Рассказы о новомучениках и подвижниках Российских

– Черт, – заорали матросы все как один, – черт!

Фигура, видимо, приветствием осталась довольна. Сделала еще один подскок (ряса все же Ване мешала), слегка поклонилась.

– Совсем не черт, а Ваня-эконом.

– Кто? – заревело несколько голосов.

– Ваня, эконом архиерейского дома! А совсем не черт.

Это «совсем не черт» и «Ваня-эконом» матросам ужасно понравилось.

– Что вам угодно? – спросил старший.

– Быть или не быть архиерею! – выпалил Ваня.

Владыка Арсений очень заботился о Ванином образовании. Но именно в эту минуту Ваня вряд ли осознавал, что шекспировское «быть или не быть» матросы воспримут как «конкретную» просьбу.

По ходу чрезвычайной ночной беседы выяснилось, что матросы подозревают в архиерее (поляке) ненависть ко всему русскому. Кто бы поверил, что в 1918 году самые красные из красных ратовали за русское! Для них революция была торжеством русского духа. Ваня разуверил матросов, приведя слова из проповеди владыки Арсения о России. Стали разбираться дальше: почему пятерых матросов не отпели. Несмотря на позднее время, послали за священником, отцом Иоанном Суриковым. Отец Иоанн, увидев Ваню, подумал, что им обоим скоро смерть. Однако Ваня предложил поговорить.

– А на какой предмет? – удивился отец Иоанн.

– Предметов – полный стол!

И Ваня сделал знак, что неплохо бы выпить. Матросы, зауважав Ваню еще сильнее, налили себе, Ване и отцу Иоанну. Все выпили. Ваня, конечно, схитрил: помочил губы, но казалось, что сделал большой глоток.

– Закусывайте!

У отца Иоанна зуб на зуб не попадал, есть он не мог. А Ваня довольно ловко разделался с курицей.

– Ваня, – заговорил отец Иоанн, – в церкви были родные и родители тех рабочих. Они не попросили пригласить владыку. Если бы попросили, неужели бы я отказал? Но они не просили меня. Потому так и получилось. Ваня, не моя это вина!

Матросы не любили, когда их обманывают.

– Ах, так-растак, они нам не сказали! Дезинформация! Вопрос исчерпан. Еще по рюмочке?

Решили составить документ, по которому новая власть официально разрешает отслужить панихиду по убиенным. День выбран подходящий – Сретение.

– Владыка бы подходящую речь сказал. Владыка – юрист! – осмелев, заявил Ваня.

– Это хорошо, – приняли к сведению матросы.

Владыка Арсений не чаял дожить до утра. Видя его состояние, Ваня сам побывал в исполкоме и получил письменное разрешение на служение панихиды по убиенным героям-матросам. Это удивительное сочетание «панихида по героям-матросам» возможно было только в эти первые годы террора.

В первых гонителях было еще много «русского», что любили показать как матросы, так и красногвардейцы. Троцкий в отчаянии писал: «Красноармейцам нельзя доверять! Они крестятся на все купола!»

* * *

Есть сведения, что в период с 1917 по 1919 год, отстаивая православную веру, погибло около восьми тысяч человек. Патриарх запечатлел это в грозном послании к новой власти, осудившем тех, кто чинил расправы, и подвергшем их анафеме. Послание это определило отношение власти к нему и ко всей Церкви. Принятые большевиками декреты (например, о свободе совести и свободе слова) окончательно развязали руки ВЧК, которая и так уже вела охоту на Церковь.

Таково было грозное начало невиданных в современной истории гонений.

Глава 2

Красный террор

Монах Зосима и райсовет

Минуло всего два с небольшим месяца после роковой октябрьской даты. 20 января 1918 года был принят декрет об отделении Церкви от государства. Согласно этому декрету церковное имущество подлежало национализации. А 5 октября 1918 года принят был законодательными органами декрет о приеме на учет и сохранении памятников искусства. Троице-Сергиева Лавра занимала в этом ряду место особенное, и важно было сохранить ее хотя бы как памятник искусства. Но сама обитель многое пережила в первые послереволюционные годы. Монастырь был упразднен на основании декрета об отделении Церкви от государства, монахам позволено создать трудовые артели. С выселением монахам было очень трудно смириться. Можно было и совсем веру потерять, но многие из братии в эти поистине скорбные дни вспоминали об обетовании Пресвятой Богородицы преподобному Сергию: обитель сохранится, что бы ни случилось. Многие из братий селились в домах неподалеку, в надежде, что ее все же откроют, терпели нужду и голод. И хотя кельи стремительно пустели, будто все жившие в них птицы улетели в теплые края, полностью очистить территорию Лавры от монахов не получалось.

В одной из келий Лавры жил невысокий, с живыми движениями и пронзительными глазами, уже довольно пожилой монах Зосима. Как ни пыталась администрация его выселить, не получалось. А кроме него на территории Лавры монахов уже не осталось. Тогда решили просто выкинуть его из кельи. Пришли несколько человек, громко и грозно объявили, чтобы старец ушел.

– Нет, сейчас не пойду, – только и сказал старик.

Он, судя по всему, молился. Глаза переходили от лица к лицу, губы чуть заметно двигались. Затем старик взял распятие.

– Что это еще такое: не пойду? Сейчас выбросим! – сказал старший в группе.

В ответ на угрозу старец поднял крест и осенил им помещение на все стороны, как бы провел распятием черту.

– Попробуйте-ка, осмельтесь перейти через эту черту, которой я как бы обвел свою келью, и вы тотчас упадете мертвыми.

В то время проходила инвентаризация. Кресты и колокола частично были сняты. Но этот крест, начертанный живым человеком, всеми своими помыслами и чувствами обращенным к Богу, оказался сильнее металлических.

На пришедших напал внезапный и очень сильный страх – они просто сбежали.

Старца Зосиму на некоторое время оставили в покое. А он тихо жил в своей келье, усилив молитвенный подвиг. В своих молитвах старец часто обращался к Пресвятой Богородице и преподобному Сергию. Молился старец о монахах, покинувших обитель, и о врагах – чтобы причиненных ими разрушений было как можно меньше. Старец просил у Спасителя благословения для всех разъехавшихся по частным квартирам бывших насельников Лавры. Он вспомнил видение преподобному Сергию, который однажды узрел множество птиц, и было ему откровение, что так умножатся ученики его, что и счесть их будет трудно.

Наконец пришло и его время, и старец Зосима последним ушел из Троицкой Лавры. Около двадцати лет подвижник жил странником, переходя от дома к дому, стал желанным гостем своих духовных чад, которые сами когда-то приходили к нему. Слава о старце Зосиме быстро распространилась по всей стране. И где бы ни жил он, там появлялись жаждущие духовного наставления люди и сам собою возникал островок прежней Лавры, словно всю Лавру старец носил с собою. Кончина старца была мирной, на руках у духовных чад, в 1936 году. Ему было около восьмидесяти лет. В страшные годы этот монах стал для многих гонимых и помощью, и утешением.

Осенью 1918 года в Александро-Свирском монастыре была вскрыта рака с мощами преподобного. Началась так называемая кампания по вскрытию мощей. Многие священники препятствовали вскрытию и приняли мученическую кончину. Раки и ковчеги разоренных святынь частично попали в музеи, частично пропали. Некоторые из них чудесным образом обнаружены были спустя много лет.

Часть мощей была реквизирована государством. Население помогало большевикам, но не так активно, как им бы хотелось. В некоторых районах страны (например, в Центральном Черноземье) были выступления против участников кампании, порой даже битвы – народ защищал свои святыни. Часть мощей удалось спрятать в надежном месте. Так, до сих пор точно неизвестно, где именно хранилась глава преподобного Сергия Радонежского в роковые годы гонений. По одной из версий главу Преподобного тайно унес из хранилища священник Павел Флоренский, рассказ о котором впереди. Отец Павел Флоренский, по благословению Патриарха Тихона, не раз писал в соответствующие инстанции нового правительства письма с просьбой сохранить уникальный ансамбль Лавры и разъяснял, что монастырь необходим.

Кампания по изъятию церковных ценностей совпала с возникновением внутреннего недуга Церкви – обновленчества. Обновленчество было использовано большевиками как инструмент раскола внутри Церкви, хотя причины для его возникновения появились еще в прошлом столетии. Противники восстановления патриаршества требовали сохранения Священного Синода с изменениями в структуре.

Патриаршее облачение

Несомненно, Патриарх Тихон был известнейшим человеком своего времени. О нем говорили и писали не только в РСФСР, но и за границей. Каждое его слово ловилось и передавалось из уст в уста: Патриарх сказал, Патриарх решил.

Советские газеты после его декларации о том, что Церковь не будет враждовать с властью, выпустили номера с карикатурами, на которых злобная эмиграция возмущенно скрипит зубами: «Подложил свинью!» Английское посольство передавало ноты протеста в правительство РСФСР о нарушении прав верующих, о которых стало известно опять-таки из заявлений Патриарха. Его появление сопровождалось людскими шествиями, которых власть побаивалась. За его движениями следили все: и ЧК, и верующие, как следят за пульсом чрезвычайно важного человека, вдруг заболевшего.

Сын провинциального священника, Василий, возможно, и подумать не мог, что станет Патриархом. Но во время учебы в семинарии товарищи-студенты подшучивали над ним:

– Патриарх!

В будущем Первосвятителе уже в юности были царственные черты. Порой Василий казался немного чопорным. Но товарищи знали, что он человек не надменный и любит пошутить. Если спрашивали что, отвечал коротко, обстоятельно и как старший. За что и прозван был Патриархом. В моменте избрания митрополита Московского Тихона Патриархом есть нечто удивительное.

15 августа 1917 года в Успенском соборе Кремля был открыт Всероссийский Поместный Собор.