Янина

– Ты так любишь богатство? Смотри, не заделайся грабителем.

– грабителем я не буду никогда, у меня совесть есть. Но если бы нашел какие-нибудь ценности, зная, что они ничьи, все-таки взял бы. Знаешь, пан Бондарык, я тебе признаюсь, у меня есть одна вдова. Я ее очень люблю, но никак жениться на ней не могу. Она мне все время говорит: «Зачем я за тебя замуж пойду? Моих детей трое, да с тобой прибудет. Моего имущества на всех не хватит, а ты гол, как сокол». Я ей говорю, что буду трудиться, а она мне в ответ: «Трудиться будешь, пока здоровье есть, а вдруг заболеешь. Что я буду с такой оравой делать? Хватит с меня, первый муж уже научил, боюсь».

– Значит, она тебя по-настоящему не любит.

– Как не любит! Когда к ней приезжаю, она меня всего обцелует, обмилует. Что лучшее у нее есть, детям не даст, а все меня кормит. А дети за мной ходят, как цыплята за наседкой и все просят: «Дядя Аверьян, не уезжай, будь у нас всегда, мы будем тебя слушать. Будь, дядя, будь». Знаешь, уезжаю от них, и сердце, поверишь, болит. И бабу люблю, и деток тоже люблю. Они у нее хорошие.

– Ну, Аверьян, напрасно ты оттягиваешься. Вот кончай службу и иди ко мне в помощники. Ты, я вижу, разбитной мужик. Бабу с детьми забирай, квартиру дам, и заработаешь у меня немало. Я замечал, что ты лошадей тоже любишь и возле них кое-чего смыслишь, а мне, такого как раз и надо. Мой старший конюх уже старенький, а заменить, подходящего пока нет. Ну, как, по рукам?

– По рукам. Но, все же с бабой надо посоветоваться.

– А ты с ней много не советуйся, подгоняй телегу, грузи вещи, забирай детей и баба прибежит, пошумит, покричит и сядет. Потом сама тебе спасибо скажет.

– Так я, наверно, и сделаю, если баба будет тянуть. Только надо уже этот год дослужить. Сказать по правде, так мне эта граница надоела. Что горькая редька. Ну, что, пан Бондарек, будем поднимать наш лагерь? Уже час дня, и уха готовая, и картошка тоже. Пока раскачаются, два часа будет. И в дорогу собираться надо. Капитан говорил, что в шесть часов вечера поедем. Ночевать у вас уже не будем. И коням и людям легче будет. А днем, видишь, какая жара, дышать нечем.

– Ты прав, Кудыма, бери трубу и труби подъем. Но сперва поешь кусок рыбы, а то твой начальник станет гонять тебя туда-сюда, и не поешь, как следует.

– Это, да, так может быть. Он у меня вообще-то, добрая злюка.

Обед и завтрак были вместе, ели с аппетитом. За едой вспоминали дедовские ночные рассказы. Все было интересно, необычно, и змея, и вещая птица. А Бердыша все без исключения жалели, каждый свое мнение высказывал, и говорили, что на обратном пути заедут на денек посмотреть его крепость. Очень всех взбудоражил призрак, хотелось знать, правда это или басни.

Густав от Янины не отставал, был так мил, что со стороны казалось, в этом человеке никогда не бывает злости. Даже солдатам снисходительно улыбался. Вот только Романа всячески избегал. Роман все видел и понимал, но Густаву не мешал. Ему и самолюбие не позволяло драться с Густавом за девушку, и он понимал, что насильно мил не будешь. А Густав использовал уныние и молчание Романа, и при удобном случае нашептывал девушке скверные слова:

– Бедный братец, наверно скучает по девушке, а голова болит, пойти не дает.

Был уже пятый час. Роман позвал Густава и напомнил ему:

– Слушай, Густав, пора нам собираться. Я думал, в шесть мы уже двинем в путь, но уже не успеем. Давай поднимать солдат, и хотя бы к восьми собраться.

– Давай, я ничего против не имею.

Поговорив между собой, офицеры подошли к хозяйкам.

– Уважаемые дамы, мы решили немедленно собраться в путь. Спасибо за гостеприимство, но нам пора.

– Как так?! – завопили обе женщины: пани Агата и Павлина. Девушки скромно молчали, за целый день один только раз поели, – Без ужина не отпустим.

– И то, правда, – отозвался Бондарык, – Чего вдруг так заспешили, поужинайте, немного отдохните, и чуть на зорьку, в дорогу. Правда, дед?

– Да я тоже такого мнения, Петр. Ну, так как, детки, ужинаем вместе, или все-таки твердо решили ехать?

– Что с вами делать, дедушка. Спрошу у Густава, как он окончательно скажет.

– Если от меня зависит окончательное слово, то я бы принял столь любезное приглашение.

Тогда останемся на ужин. Только Густав, чуть свет, едем обязательно. Отпуск отпуском, а нас начальство может спросить, почему мы так долго держали людей в дороге.

Глава 6. Зофия и Алекса

Вскоре все двинулись домой. Роман продолжал держаться подальше от женщин, он ехал впереди своего маленького отряда, рядом с неразлучным денщиком Мареком. Тот ему что-то говорил. Роман, улыбаясь, кивал. Не доезжая полутора верст до хозяйства Раевских, они увидели всадника, мчавшегося во весь опор. Подъехав к воротам поместья, всадник скрылся во дворе.

– Кто это может быть, Марек? По-моему, это военный. Я хорошо видел.

– Да, я тоже видел, что это военный.

– Давай поедем скорее. Наверно, на границе что-то случилось.

Всадник, весь в дорожной пыли, уже сидел во дворе хозяйства и вытирал грязным носовым платком пот со лба и шеи. Конюх водил взмыленного, тяжело дышащего коня. Роман быстро подъехал и узнал всадника.

– Бродницкий, что случилось, почему ты так гнал коня? Сиди, я вижу, что ты еле живой.

– Пан капитан, разрешите доложить!

– Вольно! Тебе говорят, докладывай сидя.

– Пан капитан, у нас беда. Немцы угнали больше ста голов скота из села Броды.

– Как так? Напали на село и угнали? А кто они, военные или штатские? Говори, как это было, не спеши.

– Вы знаете, пан капитан, напротив села Броды есть островок.

– Да, знаю, там отличный сенокос.

– Да, я сам там не раз косил траву. И вот после косовицы трава подросла, стала по колено. Немцы, не знаю, что подумали, но позавчера пригнали туда свой скот. Пастухи из Брод увидели и выгнали их скот, а туда пригнали свой. Завязалась драка. Немцев было больше, они наших пастухов избили и весь наш скот угнали к себе. Наш начальник к ним поехал и велел скот отдать, но они сказали, что скот отдадут, только когда начальник подпишет бумагу, что остров их, а не наш. Тогда начальник велел мне вас догонять и сказал: «Без капитана Зарыцкого не возвращайся. А по дороге собирай солдат, которых я отпустил на отдых. Сам можешь отдохнуть пару дней и возвращайся». Но я с вами тоже поеду.

– И не думай, коня загонишь, сам свалишься. На тебе лица нет. Тебя хозяева накормят, напоят, помоют. Отдохнешь и приедешь.

Уже через полчаса двор опустел и стало тихо-тихо, как будто никого и не было. А до этого, во время лихорадочной спешки и беготни, Янина одиноко стояла возле дома и издали наблюдала, как собираются в дорогу солдаты. Ей вдруг до боли стало жалко, что уезжают эти люди. Они привнесли в этот дом оживление, разнообразие, а без них сразу станет как-то тоскливо и монотонно. Все развлечения у девушек это снова вышивка, рукоделие, езда на лошадях и фортепиано. Но музыка тоже быстро наскучит, особенно, если ее никто не слушает.

И вот, наконец, подойдя к Янине и глядя ей в глаза, Роман тихо сказал:

– Прощайте, Янина, милая моему сердцу. Вот этот цветок, что твоя рука мне подарила, буду хранить всегда и постараюсь с ним лечь в могилу. И тепло твоей руки на сердце буду чувствовать всегда. Скажи мне хоть одно теплое слово на прощание, – Янина молчала, – Не можешь? Ну, что же, так и быть. Прости за просьбу.

Роман круто развернулся, вскочил на коня, и возглавляемый им отряд уехал. Все вышли за ворота проводить гостей-пограничников. Только Янины не было среди провожатых. Она вошла в свою комнату и расплакалась. В сущности, Романа она полюбила, но боялась дать ему понять. Она не могла примириться с его женолюбием. Ей стало обидно, что в ту памятную ночь, когда подарил ей незабудки, он гулял с другой девушкой. А гордость не позволила ей с кем-то поделиться, посоветоваться. Вот за эту-то гордость Янина и была так жестоко наказана.

Вбежала Зося.

– Ты что тут делаешь, Яня? Почему наших мальчиков не провожала? Густав пару раз меня спрашивал, куда ты подевалась. Ты с ним попрощалась, или нет?

– Не прощалась и прощаться не намерена.

– Чего это вдруг? Какая муха тебя укусила? Чего вдруг захандрила? Не беспокойся, немцы их не съедят. Видишь, какие хлопцы! Недаром начальник приказал их догнать для расправы с немцами.

На ужин пригласили молодого сержанта. Он пришел с Бондарыком и дедом Матвеем. Это был выше среднего роста, тёмно-русый, сероглазый, двадцати двух лет парень, живой и веселый.

– Вот вам, барышни, привел кавалера, напоите, накормите, только долго не держите, пусть отдыхает, а завтра уже делайте с ним, что хотите. Алекса Бродницкий, – отрекомендовал его Бондарык, – Заядлый любитель лошадей и девушек. Угадал, пан Алекса?

– Не надо мне говорить пан Алекса. Позже, когда будет седая борода, как у дедушки, тогда я уже буду и пан, и дед Алекса. А насчет лошадей, то какой может быть воин без лошади, а кавалер без девушки. Только монахи без них живут, а я пока вольный казак, и от них отказываться никак не могу, – отпарировал сержант Бондарыку.