Исповедь детдомовки

– Так, давай суши полотенцем голову, чтобы отец ничего не заподозрил, – говорила Анна, помогая мне вытирать волосы на голове.

Благо на улице была жара и по пути к дому я полностью высохла. Подходя ближе к дому, я почувствовала, как моё сердце стало бешено колотиться от чувства страха. Зайдя за угол дома, я услышала крики Валентины Петровны на весь двор.

– Наташа, черт побери, – она кричала с балкона уже продолжительное время, судя по ее охрипшему голосу.

Я побежала со всех ног домой, при том что я прекрасно понимала, что меня ничего хорошего там не ждет. Не успев отдышатся, я открываю дверь и первое, что я ощущаю – сильнейшую пощечину по своему лицу.

– Мелкая гадина, где ты шлялась? Что за шаболда белобрысая с тобой была?

– Мама, – ответила я, держась за свою опухающую щеку.

Валентина Петровна взяла меня за шкирку повела вдоль коридора.

– Пожалуйста, только не туда, – умоляла я и упиралась ногами.

Она молча дотащила меня до кладовки, открыла ее и кинула туда, закрыв ее за собой.

Я безумно боялась темноты и замкнутого пространства. Бить руками в дверь, где мне никто ответит, было бесполезно, поэтому я села на пол и обняла ноги ждала того момента, когда меня выпустят и накажут. Целый день купания на озере дал о себе знать, и я уснула на холодном полу, прижав к груди колени. Позже сквозь сон я слышала диалог Юлии и Андрея.

– Либо я, либо она! – твердила она ему.

Щелк. Кто-то дернул за щеколду. Дверь открылась, и от яркого света глаза автоматически зажмурились. Андрей кинул в меня ветровку:

– Одевайся, ты переезжаешь.

В руках у него было несколько пакетов с моей одеждой и игрушками. Юля стояла в проеме сложа руки и провожала меня ехидным взглядом.

Что происходит?

Андрей, открыв входную дверь, ждал меня в подъезде. Судя по темноте на улице была уже глубокая ночь. Мы шли, молча к первому подъезду, открывали знакомую мне дверь и поднимались на знакомый этаж. Он достал ключи и открыл входную дверь.

– Заходи, – безразлично сказал он.

В его интонации не было никаких эмоций. Словно он был уже готов к этому дню.

Я смотрела на Андрея и на моих глазах проявлялись слезы. Он оставил в коридоре мои пакеты повернулся ко мне:

– Ты мне больше не нужна. Теперь ты живешь тут, – хладнокровно сказал он, молча хлопнув дверью.

В ушах стоял звон захлопывающейся двери и его удаляющиеся шаги на лестничной площадке. Мое состояние можно описать одним словом: «Опустошение». На ватных ногах я дошла до старого кресла и, уткнувшись в него, легла спать. Это единственное, на что я была тогда способна.

– Доча, солнышко. Ты что тут делаешь? – Аня трясла меня за плечи.

Открыв глаза, я увидела Сабира, державшего свечку, и обеспокоенный взгляд Ани.

– Меня папа сюда привел, сказал, что теперь я живу тут, и я больше ему не нужна.

Она стала меня обнимать, целовать в голову и параллельно материть Андрея. Я слушала возмущения Ани, какая он сволочь, что ночью, вот так выкидывать ребенка в квартиру, где нет света, горячей воды и электричества, может только монстр. Проведя меня на кухню, она усадила меня за стол:

– Кушать хочешь?

Я кивнула головой. Тогда она подожгла еще пару свечей и стала жарить на плите фасоль с куриными яйцами.

На счет отсутствия удобств в квартире. Андрей лично в квартире устроил такой холокост. Он перерезал провода в квартире, перерубил горячую воду, чтобы побыстрее выжить Аню из квартиры. Но она быстро приспособилась к таким условиям жизни.

Не зря она же в год крысы родилась. Такие животные быстро адаптируются к любым условиям проживания.

Мы поели, и я пошла спать на свою старую двухъярусную кровать. Первый ярус был завален вещами, поэтому я предпочла подняться выше.

Остаток лета я провела более-менее спокойно, но без нормальных условий для жизни. Днем я гуляла во дворе, а ночью в полной темноте сидела одна и ждала, пока они вернутся с работы, играя с огарками свечей.

Наступила осень, и нужно было возвращаться в школу. Первым делом я подошла к классной руководительнице и рассказала ей потрясающую новость:

– Марина Николаевна, я теперь с мамой живу, представляете, – радостно сообщила я ей.

Она встревожено на меня посмотрела.

– Наташ, давай я позвоню в приют, может, туда поедешь? – спросила Марина Николаевна.

– Нет, не надо, у нас все хорошо, – убеждала я её.

– Ты уверена?

– Конечно, я уже пол-лета с ней живу. Она изменилась.

Она неодобрительно на меня посмотрела и сказала:

– Если что-то случится, ты мне обязательно расскажешь? – спросила она.

– Хорошо, – сказала я и бодро пошагала в класс на уроки.

Приходя домой после школы, первым делом я бралась за уроки, пока на улице не стемнеет. Так продолжалось несколько недель. Пока кое-что не изменилось. Бывало так, что в выходные дни Сабир оставался со мной дома, пока Аня была на работе. За пару месяцев я привыкла к его присутствию и постепенно доверчиво стала относиться к нему. В один из дней он предложил мне поиграть в телефон. Мы резвились на кровати, и ничего не предвещало беды, пока он не предложил:

– Ты когда-нибудь видела, что у мальчиков в трусах? – спросил меня он.

Я помотала головой.

– Давай я тебе покажу, – игриво продолжил он.

Он снял с себя штаны. Я резко отвернула голову, это было слишком противно для моего детского сознания.

– Не бойся, давай ты его потрогаешь.

Он взял мою руку и стал водить ей по своему органу. На мои попытки вырвать руку, он сжимал ее сильнее.

– Мне больно, пожалуйста, отпустите мою руку.

– Я отпущу тебя, если ты кое-что сделаешь, – более грозно сказал он.