Забытая ария бельканто

Максим с трудом дождался утра. Поспать не удалось. Как только глаза начали слипаться, за дверью послышался тихий тоскливый вздох. Максим вскочил с кровати и выбежал в холл. Ни души. А в гостиной кто-то расхаживал, скрипя рассохшейся паркетной доской.

Максим осторожно достал из рюкзака связку ключей. За пару секунд преодолел ступеньки. Включил в коридоре настенные светильники, подобрал ключ и распахнул дверь.

– Выходи! – он вглядывался в полутемную комнату. Азарт смешался со страхом и будоражил. – Столько лет торчишь в доме – покажись! Хватит притворяться, я же тебя видел?!

Обшарив все комнаты, спустился к себе и рухнул в мягкое кресло, решив во что бы то ни стало подкараулить привидение. Крепился, яростно растирая мочки ушей, но через полчаса провалился в густой ватный туман.

Перед глазами мелькала Виолетта в серебристой короне. Строго заглядывала в лицо и бабкиным голосом заунывно тянула:

«Царица но-о-чи!» – и тут же начинала рыдать, размазывая по щекам черные подтеки.

Он вынырнул из бессознательного омута. Прислушался. Ни звука. Гулкий бой часов в холле заставил вздрогнуть.

«Полседьмого. Скоро Семеныч придет», – поплелся на кухню, жадно напился из-под крана и умыл разгоряченное лицо. Схватил куртку, переобулся в кроссовки и вышел на крыльцо.

Небо заволокли плотные облака. Над кронами сосен в дальнем углу участка с резким карканьем носились вороны, не поделив прошлогодние гнезда. Порыв сырого ветра немного взбодрил. Максим мерил шагами дорожку от дома до калитки, размышляя о странном появлении призрака:

«Что ему надо от меня? – краем глаза заметил в одном из окон флигеля тусклое мерцание. Рванул было туда, но, заслышав звук подъезжающей машины, передумал и поспешил навстречу Ивану Семеновичу.

У полицейского участка едва нашлось место для парковки. Приехали заранее, пришлось с полчаса торчать в душном коридоре возле кабинета с табличкой «Матвеев А. А.», слушая разговоры разношерстной публики.

– Да он одно и то же заладил второй месяц: «Идет следствие, идет следствие. Как только появится новая информация, мы вам сообщим», – небритый пожилой мужик в полголоса жаловался соседу.

– Дармоеды кругом! – поддакивал тот, кивнув в сторону шедшего вразвалочку с кипой бумаг майора с заметным брюшком. – Вон, смотри какой холеный! По кабинетам отсиживаются, а нам пороги обивай, чтоб мало-мальски с мертвой точки сдвинулось дело.

Максим перехватил взгляд садовника:

«Меня потрясывает, а Семеныч спокойный такой, будто каждый день сюда мотается. Сидит в обнимку с каким-то пухлым портфелем».

– Седьмой уж день как пропала, – полная женщина с красным лицом всхлипывала и вытирала слезы концом платка.

– Она же не первый раз из дома уходит, – мужчина в кепке, похожей на блин, назидательно выговаривал женщине: – Сама знаешь, с приветом твоя мамаша, что угодно учудить может.

«Вот и бабка на старости лет, похоже, умом тронулась», – Максим наклонился к уху садовника и зашептал:

– Иван Семеныч, вы говорили «толковый следователь», а люди вон, жалуются.

– А ты поменьше слушай чужие разговоры. Лучше подумай, что спрашивать будешь, когда позовут. Чтоб без мелодрам.

Дверь кабинета открылась, и рослый лейтенант вывел плешивого мужика в потертой кожанке. Он посмотрел на Максима немигающим взглядом и оскалился, обнажив железные зубы:

– На морском песочке были только мухи, на волнах качался вздутый труп старухи, – резко наклонился, пахнув в лицо Максима гнилостным запахом вперемешку с перегаром. Максим отпрянул к стене и вцепился в лавку.

– Хохлов, отставить! – рявкнул конвоир. – Еще пятнадцать суток захотел?!

– Для нас нету закона: мы пацаны с района! – заголосил задержанный, вышагивая по коридору, высоко поднимая колени и отбивая чечетку каблуками ободранных сапог.

Неожиданно садовник громко рассмеялся. Посетители молча уставились на него. Максим похолодел:

– Иван Семенович, вы в порядке?

Садовник хлопнул его по плечу:

– Ты бы свое лицо видел! – он зашелся раскатистым хохотом, собрав на себе испуганные взгляды.

– Madhouse,[11 - The madhouse – (англ.) – сумасшедший дом] – буркнул Максим.

Из-за двери кабинета выглянул рыжий паренек:

– Климов, Стрельцов, проходите.

Максим метался по кухне. Он чувствовал себя загнанным в клетку зверем. Садовник мариновал шашлыки в большой кастрюле. Куски мяса противно чавкали в его руках, напоминая хлюпающую под ногами землю в студенческом огороде после проливного дождя.

– Почему вы мне про деда не сказали?

– Не успел.

Садовник обтер руки полотенцем:

– Филипп приходил ко мне за день, как Алису Витальевну…

– Бабка что, за итальянца замуж вышла?

– Да сядь ты наконец, не мельтеши!

– Не могу я сидеть! Меня сейчас разорвет от всего этого! Что еще за дед из Милана объявился? – внезапно он остановился и перешел на шепот: – Вы тоже считаете, что маму убили из-за какого-то браслета? Бабушка в показаниях написала, что ее выследили ювелиры… – Он силился припомнить фамилию: – Глассо. Нет, Грассо!

– Максим, я понимаю, что на тебя сейчас все вылилось, как из ушата. Но ты сам двенадцать лет от бабушки отбрыкивался. Ни на звонки, ни на письма …

– Не прощу я ей…

– Не перебивай!

Садовник вышел в холл и вернулся с кожаным портфелем. Щелкнул блестящей пряжкой и выложил на стол обмотанный скотчем большой пакет: – Это твой дед, Филипп Карлович Бельский оставил тебе. Тут деньги. – Вынул файл и протянул Максиму: – А это завещание. Читай.

Максим взял плотный бланк на гербовой бумаге и сел за стол. Пробежал глазами по строчкам и со злостью глянул на садовника:

– Откупиться решил зарубежными банковскими счетами? Мне родной дед нужен был, а не его… – он снова заглянул в завещание, – дом в сто двадцать квадратных метров в Бусто-Арсицио! – скулы горели, получив пощечину обиды. – И где он сейчас, а?! Слабо? прийти, в глаза внуку посмотреть?

– Максим, окстись, какие «глаза»! Тебе ж Матвеев сказал, что умер Бельский, у-мер! Аккурат через два дня после Алисы Витальевны. И похоронены рядом. Вот завтра и навестим их.

– Не собираюсь я никого навещать!

– Дело хозяйское.

Под строгим взглядом Ивана Семеновича Максим сник:

– Как-то дружно они с бабкой помереть решили.