Исповедь детдомовки

– Девочка, ты кто? – Спрашивает он.

– Пап, это же я, Наташа, – удивленно ответила я.

– Ты ошиблась, пошла прочь, у нас все дома, – захлопнул передо мной дверь, сказал Андрей.

Звон от захлопывающейся двери стоял еще пару минут в воздухе и в моих ушах. К глазам подступили слезы. Я не знала, что делать. Стучаться снова было глупо, ведь меня только что прогнали. Спустившись на улицу, я стала скитаться по двору. Ко мне подошел взрослый незнакомый парень:

– Девочка, а почему ты так поздно гуляешь одна?

– Меня папа домой не пускает, – ответила я и стала горько плакать.

Он меня приобнял и стал успокаивать.

– Давай познакомимся? Меня Саша зовут, а тебя?

– Наташа, —шмыгая носом, ответила я ему.

– Тебе некуда идти? Может, есть знакомые? Давай я тебя провожу, – стал он меня успокаивать.

– Тетя Таня, она живет в соседнем доме.

– Пойдем, я тебя провожу.

Мы пошли к соседней девятиэтажке. В сорок первой квартире жила подруга моей биологической матери, и я надеялась, что она меня приют хотя бы на ночь. Но попытки прозвонить в домофон были тщеты, никто не отвечал, и моя надежда быстро улетучилась. Олег стал подбадривать меня позитивными рассказами о себе и жизни, мы гуляли по двору и грелись в соседнем подъезде. На дворе была уже глубокая ночь.

– Наташ, может, папа пошутил? Давай еще раз попробуешь постучаться? – убеждал меня Саша

Я кивнула головой, и мы пошли в сторону моего дома. Я поднялась на этаж и тихо-тихо стала стучать по раме входной двери. Задержав дыхание, я молилась, чтобы меня пустили домой. Дверь открыла Валентина Петровна, и на ее лице я увидела жалость:

– Заходи скорей домой, замерзла ведь.

Она проводила меня в комнату, помогла раздеться и что-то сетовала себе под нос:

– Пойдем на кухню, покушаешь, – сдерживая слезы, сказала она.

Только переодевшись в домашнюю одежду, я поняла, что не чувствую своих ног и каждый шаг по полу причиняет мне боль. Словно тысячи иголок впивалось мне в каждый сантиметр кожи. Сквозь боль и слезы я молча дошла до кухни и села на табурет, протянув ноги к батарее. На плите стояла кастрюля с закипающей водой, а на столе в тарелке лежал виноград. Я посмотрела на это все голодными глазами и жадно сглотнула слюну.

– Хочешь? – спросила Валентина Петровна.

Я кивнула головой.

– Кушай тогда, – она повернулась к плите и стала считать количество пельменей, которые закидывала в крутой кипяток.

Я жадно стала глотать виноградинки, не разжёвывая их.

– Не перебей аппетит, сейчас пельмени тебе отварю, поешь горячего, – тихонько говорила Валентина Петровна.

У нее был вид провинившегося человека. Словно это она выставила меня за дверь квартиры. Она не разговаривала со мной грубо, в ее интонации была жалость и соболезнование.

Поставив передо мной тарелку горячих пельменей, она села рядом и стала внимательно меня изучать. Что она думала в тот момент, для меня остается загадкой, мои мысли были заняты обжигающе вкусными пельменями, находящимися у меня под носом. Обжигая свой язык, я уминала пельмени одну за одной, не обращая внимание на обожжённый рот.

– Поела? – спросила она.

Я молча кивнула головой.

– Умываться и спать!

День за днем я жила в квартире как приведение. Меня не замечал и Андрей и Юлия. Валентина Петровна иногда разрешала зайти в ее комнату и поиграть в тетрис на телевизоре. Ее грубость в мою сторону изменилась на жалость и заботу. Она занималась со мной уроками и кормила в отсутствие «родителей». Я не помню, чтобы я сидела с ними за одним столом и ела. Вот так закончились наши семейные вечера.

Наступили летние каникулы, и мои мучения с уроками закончились. Все свободное время я проводила на улице с другими детьми. В один из теплых дней я услышала знакомый голос:

– Наташенька, доченька.

Обернувшись, я увидела на конце площадки Анну, которая протягивала свои руки и двигалась в мою сторону. Я молча подошла к ней, соблюдая дистанцию между нами.

– Доченька, ты на меня злишься? – удивленно спросила Аня

Я кивнула головой и к глазам подступили слезы. Она подошла ближе и прижала меня к себе:

– Солнышко мое, мама тебя любит. Просто мне плохо жилось с твоим папой, поэтому я была плохой. Но я исправилась, честно. Хочешь, пойдем со мной на озеро, как раньше? Будем купаться и есть шашлыки.

Прижавшись к ней, я кивала головой.

– Только давай договоримся, ты папе ничего не рассказываешь, это будет наш с тобой секрет? – сказала она.

– Я ему ничего не расскажу, честно, – всхлипывая ответила я.

– Ну и отлично. Завтра я за тобой приду во двор, ничего брать не надо, я все принесу, – она чмокнула меня в лоб и ушла домой.

Вечером я сидела в гостиной и меня не покидало странное чувство. Оно было похоже на предательство.

Ну, вот я завтра пойду с ней на озеро и не расскажу об этом Андрею, а если он узнает? Он опять меня изобьет или выгонит из дома?

Устав от размышлений, я легла спать, чтобы завтрашний день наступил быстрее. Несмотря на опасения, я безумно соскучилась по Анне и свято верила, что она исправилась и во всем виноват Андрей.

На следующий день я с трепетом в сердце ждала Аню во дворе и постоянно оборачивалась, ища ее глазами. Наигравшись с друзьями, я села на лавочку и стала гипнотизировать подъезд дома. В скором времени из двери показалась Аня.

– Мама, мама, – кричала я и бежала ее обнимать.

Она открыла свои руки для объятий и взяла меня на руки. За ее спиной показался мужчина кавказкой внешности. Я спрыгнула с ее рук и спряталась сбоку от нее, крепко сжав ее руку:

– Не бойся, это Сабир, он мой друг, с которым я живу, – улыбчиво сказала Анна.

Мужчина наклонился ко мне и с улыбкой на лице проговорил:

– Привет. Давай дружить? – сказал он и потрепал меня по голове.

Я отдернулась, поправила волосы. Такое знакомство мне не понравилось и, сжав по крепче руку Анны, я пошла за ней в сторону ж/д путей. Весь день мы купались на озере, ели шашлыки и разговаривали о жизни с Юлей и Андреем. Анна цокала и мотала головой, попеременно поглаживая меня по голове и прижимая к себе. Я расплывалась в улыбке и не хотела, чтобы этот день заканчивался, но время близилось к вечеру, и нужно было собираться домой.