Исповедь детдомовки

– Но меня не пустят выступать, – расстроенно ответила я.

– С чего это? Ты выдвигаешься участницей не от детского дома, а от музыкальной школы. Я сижу в жюри и только пусть попробуют тебя не допустить! – заверила меня учительница.

Тот день я запомнила на всю жизнь. Мне двенадцать лет. Объявляют мою фамилию, я выхожу со скрипкой и играю как никогда раньше. Меня наполняла злость и обида. Я хотела доказать, что я лучшая и мои старания оправдались. В день награждения наш оркестр получает первое место, жюри немного замялись и, взяв микрофон, добавили:

– Первое место делит Воробьева Наталья по классу скрипка.

Под аплодисменты я входила на сцену и смотрела в глаза Наталье Семеновне. Ее злость, наверное, была главной наградой для меня.

Я безумна благодарна Ольге Владиславовне, потому что она помогла мне и не дала опустить руки, чем вселила в меня уверенность и надежду.

Мы в ответе за тех, из-за кого получаем зарплату….

В детском доме была большая текучка воспитателей и младшего персонала. Задерживались только самые стойкие. О ярких представителях педагогической профессии сейчас я вам расскажу.

От одной воспитательницы всегда жутко пахло тухлой рыбой и потом. Нас она воспринимала как животных и разговаривала с нами на жаргоне дрессировщика собак. Поэтому, пока она спала, девочки залили ее волосы клеем и подкрасили сие искусство ядерно-красной краской. На утро нас разбудил ее дикий крик и злобная физиономия с торчащими красными клоками на ее белоснежной гриве. Уволилась она на следующий день, опустим тему разбирательств, скажу одно: виновных тогда не нашли. Потом к нам устроилась суровая воспитательница, работавшая до этого в детской колонии. Ей тоже оказалось не так сладко с нами, и увольнялась она с криками:

– Вы хуже зверей, в колонии себя дети так не ведут, как вы тут.

Кто-то не выдерживал и пары недель общения с детьми и молча писал заявление на увольнение. Но самые хитры находили выход, как задержаться в должности воспитателя и начинали заводить дружбу с самыми отбитыми воспитанниками.

Ведь проще управлять стадом, когда есть вожак.

Парочка из таких воспитателей оставили в моей жизни не лучший отпечаток. Юлия Викторовна, мерзкая блондинка, наносившая на свое лицо тонны штукатурки, продержалась в должности воспитателя пару месяцев, поняв свою власть, она оскорбляла детей, била их половыми тряпками. Для меня это было унизительно, ведь тебя бьют половой тряпкой, которая предназначена для мытья полов в туалете. Позже старшаки довели ее и, получив нервный срыв, она подала заявление на увольнение.

На моей памяти самой злющей была младший воспитатель. Она была узбечка, кликали ее Джафоровна. Она работала в нашей секции и подружилась с одним мальчиком, который любил издеваться над теми, кто младше него. Тот ещё придурок, вечно задирал всех и имел дебильную привычку плевать в лицо людям. А теперь история о том, как эти двое испортили моё здоровье.

Осень. Мне было двенадцать лет, когда в очередной раз он начал меня дразнить и, не выдержав, я полезла драться, но, так как он был крупнее меня, он затолкал меня в комнату. Вместе с Джафаровной и еще парой ребят он загнал меня в угол и стал надо мной измываться.

– Эй, зубастая, почему ты такая страшная? – крикнул Денис, попутно харкнув в мою сторону.

Другие последовали его примеру и повторили жест. Я пыталась встать, но меня с ноги загоняли обратно в угол. В какой-то момент у меня не хватало воздуха, и я стала задыхаться. Резко встав, я попыталась открывать окно.

– Ты куда, зубастая? Суицидом решила все закончить? – прижав мои руки оконной рамой и резко толкнув меня в бок, они кинули меня на пол.

От удара в боку начало болеть, и я стала умолять:

– Мне больно, – сквозь слезы говорила я.

– Заткнись, не притворяйся, – крикнула мне Джафаровна.

Из коридора послышался голос воспитателя:

– Завязывай, пошли от сюда, – сказал Денис.

Кто-то напоследок пнул меня с ноги. Я сидела в углу и хваталась за бок руками. Боль была адская. Скрючившись от боли, я аккуратно встала, умыла лицо и направилась в кабинет к медсестре. На мои жалобы толком никто не отреагировал, дав но-шпу, врач отправила меня обратно в группу. Кое-как поднявшись на третий этаж, я легла в игровой и ждала, пока таблетка начнет свое действие.

– На улицу собираемся, – крикнул всем воспитатель.

– Можно я не пойду, у меня сильно болит живот? – попросила я.

– Нет, я тебя в группе одну не оставлю. Иди собирайся! – жестко ответил воспитатель.

Выбора у меня не было, нужно подчиняться. Боль в боку не проходила, а лишь усиливалась еще больше. Кое-как одевшись, я пошла на улицу и стала сидеть на лавочке.

Бум. Мне голову прилетает футбольный мяч. Женя, подбегая ко мне, с улыбкой на лице произнес:

– Сдала нас? – злобно улыбаясь, спросил он.

– Нет, – держась за лицо, ответила я.

– А то смотри, башку отобью.

Просидев час на улице, мы вернулись в группу. По пути я зашла в кабинет медсестры.

– Не проходит боль, можно что-нибудь другое, пожалуйста?

– Нет, на тебе еще но-шпы и иди в группу.

Выпив очередную пилюлю, я поднялась в группу, на ужин идти не хотелось – боль в боку перекрывала мой разум и отбивала аппетит.

– Тебе никто не оставит ужин, – предупредил меня воспитатель.

– Ну и что, – скрючиваясь от боли, ответила я.

Все ушли на ужин, а я уже начала молиться, чтобы боль меня оставила в покое. Я спустилась в очередной раз к медсестре. Она не выдержала моего напора и вызвала скорую. Я лежала на диване в кабинете и смотрела как тикают часы.

Тик-так. Тик-так.

Боль начинала нарастать с большей силой, даже обычный вздох давался с трудом. Приехавшая бригада скорой помощи, бегло осмотрев меня, объявила:

– Подозрение на аппендицит. Увозим.

Меня отвели в карету скорой помощи. Дальше все как на ускоренной киноленте. В приемном отделении меня осмотрели несколько врачей и отправили с медсестрой готовиться к операции. Вещей с собой не было, и меня снарядили в больничный сарафан, который был в три раза больше меня, на ноги нацепили тряпичные бахилы. Чтоб вы понимали, до операционной я волочила ноги, ибо бахилы то и дело сваливались с моих тоненьких ступней.

– Присаживайся, – вежливо сказала мне медсестра, – протягивай правую руку, сейчас я тебе поставлю катетер.

– А зачем? – спросила я.

– Во время операции тебе будут ставить капельницы с лекарствами и, чтобы не делать в тебе много дырок, я ставлю вот такую бабочку, – демонстрируя мне иглу, у которой были розовые пластиковые крылышки, сказала она.

Установив мне катетер, она повела меня на операционный стол.

– Раздевайся.

Я смущенно взглянула на нее и медленно стала стягивать с себя сарафан.

– Теперь ложись на стол, – подставляя к операционному столу деревянную табуретку для моего удобства, сказала медсестра.