Второй шанс

– Да как-то надоело, всё голубым да голубым красила.

– Мам, а беседка у бабушки жёлтая.

– А слона-то я и не приметила. Как здорово получилось! – Обычная для кубанских дворов виноградная беседка горела ярким солнечным цветом.

– Мама, как ты вылезла на лестницу с твоей-то больной ногой, – посетовала Иванна, чувствуя стыд. Без их помощи мать привела дом и двор в порядок.

– Да это не я. Беседку красил Данька. Он увидел, что я крашу столбы и вызвался помочь.

– Как он? – При воспоминании об однокласснике Даниле Кузнецове на душе Ивки потеплело.

– Нормально. Нехорошо так говорить, но когда умер его отец, парню стало легче: смотреть за одним инвалидом легче, чем за двумя. Сергей Иваныч последние пять лет лежал – Даньке досталось. А его мамашу ты знаешь. Всё лежало на плечах парня.

– Да уж знаю, – усмехнулась Иванна. Она ещё девочкой не ладила с матерью Данилы. Женщина почему-то не переносила её на дух и всегда к ней придиралась.

– Бабуля, мы обедать будем? Я кушать хочу, – напомнила о себе Санька

– Ах, Господи! Чего я держу вас во дворе. Идите в дом, переодевайтесь в домашнее, умывайтесь. А я пока суп разогрею и яишенку с помидорами приготовлю.

Елизавета Павловна посмотрела вслед дочери и вздохнула: за десять лет Иванна впервые приехала без мужа. Что-то случилось, не иначе? Она вздохнула ещё раз и поспешила на летнюю кухню.

Кухню, состоящую из коридорчика и одной комнаты, построили рядом с домом. В тёплое время года здесь в небольшом уютном помещении проводили времени больше, чем в доме. Три окна с широкими подоконниками занимали горшки с цветами. В помещении стоял посудный шкаф, газовая печь на две конфорки, круглый обеденный стол со стульями, древний диван с деревянными подлокотниками и маленький холодильник.

Санька шумно плескалась в тазу, вода в нём нагрелась на солнце и стала почти горячей. Ивка вытерла мокрое лицо полотенцем и протянула его дочери.

Долго вы там? Всё стынет, – позвала их бабушка.

В тёплое время года Самошины предпочитали обедать на улице. Для этого в тени беседки поставили стол и две лавки. Елизавета Павловна расставила тарелки под суп, середину стола заняла сковорода с яичницей, источающей такой аромат, что рот девочки наполнился слюной.

Обе женщины с одобрением смотрели на проснувшийся у Саньки аппетит.

– Сейчас лопну, – заявила Саша. – Компот уже не поместится. Можно я посмотрю на кроликов?

– Рядом с клеткой лежит привядшая люцерна, покорми кролей и водички им налей. – Елизавета Павловна проводила взглядом внучку и повернулась к дочери. – Оставь посуду в покое, потом уберёшь. Что случилось?

– Ничего. Просто приехали в гости. – Иванне не хотелось вот так, буквально с порога говорить о своих проблемах. – Ты не рада нам?

– Не говори глупостей. Ладно, сама расскажешь, когда захочешь.

– Мам, а Данька женился?

– Да кто ж пошёл бы за него, пока у парня на шее висело два инвалида! Сейчас говорят: он с продавщицей из хозяйственного магазина дюже общается. Может, повезёт мужику. Ленка девушка хорошая, добрая.

– А про Ленчика-танкиста, что-нибудь знаешь?

– Откуда? Как уехал по распределению на Дальний Восток, так носа домой и не кажет.

Ленчик-танкист – ещё один друг из её детства. В восемьдесят третьем в Потапово родилось только четверо детей. Две девочки и два мальчика. Они вместе отправились в одну детсадовскую группу, а потом и в один класс. Играли тоже вчетвером потому, что хоть немного подходящие по возрасту дети в девяностых переехали вместе с родителями в соседнее село. Отделение совхоза в Потапово закрылось, работы не стало, и люди, продав дома за бесценок, перебрались в районный город Сайда. Остались только те, кто по разным причинам не мог уехать. Так что особого выбора в друзьях у Ивки не было. Справедливости ради сказать, ей повезло: они действительно дружили. Мягкая, добрая Тая, оттеняла взрывную, немного саркастичную Иванну. Спокойный, рассудительный Данила уравновешивал неугомонного, гораздого на проделки Леонида. Ивка улыбнулась, вспоминая друзей. Даньку последний раз она заметила из окна машины года три назад. С Таей они поддерживали отношения, хотя встречались нечасто, а вот Лёньку давно не видела.

Иванна накрыла салфеткой хлеб и фрукты. Посуду понесла мыть на кухню. В комнате, на диване, увидела аккуратно сложенное постельное белье и подушку. В углу на полке небольшой жидкокристаллический телевизор. Все говорило о том, что мать проводила здесь всё своё время. Ивка вымыла тарелки, поставила их в сушилку.

– Мамочка, котики! – послышался восторженный возглас Саши из сарая.

Иванна вышла из кухни, вытирая руки полотенцем. Через минуту дочь появилась во дворе, держа на руках двух котят: рыжего в полоску и чёрного с белыми лапками.

– Это Тиграш, а это Носочек, – объявила она. – Бабушка, ты не давала им имена? – спохватилась Санька.

– Нет. Они безымянные, как солдаты, – усмехнулась Елизавета Павловна, высыпая перебранный лук в ящик.

– Бабушка, солдаты неизвестные, а котики без имени, – поправила внучка. – А где их папа и мама?

– Мама крысой отравилась, а папа неизвестен, – хмыкнула Елизавета Павловна и спохватилась, заметив заблестевшие глаза внучки. – Санечка, они не плакали, котики ничего не поняли. Отпусти их, можешь к девочкам на улицу пойти поиграть. – И повернувшись к Ивке, добавила: – Семеновна переехала в город к детям. Дом продала. Купила его молодая пара, у них две девочки Санькиного возраста.

– Я пойду сама? – округлила глаза девочка.

В городе ей не разрешалось просто так бродить по городу одной. Утром в школу её отвозил отец, он же встречал после уроков. Когда у него случался форс-мажор, в школу за ней прибегала мать. Студия, где Санька занималась танцами, находилась рядом с домом.

– Сама. В деревне можно, здесь безопасно. Иди, иди, познакомься с девочками. Их отец возле двора соорудил целый детский городок. – Бабушка забрала котят. – Я положу их в коробку, ещё наиграешься.

Саша выглянула за калитку, постояла немного и неуверенно направилась туда, где раздавались весёлые крики.

– Мама, ты перебралась на кухню и даже ночуешь там?

– А что мне одной в доме делать? – смутилась Елизавета Павловна. – Захочется чаю – бежать на кухню ночью. У меня и телевизор там. Видела?

Иванна кивнула.

– Целый год копила, – похвасталась она. – Показывает как картинка. Лук я уже закончила перебирать. Пойдём-ка в дом, тебе вещи разложить надо.

Дочь шла впереди, пытаясь справиться с комом в горле. Поняла, насколько матери одиноко одной, и как она редко баловала её приездами.

В доме имелось четыре комнаты: две спальни, зал и зимняя кухня. С последнего приезда здесь почти ничего не изменилось, только в её бывшей комнате на кровати лежал другой плед. На полках этажерки из бамбука до сих пор стояли её детские и школьные книги.

– Мам, ты зачем их хранишь? – показала на учебники Иванна.

– Вдруг Саньке пригодятся.

– Она учится по другой программе.

– Тогда бери и выкидывай сама, – махнула рукой мать.

Ивка выложила вещи из сумки. В ванной комнате расставила на полке шампунь, гель, стаканчик с зубными щетками. Вместо привычного титана, топившегося дровами, на стене висела новенькая газовая колонка. Пол и стены явно недавно облицевали кафелем.

«Мама не дождалась помощи, сама справилась без нас», – подумала дочь, вспоминая старую ванную с простыми белеными стенами. Мысль зацепилась за слово побелить. Точно, потолок в зале и спальнях требовалось освежить.

– Мам, в хозяйственном магазине есть эмульсионка? Нужно потолки побелить, а то пожелтели.

– Есть, как не быть. Только Бог с ними с потолками, отдыхай лучше. – Елизавета Павловна неловко обняла дочь. Её глаза удивлённо расширились, когда Иванна не отстранилась, как обычно, а положила голову ей на плечо.