Я не жалуюсь. То орбита
ищет повод для новых мук.
Пережидая проживания
Зима закончилась не так.
Она как будто отомстила —
что я её не полюбила,
а просто выждала как факт.
Зима – длиною в жизнь мою.
Мне всё казалось: завтра лето
и будет лучшее надето,
когда лохмотья полюблю.
Но лето утром не сбылось…
Перенеслось на послезавтра,
где приготовлена лопата —
сажать не дерево, но кость.
……………………………
Душой ли вырастет?.. Не надо
ей ни зачатий, ни лопат.
И, выждав жизнь как новый факт,
я шла заранее к расп а д у.
Ничего не потеряно
Ничего не потеряно, если потом
вспоминаешь хорошее только
и, ходьбу завершая
последним прыжком,
рад, что п о л з а т ь
учился ребёнком.
……
Ничего не потеряно, если вуаль
позволяет домысливать тоньше,
чем способен увидеть,
и зрению жаль
трезвой правдой
мечту уничтожить…
Люблю как ненавижу
Абсурд ведь?
Но разве вся жизнь не абсурдна?
Зачем-то зачатый. Зачем-то зарыт.
И вечность теряет размах амплитуды,
в которой мгновений транзит.
А после уже не имеет значенья,
зачем, почему на перроне галдят
и будет ли время для встречи вечерней,
когда все дороги – в закат.
Живым не добраться к живому. А солнце
свой график не хочет по моргам сверять.
Но мы ещё едем… И тело трясётся.
И страх – то ребёнок,
то мать.
Свет спасается в тумане
Свет во мне уже не освещает
н и ч е г о…
Не видно даже снов.
Зрение не просит о пощаде.
Зрение – родимое пятно
по размерам самолюбованья.
Морок почитается за свет,
что нарочно выбрал дом
в тумане,
лишь бы не могилу
в г о л о в е.
Предвесеннее
Стареют глупости. Рассудок
изжил протекцию ума.
Теперь о смысле «высшей сути»
трындеть и некому. Сама
пусть разбирается с собою.
А мне – ворчать о пустяках
и глупость помнить молодою,
стыд бальзамируя в стихах.
……
Ну а пока – февраль. И дружба
с ним получается едва.
Один из нас всегда простужен,
но по капризам – будто два.
Одиночество – это много
Одиночество – это много.
Это вся безысходность с р а з у! —
по частям не умея падать,
по часам не умея встать.
И не знаешь, какого срока
понедельник с утра заказан.