Свидетельство о нерождении. В стихах

Бывают ли тринадцатые числа,
Бывает ли черствее чёрный хлеб,
А если высота когда и снится,
То и она – себе же мавзолей.

Ей нравится быть мёртвым искушеньем,
Когда других не будет никогда.
Но если мрак есть чей-то светлый гений,
То сколько тьмы скрывает высота?!

Апломб

Когда б душа не тратила слова,
быть может, и жила бы настоящим,
а не ища рифмованных поблажек
для азбуки тщедушия, – родства
не знающей с реальными делами.
Всё утекает в лживый перифраз
для имитаций нерождённых нас,
но сыгранных в  п о ж и з н е н н о й
рекламе…

Слова из пластика – как мусор на века

Какой ерундой занимаются люди…
И лучше б не быть человеком совсем,
чем каждой записанной в столбик причуде
присваивать имя чудесных поэм.

Изощряющимся

Из написанных раньше

Не лейте жира на страницы,
Переборщив с игрой в слова,
Но будьте проще! Чтоб напиться
мог человек, живой едва…

«У графоманов есть секрет…»

У графоманов есть секрет:
Пока здоров – поэта нет.

В этом времени

В этом времени гадком

есть одно утешенье —

что глаза у собаки

и верней, и честнее.

Вот и южные зимы
стали злее кусаться.
Время быть нелюбимым.
Время злостью спасаться.

Но собачья порода —
как прививка двойная:
и загрызть бы охота,
и спасти, охраняя.

Разлучаешь снежинки со снегом

Снег зиме изменяет
открыто.
Градус вновь
положительно
жидкий.

Так противно
от честного вида,
что прощаешь и ложь
прощелыге —

лишь бы зрение выкупать
в чистом,
лишь бы снег красоте
не перечил;

лишь бы тающим
выменять числа
на конкретную дату
увечья…

Вредная привычка

Чёрный дым не похож на небо.
Искры вымерзли под золой.
Звёзд не будет. Моя планета —
любование пустотой,

у которой так много скрыто,
что опасно и ворошить.
Я Тобою давно забыта,
но приходится как-то жить.
……
Чт'о мне звёзды, когда не видно
ни единой души вокруг!