторы…
Подполковник, со своей стороны, с трудом мог поверить, что такая женщина действительно могла быть чем-то или кем-то сильно напугана, но не хотел обидеть ее своим недоверием и посчитал, что свидетельница дала ему совершенно исчерпывающие и вполне искренние показания.
– Подпиши Калерии Ивановне пропуск, Ананасов! – распорядился подполковник и напоследок попросил Калерию Ивановну сообщить ему, если она вдруг захочет куда-то уехать.
Тетя Каля пообещала ему, что непременно сообщит, хотя ей эта просьба показалась абсолютно личной и не имеющей никакого отношения к интересам следствия.
Алена Мухина рвала и метала. При взгляде на себя в зеркало ей хотелось выть от тоски и злости. Еще бы: вид в зеркале был ужасный. Синяк под глазом малость зажил и стал теперь не лилового, а желтого цвета с синим отливом. Шишку на лбу можно было прикрыть волосами, ссадины и царапины на коленке запудрить и носить пока брюки, но как погасить дикий блеск в глазах и злобу, написанную на лице?
– Ты должна успокоиться, – поучала ее бабушка, – ни одно дело нельзя делать в таком нервном состоянии, как у тебя, а особенно – такое важное дело, как наше. Ты пойми, ведь сейчас решается судьба нашей семьи, ведь по прошествии этих трех дней станет ясно, будем ли мы богаты и независимы, либо же станем влачить жалкое существование на гроши, которые оставил твоей матери ее муж по новому завещанию. Поэтому я призываю тебя, внучка, отбросить все посторонние мысли и сосредоточиться на главном. Время уходит.
Но Алена не могла успокоиться. Ведь это ее избили, выбросили из машины, а самое главное – выставили полной дурой, так что братец, этот недоделанный придурок, имел полное право над ней издеваться. Что он и делал. Но это бы еще ладно, у Алены всегда найдется способ заткнуть ему рот, но было очень противно сознавать, что братец прав. Ведь все, что с ней случилось, было подстроено специально. Этот самый Леонид, кем он там приходится той тетке, которой отчим Алены Анатолий Евгеньевич Сомов оставил наследство, этот самый негодяй все устроил нарочно. Нарочно делал вид, что без ума от Алены, а потом подстроил встречу со своей женой. То есть, конечно, она ему не жена, просто ему захотелось Алену унизить и дать понять, что ее игра раскрыта! А она-то считала его полным идиотом!
– В этом твоя беда, – говорила бабушка, – ты слишком самонадеянна, считаешь всех мужчин глупее себя, да и женщин, впрочем, тоже. Допускаю, что для меня ты делаешь исключение, но все же так нельзя. Твое самомнение может очень тебя подвести, как и случилось. Но не расстраивайся так, синяки заживут. И ты только подумай, когда мы будем богаты и независимы, мы вместе посмеемся над этим эпизодом! Тебе незачем помнить об этих людях, они тут вообще замешались случайно.
– Вот ты все время говоришь – когда мы будем богаты, тогда мы сделаем то-то и то-то, – медленно заговорила Алена, не отрывая глаз от зеркала, она пыталась замазать гримом ужасные синяки, – а у тебя есть уже четкое представление о том, что мы станем делать, если все сорвется?
Ольга Никитична поглядела на внучку в упор и не отвела глаз.
– Что ж, я не могу отмести и такой вариант, – вздохнула она, – но пока еще в наших силах этого не допустить. Если все-таки подобное случится – тогда и будем думать всей семьей, что делать.
«Ну уж нет, – подумала Алена, усиленно работая кисточкой, – уж если все сорвется, то только вы меня и видели. Торчать тут, жить на гроши, видеть перед глазами идиота Кирюшу и мать, которая интересуется только собственной внешностью и безуспешно пытается вернуть убегающую молодость, слушать бабушкины нравоучения… – нет, благодарю покорно! Если ничего не выгорит с наследством, я предпочитаю пробиваться в жизни самостоятельно!»
Очевидно, эти мысли отразились у нее на лице, либо же Ольга Никитична была хорошей физиономисткой, но она поджала губы и отвернулась, догадавшись обо всем.
Открылась дверь, и в комнату вошел Кирилл. При виде Алены он насмешливо хмыкнул, ее же буквально перекосило от ненависти.
– Вот что, дети, слушайте-ка меня, – строго начала бабушка, – вы наломали много дров, не знаю уж, как теперь все поправить. Ну скажи, пожалуйста, Кирилл, для чего тебе понадобилось убивать несчастную немолодую женщину? Да еще и нанял какого-то недоумка, который их перепутал!
– Я же не знал, что она поменяется с посторонней теткой! – вспылил внук.
– А надо было знать! – наставительно сказала бабушка. – Если уж решился на такое, следовало заранее все продумать и предусмотреть. И не поручать важное дело малознакомому человеку! Он не справился с порученным заданием, и тебе пришлось идти дальше, нанимать его для второго убийства. То есть замысел-то был, может быть, и неплох, но видишь, как получилось: ваш киллер нотариуса-то убил, но завещания вам не отдал. И еще неизвестно, как и когда оно выплывет, это завещание!
– Ну и что теперь делать? – угрюмо спросил Кирилл. – Научи, раз уже ты такая умная!
– Не груби бабушке! – тотчас встряла Алена.
– Не нужно никакого насилия, – спокойно сказала старуха, – то есть почти никакого. Убийство, знаешь ли, милый мальчик, – это уголовно наказуемое деяние. И срок за него дают очень большой. Тебе охота провести полжизни на зоне? Знаю, что неохота. Тогда слушайся меня. Эту тетку нужно заставить добровольно отказаться от наследства. То есть нужно заставить ее подписать официальную бумагу, что ей ничего не надо, и отправить домой.
– И как ты это себе представляешь? – завелся Кирилл. – Мы пойдем к ней и примемся уговаривать? Куда она нас пошлет после этого?
– Ее нужно похитить, – спокойно ответила старуха, – похитить и отвезти в Комарово. И там убедить подписать бумагу.
– Думаешь, это так легко сделать? – усомнилась Алена. – Видишь ли, я ее видела, эту тетку. Такая просто так не сдастся.
– Не спорю, – согласилась бабушка, – но Кирилл найдет убедительные аргументы. Припугнуть, не давать ни есть, ни пить, кажется, там в подвале есть крысы…
– Я сам их боюсь! – вскрикнул внук. – Ни за что не пойду в подвал!