Он знал, что в силу наивности и чистоты она идеализирует его, идеализирует то первое чувство, которое овладело ей. Едва ли она любит его настоящего, ибо она едва ли знает его до той степени, чтобы полюбить. Да и Бог с ним. К чему ей эта правда. Впервые в жизни, он поверил, что может перестать быть тем человеком, каким он был, какой он есть и стать тем, кого видит в нем она. Стать лучше, стать чище, не потерять себя, а обрести.
Казалось, они простояли так целую вечность, не произнося ни слова больше. Все было сказано, их руки и губы размыкались лишь на секунду, чтобы вновь нежно сплестись. Дождь продолжал лить как из ведра, даже навес не спасал от влаги, которая просочилась под полы одежды. С нескрываемым сожалением, они разомкнули объятия, сладкий плен сменился горькой свободой.
Николай посмотрел в ее влажные темные глаза и осознал, что в этот самый миг он дал сам себе обязательства, которые более уже не имел права разорвать. Он не мог предать то восхищение, с которым Анна смотрела на него, если же он предаст, значит предаст сам себя.
Вместе возвращаться было опасно, однако из-за дождя, пришлось спешно разыскать бричку. Вот только она была в его сомкнутых объятиях, а вот уже исчезла, а промокший, сердитый и немногословный извозчик тронулся в путь, увозя ее прочь. В тот момент он был несчастен сверх той же меры, сколь и был счастлив.
К счастью дождь вновь прекратился, широким шагом он двинулся вверх по затопленной улице. Он был и рад и опечален остаться со своими мыслями наедине. Нельзя было сказать, что это он принял решение, скорее наоборот. Всю свою сознательную жизнь, он контролировал каждый поступок, каждое слово, шел, преследуя определенные цели, имея на эту жизнь четкий план, а также видение как достичь желаемого, и теперь будто стоял выкинутый мощным речным потоком и глядел на свою разбитую вдребезги лодку и не понимал, неужто он и впрямь был так наивен, что намеревался выйти на ней в открытое море жизни.
Он не принимал это решение, решение пришло само. Вот Анна, и она уже часть его жизни, хотел он того или нет, их судьбы навечно переплетены.
Его размышление прервал протяжный щенячий вой, он повернул голову и увидел ту же картину, что и несколько дней назад. Мокрый пес-подросток, посаженый на огромную, неподъёмную цепь сидел в затопленной из-за прохудившейся крыши будке и выл. Еще пару дней назад он видел, как несчастного привязали к его «новому дому». Пес не привыкшей к такой жизни, отчаянно пытался вырваться на волю, визжал и бесновался а то и попросту со всего размаха бился головой о стену, то разбегаясь, то ударяясь, то снова разбегаясь и снова глухой стук и протяжный жалобный вой. Николай хотя и не считал себя человеком чувствительным к разного рода человеческим страданиям, однако же был крайне нетерпим к страданиям животных. И теперь, видя как пес по глупости пытается скрыться от дождя в будке, которая не то что не справлялась с задачей, а скорее наоборот, напоминала больше наполненное водой корыто, он повинуясь сердечному порыву, который к его удивлению и крайнему неудовольствию стал посещать его слишком часто и в крайне неудобное время и место. Чертыхнувшись про себя, он решительным шагом ступил во двор полуразрушенного дома и захудалого двора, по чести сказать, выглядевшего немногим лучше будки пса. Нескошенная трава в человеческий рост, покосившийся забор, грязные старые полусгнившие доски крыльца – все это не внушало доверия, так что Николай, не решился подняться и постучать в дверь. Подойдя к мутному низко расположенному окну, будто вросшего в землю как гриб, он попытался было разглядеть, сквозь короткие грязные шторки, если ли кто внутри. Однако в мутных, затянутых пылью окнах, едва ли можно было, что-то разглядеть, разве что стоящее на подоконнике странное комнатное растение, пустившее вдоль стекол словно корни свои уродливые изогнутые стебли, зловеще напоминающее щупальца морского чудовища.
Николай все больше злился на себя. На кой черт ему этот пес. И что с ним такое творится, будто запрягся в чужую телегу и потащил не свой воз. Что за странное наваждение. И словно ища поддержки вовне в минуту одолевших его сомнений, он повернулся и вновь посмотреть на пса. Пес с любопытством и немой надеждой взирал на него умными, карими и почти человечьими глазами.
Нет, по-другому он уже не мог. Стало быть, это он и есть. Стало быть, именно здесь, на краю России, он обрел не только любовь, но и себя. Он ободряюще кивнул псу и постучал костяшками пальцев в окно. Казалось, его никто не услышал или попросту никого не было дома, но что-то подсказывало Николаю, что скорее жильцы дома опасливо затихли и не рады непрошенным гостям, и он снова постучал, уже сильнее. После стука, кажется, он увидел едва уловимое движение в глубине дома, но точно он навряд ли мог сказать, окна были настолько мутными, что скорее напоминало бычий пузырь, нежели стекло.
Не выдержав, Николай крикнул: – Есть тут кто-нибудь? Хозяин, выйди, разговор есть.
– Чего тебе?! Расшумелся тут! – рявкнул кто-то с крыльца. Николай был так поглощен тем, что происходило в окне, что даже не заметил, как входная дверь отворилась, а на крыльцо вышел чумазый бородатый мужик. Его отросшие немытые сальные волосы, торчали в разные стороны, придавая ему сходство с тем самым полудиким растением, что стояло в горшке на подоконнике этого странного грязного дома.
Быстро оглядев незваного гостя с ног до головы и оценив, дорогой столичный, сшитый по первой моде кафтан, смикитив, что перед ним состоятельный господин, он сразу будто обмяк, ссутулился, а его бородатое лицо приняло угодливо-подобострастное выражение лица.
– Эк, ваше сиятельство, вас и не приметил, совсем глух на одно ухо стал, не услышал вас, да и слеп на один глаз, – лукаво начал объяснять мужик, щурясь почему-то то правым то левым глазом, а грязную ладошку прикладывая попеременно для пущей убедительности к обоим ушам.
– Скорее это моя вина, не гоже людей посреди бела дня пугать, да в такой непогожий день беспокоить. Верно, ведь говорю, уважаемый?
– Верно, верно, ваше сиятельство, – охотно согласился мужик, недоверчиво глядя на хорошо одетого господина. И его манера говорить и даже тот факт, что такой видный барин постучался к нему, приводил его в замешательство, испуг, недоверие и радость и все это одновременно. Не выдержав нестерпимого любопытства и тревожного ожидания, он первым спросил, словно извиняясь, почесав сальный затылок: – Ваше сиятельство, не сочтите за грубость, но чего же изволите, не томите?
– Ах, да, – словно забыв, зачем пришел и отчего ломился так бесцеремонно в окна к людям, неспешно растягивая фразы спросил: – Не отдадите ли, любезнейший, пса? Я с детства люблю охотиться, и вот матушка когда я был семи лет отроду, подарила мне собаку, аккурат неизвестной масти, точь в точь такого же окраса как ваш пес, тот пес конечно же давным-давно издох, но вот сейчас увидев его, нахлынули так сказать воспоминания, да и сезон охоты не за горами, планирую этой осень куропаток да рябчиков пострелять, словом, не отдадите ли мне пса? Конечно же, не даром, я заплачу.
Казалось еще немного и у мужика вот-вот глаза вылезут от удивления. Он переводил взгляд с хлыща, одетого с иголочки на беспородного нелепого дворового щенка, то снова на хлыща, ему понадобилось не меньше десяти минут, чтобы он наконец, понял смысл слов, произнесенных этим богатым но странным господином. Что ж, отчего бы не быть странным, когда так богат, ты пойди почуди когда за душой ни гроша, – завистливо подумал мужик. Однако как только смысл слов Николая дошел до него в полной мере, мысли как шестеренки закрутились в голове, одна за другой, выдавая идеи, как с богача содрать больше, чем тот желал потратить.
– Ну, пес и правда хорош, – важно заявил он, потирая бороду. А смекалистый какой! – с гордостью заявил мужик глядя на своего глуповатого пса, будто в первый раз. Щенок же, без зазрения совести, позоря хозяина и ни о чем не подозревая, изо всех сил гонялся за своим хвостом, пытаясь укусить его.
Николай глядя на все это театральное представление едва ли мог сдержать улыбки, однако он уже порядком продрог, и настроения и дальше смотреть этот спектакль жадности и глупости у него не было.
– Так сколько хотите, – прервал он его.
Тот явно замешкался. Желание сорвать как можно больше с этого заносчивого франта боролось со страхом и вовсе потерять его предложение. Ведь в каждой подворотне найдется по такому глупому псу, а то, и не по одному, да и не по такому глупому. И он с недоверием посмотрел на щенка, будто пытаясь найти в нем то, что нашел в нем барин. Но увидел только нелепо длинные ноги да тощее туловище с непропорциональной головой и висячими ушами. Поди ж, разбери этих богачей, – снова заключил мужик, так и не поняв причину интереса барина.
– Так уж и быть, рубль, – наконец твердо заявил он и напряженно воззрился на Николая, будто пытаясь предугадать, составит ли тот по глупости конкуренцию псу и выложит такую сумму за никчемную собаку, либо попросту плюнет, развернется и уйдет.
Николай молча достал деньги и сунул в грязную руку мужика рубль. Тот не веря своему счастью, тотчас спрятал деньги вглубь жилета и побежал прямо по лужам отвязывать ничего не понимающего щенка, чья жизнь в этот мир круто изменилась, а он это и не подозревал.
Николай взял пса под мышку и наконец, внимательно посмотрел на свое приобретение, тот будто все понимая, сразу покорно обмяк в его руках, и не издав ни звука, покорился своей счастливой судьбе.
– Ваше благородия, вы же не спросили как его зовут.
– Ааа… не важно, – удаляясь, бросил через плечо Николай. – Теперь его зовут Счастливчик.
Мужик еще долго стоял посреди двора, толи не веря своему счастью, толи думая не прогадал ли он, и нельзя ли было выручить за этого пса, хотя бы на пол рубля больше.
До нумеров, где остановился Георгий было рукой подать, так что изрядно продрогнув, второпях, и без того короткий путь, Николай преодолел за считаные минуту. Хотя, по чести сказать, от любого дома до другого в этом городе путь был не долгий, так как располагался он вдоль одной длиной улицы, во все остальные же районы, что теснились вдоль окраин, приличный человек и носа не совал. Подойдя ко входу, он накрыл ничего не понимающего щенка полами пальто и с важным видом преисполненным высокомерия прошагал мимо консьержа и дворника, уныло подметающего в холле. Если те и заподозрили неладное, то виду не подали, уж больно хорошо одет был барин и больно был важен его вид.
Номер Георгия находился в конце коридора, и с трудом найдя табличку 35, отчего то находившуюся между номерами 29 и 37, Николай постучался. В ответ раздался недовольный и сердитый голос:
– Да не нужен мне ей Богу ваш чай, оставьте это уже, право слово, я и прежний то не допил.
– Не знал друг мой, что ты чай так не любишь, – весело крикнул через дверь Николай.
Через минуту дверь резко отворилась, а на пороге стоял его взъерошенный и порядком уставший приказчик. Это был высокий и худой молодой мужчина с невероятно голубыми глубокими и томными глазами, его можно было бы назвать вполне привлекательным, если бы не излишняя худоба лица, узкий маленький подбородок и плотно сжатые уголки губ, отчего казалось, что он находится в дурном настроении постоянно. А может он и впрямь всегда находился не в духе. В общем, был он привлекателен, но раздражителен, зол и желчен.
– Не ждал тебя сегодня, ты мог бы меня не застать, но в этом городе оказия на оказии. А с этим чаем, тут право слово, наваждение какое то или одержимость, столько чая я и за всю жизнь не пил, ну да не важно, проходи, видно что-то опять стряслось, ежели ты вот так без предупреждения нагрянул, – и жестом он предложил Николаю войти.
В комнате был невероятный хаос, тут и там были развешены предметы одежды, на рабочем столе кипы тетрадей, свертки, большие и малые клочки бумаги с неразборчивым подчерком, грязная посуда и много всяких мелочей, коим и применение то тяжело было найти. Вид самого Георгия, впрочем, был не лучше, измят, не мыт и одет в исподнее, к тому же имевшее порядком помятый и несвежий вид.
Словно прочитав его мысли, тот ответил, впрочем, без злобы и обиды: – Ну что ж Николя, не всем повезло остановиться в доме с удобствами, где бы за тобой приглядывали пять служанок. Кому то и по грязи ходить приходится, – и он взглядом посмотрел на свои голые и босые ноги.
Николай виновато улыбнулся и присев на корточки, из под полы пальто явил на свет щенка, тот впрочем, оказался куда менее воспитанным, чем его хозяин, и залихватски, будто у себя дома, никого не стесняясь, начал бегать по комнате и стаскивать ту одежду, которая по чистой случайности оказалась в опасной близости от пола.
– Ну уж нее-е-е-ет, – взмолился Георгий, мне и без этого работы достаточно, ты мой друг уж не тронулся ли рассудком, приехали за делом, а тут и барышня откуда не возьмись и пес дворовый. Следовало тебе меня предупредить, ежели ты благотворительностью решил заняться. Словом если ты намерен довести себя до разорения, тогда я скажу прямо, и без обиняков, ты на верном пути.
Николай задумчиво посмотрел на друга, но не найдя, что ответить, отвел взор.
Они были знакомы с университетских лет, так что знали друг друга давно и оттого почти не имели тайн между собой. Однако теперь, для Николая, отчего то стало трудно поведать ему то, что было у него на душе, будто Анна пролегла невидимой преградой между ним и Георгием навеки, а может виной тому не Анна, а он сам изменился за это время. Так что не найдя, что сказать, он просто промолчал.
С трудом поняв, куда можно присесть, не дожидаясь когда его пригласят, Николай устроился на краешке кровати, сам же Георгий сел на единственный свободный стул, впрочем, свободным его можно было назвать лишь формально, так как на спинке как на сушке, были развешены еще влажные брюки и рубашка.
Пододвинув к себе импровизированную пепельницу, Николай, достав портсигар и закурив, заговорил: – Полно тебе брюзжать, друг мой, ты едва ли годишься мне в папаши, – саркастично заметил он, – не далее, чем месяцев назад, я доставал тебя из передряги, но, как водится, в дружбе грехов не поминают, когда оба грешны, так что лучше скажи мне, как обстоят наши дела?
– Плохо, – резко без обиняков ответил тот. – Никто не продаст тебе шерсть в обход Кузнецова. Так что из всех возможных врагом ты нажил себе самого нежеланного. И хотя я сам еще с ним не знаком, но тех историй, что я услышал, мне с лихвой хватит, чтобы понять, что ты будто слепой идешь по краю пропасти. И видит Бог, я не желаю, идти за тобой следом.
– А прииски? – безучастным тоном спросил Николай, глядя в окно, будто слова Георгия совсем не задели его и даже не заинтересовали.
Георгий хмыкнул и продолжил: – Вода, грязь, и снова вода и снова грязь. Того что там можно заработать, хватит лишь на бутылку водки, разве ты не видел, что город кишит «счастливыми» и «удачливыми» золотоискателями, – затем помолчав, продолжил: – Ты мне лучше скажи, неужто стоит она того?
Николай вновь ничего не ответил, да и как он мог объяснить. Они были так похожи и вместе с тем такие разные. Все что Николай делал в своей жизни, он делал по чести сказать ублажая свою гордыню и самолюбие, никогда за все годы он не был в нужде и по большей части получал все, что желал, тогда как Георгий вырос в крайней бедности и от того был зол, неутомим и неистов.
Георгий родился в дворянской семьи, но проку в том было мало, кроме разве что образования, батюшка его все пропил, а что не успел пропить, проиграл, так что к моменту, когда скончался, простудившись на крещенье, Георгий с сестрой и матушкой оказались в крайней нужде, а долги исчислялись сотнями. И теперь, наблюдая за ним, Николай был уверен, что в глубине души Георгий презирает его. Может он был и прав, только откуда другой может знать хитросплетения чужой души. Оттого-то, Николаю и не хотелось ничего объяснять.
– А если и вовсе отказаться от шерсти? – спросил Николай, вновь делая вид, что не услышал сказанного.
– Ты верно шутишь? Ты лучше меня знаешь ответ. Впрочем… – зло продолжил Георгий, – даже при самом плохом раскладе, для тебя все обернется не так уж и плохо. Чего не скажешь обо мне.
Николай пытливо посмотрел на своего пока еще друга, а затем продолжил:
– Что ж, я что-нибудь решу. Не бери в голову. Завтра все как мы и планировали. Ты уж не подведи. А на счет вопросов о ней, ежели, ты еще желаешь считаться моим другом, то лучше оставь это. Я ее ни с тобой, ни с кем другим обсуждать не намерен. А ежели ты не готов примириться, то нам самое время разойтись, на этом самом месте, дабы из друзей не превратиться во врагом в будущем.