Пустынная дорога смерти

– Не знал, что София держит цветочный магазин, – отрешённо бросил Дин чтобы разрядить появившееся, гнетущее напряжение.

– Она начала заниматься этим совершенно недавно, – спокойно произнёс Джим. – Она иногда заставляет доставлять цветы даже ночью и рано утром, выезжать на эти особые заказы. Я часто вижу этих бедолаг, которые у неё работают. А что такое?

– Ничего, – буркнул Дин наигранно внимательно глядя на дорогу.

За окнами машины мелькали будто сонные тени дома. Уже отсюда был виден чёрный силуэт Азраила вырисовывающийся на фоне первых, робких золотых лучей и молочно-белого восточного неба. Они свернули на запад, в сторону всё ещё лилового горизонта, убаюкивающего ночной мрак. Вскоре немного покосившиеся, спящие под белым снежным покрывалом, обветшалые дома бедного района закончились, уступая место лесам с вязкими болотистыми почвами и непроходимыми топями, ещё укрытыми полночной тьмой. В них словно скрывалось таинственное и непостижимое нечто, зорко и незаметно наблюдающее за жизнью, медленно ползущей в Грейвс Сити. Наконец они остановились возле ворот кладбища Колд Грейвс. Джим и Дин торопливо вышли из машины и молча направились в сторону небольшой церквушки. Это было белое, аккуратное здание с красивыми, яркими и почти фантастическими витражными окнами, гордо и чётко вырисовывающиеся на фоне скорбного, иссиня-чёрного, холодного лесного пейзажа. Казалось, словно это светлый, солнечный луч робко упал на угнетённую чёрной болезнью землю, несущий святое спасение и покой внутри. Они шли к тёмным двустворчатым дверям по едва заметной тропке. Снег вокруг лежал небрежными, сероватыми клоками, местами обнажая уродливую, сырую землю, и украшал скорбные надгробия и памятники белыми венками из хрупких, тяжёлых, ледяных цветов. Он одел Абаддона в белый, праздничный саван. Открыв одну створку скрипящей деревянной двери Дин и Джим вошли в церковь. Внутри царил уютный сонный полумрак, приятно пахло старым деревом и воском, лишь удушающий, резкий запах ладана вызывал головную боль. На полу лежали разноцветные причудливые узоры, созданные весёлой игрой света и разноцветных стёкол. Все скамьи были пусты и лишь на последней, ближайшей с правой стороны к алтарю склонившись над библией сидел священник. Это был плечистый молодой человек, с пепельно-серыми длинными волосами, собранными в хвост. Черты его гладковыбритого лица были суровы, грубы и мужественны: губы были большими, но не пухлыми, нос был прямой, а скулы квадратными и массивными, но в миндалевидных, серых глазах теплились чувства покоя и умиротворения. Он оторвался от чтения и удивлённо посмотрел на пришедших.

– Здравствуйте, Джим, – приветливо начал он. – Я рад, что Вы пришли ко мне. Вашего друга я увы, вижу впервые. Он, верно, не из моего прихода.

– Я не из чьего прихода, – мрачно бросил Дин, опередив Джима.

– А во что же Вы верите? – с ярко выраженным любопытством спросил священник и встал со своей скамьи, отложив в сторону библию.

– Ни во что, – сухо ответил шериф.

– Невозможно ни во что не верить, – покачав головой сказал священник.

– Значит я просто не верю в Бога и дьявола, а верю лишь в разум и собственные силы.

– Наверное, страшно так умирать, – задумчиво начал священник. – Без Бога и веры. Да и жить так тяжело. Всю ответственность за свои поступки и решение приходится брать на себя. Вы не верите в тьму и ад? В дьявола, толкающего нас на богопротивные поступки?

– Я видел многое, – презрительно искривившись произнёс Дин. – Я видел убийства, грабежи, насилие. И, можете мне поверить, во всех этих поступках не было дьявола, а были люди. Я не видел Бога, а видел людей, сетующих на жизнь и молящихся небесам, ожидая манны и помощи, неожиданного решения всех проблем. Они молятся им и проклинают их, не желая ничего менять. Они винят их в своих бедах и неудачах. Но небеса – это всего лишь небеса. Там нет помощи и даров. Люди сами создают свою жизнь и разрушают её. Не Бог, а они. Люди это всего лишь животные, но с идеями о собственной исключительности, отличности от природы и мечтами. Мы сами создали строй, который ненавидим, проклятую систему, поедающую нас. Мы говорим о Боге, которого нет, но который превозносит нас мысленно над животным миром. Это всего лишь иллюзия. Нам всё время кажется, что наше существование грандиозно, устремленно к великой цели. Именно мы придумали конец света, как праздное завершение нашего существования, ведь нам трудно поверить, что мы всего лишь часть бесконечного биологического процесса. Мир должен умереть с нами в великолепной, невообразимой агонии. Но истинна заключается в том, что мы просто более развитые муравьи, и рано или поздно нас всех положат в землю, как мусор или перегной. В один момент мы просто сгинем. Сложно осознать, что смерть – это просто конец нашего существования, за которым ничего не последует и не будет наград за праведную жизнь.

– Интересная теория, – на удивление спокойно произнёс священник. Стоящий рядом с ним Джим опешил от наглости Дина, ему было стыдно за него, щёки его пылали алым цветом. Но священник оставался всё таким же задумчивым и спокойным. – Вы случайно не Дин Саммерс?

– Мы знакомы? – удивлённо спросил шериф.

– Ваша мать была прихожанкой этой церкви, – печально вздохнув произнёс священник, словно погружённый в далёкие, полузабытые воспоминания. – Я был тогда ещё очень маленький. Она была очень доброй женщиной, казалась мне ангелом, сошедшим с небес. Она часто кормила меня яблоками здесь, в церкви и рассказывала мне о Боге. Её Бог был добрым и всепрощающим. Жаль, что он отнёсся к ней сурово. Я помню Вас и Вашу сестру, Энни. Если честно, то я часто вспоминаю о ней, – он улыбнулся. – Как она там? Я не видел её с детского возраста. Иногда мне кажется, что ради неё я бы отказался от сана и Бога, дарованного мне Вашей матерью. Она, наверное, удачно вышла замуж.

– Она умерла, – холодно и как-то неестественно небрежно бросил Дин. Лицо священника исказилось от боли и замешательства, он медленно сел на скамью. Казалось, он не сразу понял смысл сказанных Дином слов, не мог поверить в их истинность. Он побелел, глаза его покраснели, было видно, что ему едва удаётся сдерживать слёзы.

– Как? Когда? – хриплым, севшим голосом спрашивал он, всё ещё с трудом пытаясь осознать и усвоить в своём рассудке услышанное.

– Её убили 24 года назад, – сухо и отстранённо, с неохотой ответил Дин.

– Кто это сделал? Его нашли? – устремив молящий взгляд на шерифа продолжал расспросы священник.

– Нет, его не нашли. Неужели Вы не знали? – прищурившись, холодно глядя на него поинтересовался Дин.

– Энни была моей отдушиной, – словно не слыша вопроса, растерянно и самозабвенно глядя в пустоту начал священник. – Я до сих пор часто думал о ней, представлял, как она сейчас выросла. Я думал, что она уехала. Мои родители всегда держали меня в ежовых рукавицах, железная хватка отца душила меня. Когда мои родители узнали о том, что я общаюсь с Энни и Вашей матерью, они сначала посадили меня под замок, а потом отправили в школу интернат.

– Вы Дуглас Адамс? – поинтересовался Дин, уже зная ответ.

– Нет, – выдохнул шокированный от происходящего и молчавший до этого момента Джим. – Его зовут Дуглас Эсборн.

– Адамс, – хрипло сказал священник, стыдливо опустив глаза. Джим удивлённо посмотрел на него, впав в замешательство и словно онемев на время от потрясений. – Моя фамилия Адамс. Проклятье по праву рождения. Эсборн это девичья фамилия моей матери. Мне очень жаль Вашу сестру, Дин. И знайте, Ваша мать была необыкновенно светлой и доброй женщиной, несмотря на все трудности её жизни.

– Да, – грозно сдвинув брови, негромко прохрипел шериф. – Она молилась Богу до последнего дня, до самой смерти. Она умерла через год после Энни. Жаль, что тогда Бог её так и не услышал.

– Мне очень жаль, – сочувственно посмотрев на Дина произнёс Дуглас. – Милая Энни. До сих пор мне не хватает её доброты и света. Она яркий лучик в моей жизни. Надеюсь, небеса приняли её душу в свои объятья, принеся ей предвечный покой.

– Небеса, – раздражённо усмехнулся Дин.

– Из-за её смерти Вы потеряли веру? – прищурившись, спросил священник.

– Нет, – с горькой иронией и снисходительностью в голосе ответил Дин и посмотрел в сторону яркого, разноцветного витражного окна. – Я потерял веру из-за людей. Вы видели зажиточных, самодостаточных женщин, гонявших голодных грязных сирот, ничуть им не мешавших, уже лишённых жизнью и этим бессердечным миром детства? Вы видели, как они орали на них, отбирая последнюю веру в добро и людей, не давали им еды и тепла? Они считают этих бедных детей, отбросов противоестественного механизма системы и денег, социальных статусов и положений, мешающих разглядеть истинную, природную суть существования, грязью, избивают и прогоняют с мест холодных ночлегов, а потом вечерами, после посиделок с семьёй молятся Богу за свою чистую душу. И им так уютно, они не видят боли и страдания других, отмаливая грехи. И где же возмездие, где справедливый и всевидящий Бог о котором говорится в библии? Быть может, он ослеп? И где же в этой ситуации Его сущность? Или это дьявол толкал её на такую жестокость? Нет, это просто люди и их настоящая, животная природа. И знаете, по мне так лучше шлюхи, не молящиеся небесам, чем эти старухи, гоняющие беспризорников. Вот истинная грязь. Нас всех делают биологической массой с единым мышлением.

– Люди грешны и черны… – спокойно начал священник.

– Но не из-за Бога или дьявола, – резко оборвал его Дин. – Мы все просто более развитые животные, которым свойственно разрушение.

– Что ж, это Ваша вера, – кивнул Дуглас. – С Богом, или без. Но не думаю, что Вы пришли сюда за этим.

– Вы правы, – неуверенно начал ошеломлённый от услышанного Джим. – Как Вы, наверное, уже знаете, вчера утром на кладбище Сансет Хоррор нашли изуродованное тело Луиса Сиетла. Так вот, в ходе расследования мы узнали о Вашей связи с Беном Питерсом и Райаном Энгельсом, приехавшими в этот город недавно и занимавшимися мародёрством. Они сказали, что действовали под Вашим руководством.

Джим почувствовал на себе жгучий, полный презрения взгляд Дина. Он понял, что снова сглупил и сказал много лишнего. Джим стыдливо отвёл глаза, его уши налились пунцовой краской.

– Что Вы знаете о секте Ангелов Смерти? – прищурившись спросил священник у Дина, потом перевёл свой любопытный, испытующий взгляд на Джима. – А Вы? – не дожидаясь ответа, Дуглас продолжил. – Вы никогда не задумывались над тем, почему у нас в городе много статуй ангелов смерти? Почему даже церковь наша отлична от других? Почему мы много внимания уделяем культу смерти, похоронным обрядам? Почему, в конце концов, сам город носит такое название? Вам, Джим, стыдно этого не знать. Ведь именно Ваш предок был основателем секты. И именно он, вместе с моим предком так повлиял на город. У них в руках были власть, деньги и вера. Я долго искал их архивы. Пол жизни положил на эти поиски. И вот, совершенно недавно мне в руки попала их книга с основами этой тайной верами и её догмами. О, как же долго я с опаской искал нечто подобное в архивах отца, ночами пробираясь в его кабинет и рассматривая все документы при свете свечи. Насколько я понял из всех дошедших до меня свидетельств и документов секта существует до сих пор. Как я уже говорил, Ваш предок, Джим, Самуэль Девидс был основателем секты. Вместе с ним похоронено множество важных документов, но местоположение его могилы до сих пор остаётся неизвестно.

– Самуэль Девидс только мой названный предок, – негромко произнёс Джим. – По крови я не имею к нему никакого отношения.

– Странно, – едва сдерживая улыбку начал Дуглас. Он явно знал нечто важное, но скрывал это. – У Вас явные, ярко выраженные черты Девидсов. У этого семейства крепкое семя. Все рождаются черноволосыми, высокими, синеглазыми вот уже на протяжении как минимум десяти поколений. И эти черты лица… Вне всякого сомнения Вы Девидс.

– Боюсь, Вы ошибаетесь, – с нажимом сказал молодой полицейский.

– Что ж, вполне возможно. Продолжим нашу беседу. Когда я узнал о секте и о циклах убийств, то сразу заподозрил сектантов в их совершении. В найденной мной книге об этом ничего сказано не было. Многое из неё до сих пор остаётся для меня загадкой. Так вот, я решил продолжить изучение секты и поиски документов, поэтому привлёк тех двух молодых людей, о которых вы мне говорили, искавших на тот момент подработку, к делу. Доказать это я смогу, показав вам все те немногочисленные сведения, что мне удалось обнаружить и собрать.

– Что ж, тогда покажите, – отстранённо и холодно бросил Дин и вежливо улыбнулся. Казалось, в этой улыбке было больше фальши и презрения, чем в ежедневной нежности и заботе молодой жены о своём старом, дряхлом, богатом супруге.

Священник сделал вид, что не заметил этого. Он неторопливо встал, машинально поправив массивный крест у себя на груди, и направился к небольшой, едва заметной, деревянной дверце за алтарём, ведущей в его маленький, импровизированный кабинет. Дин и Джим поспешили за ним. Комната, в которую они попали, была небольшого размера. Пол и потолок в ней были выложены чёрными, немного потёртыми керамическими плитами, словно бы впитавшими в себя всю скорбь и уныние этого угрюмого места, тонущего в белёсой, бледной пустоте и чёрных нечётких тенях, а стены казались удручающе серыми и пустыми. Мутный, нездоровый свет пробивался сквозь два узких окна, освещая тучи призрачной пыли. Массивный, старинный, письменный стол из чёрного дерева был завален кипами всевозможных бумаг, исписанных красивым подчерком с затейливыми закорючками, стопками старинных книг с пожелтевшими страницами и с потрёпанными, истёртыми переплётами, небрежно были разбросаны по поверхности стола блокноты, ручки и простые карандаши. Казалось, что среди этого хаоса, настоящих руин разнообразных древних, эзотерических и исторических знаний, никак не находящих себе места в сознании и путающихся в тёмных просторах памяти, невозможно было разобраться и найти то, что было по-настоящему нужно в данный момент. Некоторые люди считают, что здания хранят в своих неодушевлённых, холодных камнях миллионы угасших судеб, похожих друг на друга важными и отчётливыми деталями, чьё-то утонувшее в забвении прошлое. Они считают, что некоторые архитектурные сооружения – это своеобразные почти живые носители памяти. Если это так и есть на самом деле, то это место и есть хранитель ушедшего в пустоту времени. Оно дышало слезами и откровениями простых, грешных и верующих людей, обращавших здесь свои молитвы к милосердному Богу в поисках прощения и небесной благодати. Холодный ветер, проникавший сквозь приоткрытые окна, колыхал лёгкие, белые, полупрозрачные шторы, достававшие до пола. На задней стене, над невысокими, заваленными книгами разных цветов и размеров старинными, массивными полками висел большой крест из чёрного дерева. От желтоватых, потёкших свеч струился, тая в дрожащем, ледяном воздухе робкий, призрачный дымок. Здесь приятно пахло воском и корицей, аромат которой чётко вырисовывал в сознании уютные картины небольших булочных, отделанных на манер Старой Англии и небольших, сумрачных библиотек, со скрипящим деревянным полом. Однако не смотря на столь приятные, домашние и «тёплые» запахи в комнате было неуютно: стены давили своей гнетущей, безумной и унылой серостью, а окрепший, северный ветер заставлял тело и душу дрожать в такт музыке своих мощных порывов.

Джим поёжился. Эта унылая обстановка пугала его пробуждая в израненной, едва зажившей от времени, истерзанной прошлым душе воспоминания о больной, одинокой матери, о скорбной высокой, стройной, готической аллее, ведущей туманными вечерами в заоблачную даль и упирающейся омертвевшими кронами в беззвёздный, сонный, мутный от болезни безразличия небосвод, такой голой и жуткой в ноябре, такой печальной, о холоде смерти и истинной, сакральной и эзотерической ночи.

За окном летали, ища себе скудное пропитание, чёрные, крупные, переливающие на свету вороны, которые кричали, пронзая замогильную тишину этого проклятого, забытого Богом места и нарушая гулкое биение сердца сумрачной пустоты. Они кричали о боли и страданиях, о муках и кошмарах, подслушанных и увиденных ими у живых этой ночью. Казалось, что смерть шутя и играя с угасающей, дряхлеющей жизнью и хитрой судьбой наложила печать гротеска и маску боли на этот лицемерный, тонущий в грехах и безразличии мир. Он вновь вспоминал странный разговор священника и Дина, напоминавший комичную, но в то же время философскую и трагичную беседу Бога и Дьявола. Теперь он понимал терзающую, глубокую душевную, престарелую травму своего друга и поклялся сам себе во всём оказывать ему поддержку и спасать от голодной бездны безрадостного прошлого. Да, Джим был таким, он был готов пойти на любые потери лишь бы близкий для него человек жил счастливо. Он был идеалистом, ищущем в мире справедливость и равенство, две мертворождённые иллюзии, несуществующие в современном обществе.

Дин бесстрастно смотрел со скучающим видом смотрел в открытое окно, на чёрные, гнилые могилы припорошенный лёгкой снежной крошкой. Священник подошёл к столу и торопливо начал рыться в горах своих исписанных и исчерканных бумаг. Вскоре отец Дуглас, сбросив несколько увесистых папок упавших на холодный, истёртый пол с оглушительным стуком, достал старинную книгу с жёлтыми, отсыревшим листами в чёрном, кожаном потрёпанном переплёте. Он осторожно протянул её Дину, словно опасаясь, что в любую минуту от малейшего изменения в окружающей среде, будь то любопытный ноябрьский ветер или неаккуратное, горячее прикосновение, книга превратится в серую, тяжёлую пыль. Дин небрежно взял её в руки и открыл, бросив на священника любопытный взгляд. В его глазах промелькнуло удивление, смешанное со страхом и отвращением. Эта книга была идентична той, найденной возле изуродованного тела Луиса Сиетла.

– Это их библия, – пояснил Дуглас. – Она написана на иврите.

– Наши эксперты разберутся с этим, – отстранённо бросил шериф и с громким стуком резко захлопнул книгу.

– Я надеюсь, что они переведут побольше меня, – вежливо улыбнувшись сказал священник. Если вам удастся узнать что-нибудь интересное, то обязательно сообщите об этом мне.

– Хорошо, – кивнул Дин. – В замен Вы не спешите уезжать из города.

– Всё ещё подозреваете меня? – прищурившись спросил Дуглас и облокотился на изогнутую, роскошную спинку старинного кресла, сделанного в викторианском стиле в серо-чёрных, печальных, иссохших тонах. – Что ж, это Ваша работа, всех вокруг подозревать. Предлагаю Вам сегодня присмотреть за нашими поисками. В то время, как Вам, Джим, я советую поговорить с отцом. Насколько мне известно он знает о секте очень много. Постарайтесь его разговорить.

– О чём Вы говорите, отец Эсборн? – удивлённо, едва не поперхнувшись от услышанного спросил Джим. – Мой отчим, единственный настоящий отец которого я знал, которым горжусь и которому благодарен умер три года назад. Всю свою жизнь он проработал в полиции и никогда никакими мифическими сектами он не занимался.