Пустынная дорога смерти

– А кто-нибудь может это подтвердить? – не обратив внимание на колкость продолжил Дин.

– Священник Дуглас Кенуэй, – неебрежно бросил Бен, пригубив запотевшую кружку холодного пива. – Вы ко всем незнакомцам так относитесь?

– Нет, только к тем, кто копается в могилах, – спокойно и холодно ответил Дин и загасил свою сигарету в грязной пепельнице. Райан перестал улыбаться, он резко изменился в лице, сделавшись серьёзным.

– Мы помогали священнику. По всем вопросам обращайтесь к нему, – злобно прошипел сквозь стиснутые зубы Бен.

– Вы помогали священнику осквернять могилы? Как же это интересно! – довольно, с тёмным наслаждением произнёс Дин, видя, что зацепил их за живое и поставил в нелепую, неуютную ситуацию, словно загнав их в тупик. Он встал и дружелюбно улыбнувшись продолжил. – Что ж, если вы уедете, господа, то обещаю, я достану вас из-под земли и вырву вам сердце. Можете мне поверить, я настоящий псих.

На этом разговор был закончен. Он небрежно поставил стул на место и всё так же весело и добродушно улыбаясь медленно направился к выходу. Немного шокированный последними словами друга Джим, торопливо и неуклюже поплёлся следом. Прорвавшись сквозь толпы нетрезвых, шумящих людей наконец они вырвались в ночь. Свежий воздух наполнил лёгкие Джима облегчая жуткую головную боль и тошнотворное головокружение. На улице никого не было. Холодный, северный ветер причудливыми вихрами кружил сверкающие, большие и пушистые снежные хлопья.

– Это не они, – устало вздохнул Дин. – Но они могут знать что-нибудь полезное. Нужно поговорить со священником. Ох уж эти горожане! Всё время обвиняют незнакомцев во всех своих бедах. Небольшие города – это маленькие шкатулки с секретами. Только вот ключ к ним давно утерян. Грейвс Сити – это просто небольшой ад, и все мы горим в нём, даже не замечая этого. Вчера ещё здесь шёл дождь, а сегодня уже снег засыпает наши тревожные сны. Всё меняется слишком стремительно, я уже не успеваю за этим. Столько смертей… Что с тобой Джимми? Меня ведь не обманешь.

– Ничего, мне просто немного нездоровится, – стыдливо отведя в сторону глаз ответил Джим. Он боялся сказать правду своему другу, боялся холодного отчуждения и молчаливого осуждения с его стороны.

– Если не хочешь – не говори, – пожал плечами Дин. – Тебя подвезти?

– Нет, не стоит. Я лучше пройдусь, подышу свежим воздухом, – криво улыбнувшись ответил Джим.

– Как хочешь, – кивнул Дин и торопливо, не оглядываясь пошёл к машине. Его тёмный, чёткий силуэт казался одиноким в этом холодном, пустынном месте. Джим повернулся и немного пошатываясь пошёл в сторону своего дома. Ему нестерпимо сильно захотелось курить. Сигарет с собой у него не было. Ещё с утра его пачка закончилась, и он пообещал себе, что она была последняя и он бросит. Но теперь он сожалел о принятом ранее решении, его организм, скованный слабостью после сильного, нервного перенапряжения, никак не мог войти в привычный ритм и нуждался в никотине ровно так же, как и в обычном воздухе. Джим не спеша шёл вперёд, мимо чёрных, угрюмо нависающих домов и пустых окон-глазниц. Неожиданно он остановился. Перед ним стояла Виктория. Её рыжие, вьющиеся волосы её трепал безжалостный ветер, околдованный яростной, зимней стужей. Она шла, зябко ёжась от холода и задумчиво глядя себе под ноги.

– Что Вы здесь делаете? – недоумевая спросил Джим. Виктория вздрогнув остановилась и испуганно подняла на него раскрасневшиеся, опухшие от слёз глаза.

– Я просто прогуливаюсь. Пит ушёл, а одна дома я сидеть не могу. Мне страшно в пустом доме, – негромко ответила она.

– На улице холодно, да и опасно в это время гулять здесь в одиночестве. Давайте я провожу Вас до дома, – мягко улыбнувшись произнёс Джим. Она кротко кивнула в ответ, и они вместе пошли по тёмной, едва освещённой улице, сквозь тьму и страх в тепло и уют пустого дома.

– Скажите, – неуверенно начала Виктория. – Часто ли Вы задумываетесь о жизни? Кто мы? Ангелы, светлые души, посланные на землю Богом? Или просто набор генов? Плод смешения крови? Если верно последнее, то почему мы должны быть благодарны за жизнь? Она, как и мы, просто часть сложного биологического процесса. Наш разум – это создание эволюции, а не Бога. Наше общество, мир созданный нами и окружающий нас, деньги, титулы, социальные статусы – бессмысленно усложняющая существование и отдаляющая от естественных потребностей система. Если это так, то смерть всего лишь увядание, конец. Наше существование лишено смысла без веры и Бога.

– Не стоит Вам думать о смерти, Вы ещё так молоды, – сочувственно посмотрев на неё сказал Джим.

– Но смерть всегда рядом, – испуганно возразила Виктория. – Луис… Он был ещё ребёнком. За что? Скажите, за что? – она снова разрыдалась, не в силах сдерживать горячие слёзы.

– Мы найдём убийцу, обещаю Вам…

– Я одна, – перебила его Виктория. – мне так холодно и одиноко. Мне страшно. Брат считает мои мысли бредом, всего лишь больной фантазией. Мне не к кому идти со своим горем…

– Если хотите, – негромко начал Джим. – то можете делиться со мной. Бывает, что легче поделиться с незнакомцем.

– Спасибо, – поблагодарила Виктория. Она смотрела ему в глаза с надеждой, как на долгожданного спасителя, несущего покой и умиротворение. – Вы очень добры.

Джим крепко взял её за руку и вместе они пошли по тёмным улицам, занесённым снегом забвения.

Часть 3.

Пустынная дорога смерти.

1

Дину снилась белая, иссохшая, потрескавшаяся, каменистая земля, с редкими торчащими из бесплодной почвы скрюченными, больными лишаем, чёрными деревьями. По небу плыли низкие, тяжёлые свинцовые тучи. Огромными стаями кружили над пустынными долинами скорбно и жутко крича крупные вороны. Дин стоял на высоком холме, и холодный, сильный ветер пробирал его горячее тело до самых костей. Он самозабвенно смотрел на белый, клубящийся туман, который полз из вод иссиня-серой реки, по берегам окружённой потрескавшейся, иссушенной, глинистой землёй, бесплодным призраком обволакивавший и скрывавший скованный неизлечимой, тяжёлой болезнью, неприветливый пейзаж. Рядом с Дином стоял Азраил в чёрном, изорванном по краям тяжёлом гиматие, на бледной, обнажённой, сильной груди у него было множество изящных, сверкающих украшений из серебра, сапфиров и крупных, синеватых жемчужин. Он держал свою правую руку, с искусно сделанными, большими перстнями, инкрустированными обсидианами, синеватыми аметистами и алмазами, на своём остром, длинном мече, словно бы отдыхающем в простых, обшитых чёрной кожей ножнах. Крылья его были сложены, а глаза на них закрыты.

– Хочешь знать почему именно ты? – негромко спросил он, глядя в тёмную, сверкающую от всполохов бешенных молний даль.

– Да, – твёрдо ответил Дин.

– Ты забыл, – вкрадчиво произнёс ангел смерти. – Прошлое ушло с кровью… Ты уже встречался с этим адским псом раньше, но выжил. В тот день он избрал тебя своим жнецом… Ты был близок ему, такой же изгой, как и он… Наш долг теперь вести тебя к судьбе. Мы не можем тебе открыть всего. Нам запрещено… Но мы не покинем тебя. Время пса сочтено… Скоро на его цепь посадят следующего. Твой долг принести старому псу покой…

– Что это за место? – посмотрев по сторонам спросил Дин.

– Это пустынная дорога смерти. Тебе видна лишь малая её часть. Это самоё её начало – исток ядовитой реки. Дальше начинается поле с чёрными, как ночь, крупными, бархатистыми розами. За ним туманный, непроходимый, тёмный лес, наполненный блуждающими, злобными тенями и призраками прошлого. Потом белый, пустынный берег с чёрными, истрескавшимися скалами и бескрайнее, вечно волнующееся, синее море. Через море проходит высокая коса из белых, жутко скалящихся черепов. По ней можно пройти к тёмному, узкому ущелью и огромным, увитым ссохшимся плющом вратам. Это врата в обитель мёртвых. В место, где правим мы, ангелы смерти.

– Здесь всегда такое небо?

– Да. Никогда луч солнца не опалит высохшую, истрескавшуюся пустошь, никогда. Вместо земли и песка пепел… дитя долины смерти, он жаждет воды, чтобы переродиться, он осквернён. Жадно ждёт божественную влагу. Возможно, когда небеса рухнут на землю, его жажда будет утолена. Посмотри. Ты видишь тени? Это не упокоенные души, бредущие сквозь толщу времени к вратам. Скоро они станут частью пепла. Они будут ждать возрождения, которое никогда не придёт. Они переродятся в зло, тёмных существ в конце времён, когда рог вострубит, призывая их, разрушая небесную твердь. Их сущность прогнила насквозь, – Азраил сурово, пытливо посмотрел на Дина. – Многие люди похожи на эти тени. Сбившись с пути, они превращаются в пепел, который вечно ждёт щедрый дар небес. Разница лишь в том, что люди ещё могут восстать из пыли и встать на дорогу туманных истин. Тени не могут этого сделать. Ты почти стал пеплом, Дин. Ты на грани. Знай это. Не жди изобильных дождей и милости небес. Вселенная глуха к мольбам. Иди своей дорогой.

– Но каков мой путь? Скажи мне! – взмолился Дин.

– На моих устах лежит печать молчания. Однажды мы открылись, поведав человеку о судьбах. Это было ошибкой. Теперь мы открываемся лишь избранным, – с необъяснимой тоской ответил ангел смерти и взглянул в тёмную, мутную, сверкающую яркими и частыми всполохами молний даль, словно там незримое, величественное воинство сражалось в блистающих, светлых доспехах с предвечным злом и адом, сокрытом в морской бездне. Он ещё крепче сжал рукоять своего меча. – Пора… – негромко прошептал он. – Пора уходить.

Он повернулся к Дину и расправил свои гигантские чёрные крылья. Тысячи зорких глаз открылись, излучая синие, холодное свечение и Дин провалился в тёмную, дурманящую бездну. Перед ним мелькали яркие, странные, почти безумные образы: прекрасная Николь, в белом, лёгком коротком платье и чёрном, не по размеру большом плаще. Она стояла на скалистом берегу, над ней кружили пронзительно кричащие чайки. Её глаза, серые, как сталь, пронзали тяжёлую армаду низких, свинцовых туч и туманную даль синего, волнующегося моря. Её кожа бледна и чиста, как снег, падающий на грешную землю. Солёный, холодный ветер трепал её волосы. В руках она держала хрупкую, белую розу без шипов. Она поднесла его к своим пухлым, тёмно-алым губам и поцеловала. От поцелуя цветок почернел, нежные, бархатные листья увяли. Она бросила её в воду, в холодную, яростно ревущую бездну. Песок, поднимаемый сильным, неукротимым странником ветром с угрюмых, каменистых склонов, превращался в чёрных, жутких ворон, летящих к низким, грозовым тучам.

Теперь Дин видел только небо. Тёмные, свинцовые тучи расступились перед его пронзительным, холодным взором и он увидел бескрайние, сверкающие просторы вселенной. Он прикоснулся к небу, но оно лишь задрожало, словно отражение на непроницаемой водной глади.

Дин лежал в небольшой, деревянной лодке, гипнотически дрейфующей средь непроницаемого тумана, клубящегося над Озером Духов. Он видел шаткую, прогнившую пристань и изумрудную, тёмную зелень леса вдали. Рядом с ним лежала Николь, смотрящая на него таинственным, пугающим, проникающим в самую душу взглядом. Они лежали в цветах, в чёрных, бархатистых розах и хрупких, белоснежных лилиях. Она обняла его, но объятья её были холодными и безжизненными. Эта девушка пугала его. Особенно её жуткая, чёрная родинка под левым глазом. Точно такая же, как у той сумасшедшей старухи, кормившей возле подъезда ворон. Во сне, он знал, что это она и есть, что это всего лишь одна из её форм, которым нет числа в этом мире и этой вселенной.

Наконец Дина поглотила безграничная, всесильная темнота. Его безумный сон прекратился, оставив после себя жуткое послевкусие и молодой шериф проснулся. Он открыл глаза. Его комната казалось дышала пугающим мраком. Дин медленно встал, его немного шатало. Включив в комнате свет, он посмотрел на свои руки. Они были в сером пепле. В ужасе от страшных ночных видений, оказавшихся вполне реальными и осязаемыми, он умылся. Холодные капли, сверкающими дорожками стекали по лицу. Он посмотрел в зеркало, и увидел в нём отражение сумасшедшего человека, с растрёпанными, отросшими волосами, сверкающим взглядом, бледной, болезненного оттенка кожей и длинной щетиной. Слегка пошатываясь он пошёл в свою душную комнату. Открыв окно Дин лёг на кровать и погрузился в беспокойные, неспешные воды сна.

2

На этот раз Дину снился Шут. Белые, длинные волосы его сияющими струями стекали по плечам и спине. Он сидел в удобном, роскошном кресле возле камина, задумчиво глядя в чёрное окно, за которым в бешенстве поднимая к небу снег, свирепствовала метель, и алые отблески огня играли на его бледном, худом лице. Штукатурка на некогда бордовых стенах и белом потолке местами обвалилась, создав причудливые, жуткие силуэты. Мебель была старой и обшарпанной, с порванной обивкой и стёртым лаком. Казалось, дом был долгое время необитаем. На бронзовых подсвечниках висели серые, широкие гирлянды паутины и пыли. Яркие краски давно уже выцвели, холсты отсырели, и теперь лица изображённых на них людей едва угадывались, превращаясь в смутные, призрачные видения. Стены угрюмого, разрушающегося дома печально стонали под напором холодного, по-зимнему яростного ветра. Напротив Шута сидела девушка, спасшая его в ту ночь от травли собаками. В руках она держала потрёпанную записную книжку с кожаным истёртым переплётом и перо. На неё было тёмно-серое, с чёрными кружевными вставками, недорогое, строгое платье.

– У меня есть только вы с Джоном. Я благодарен вам за это, – устало выдохнул Шут. – Я понимаю, что со мной у тебя не было бы будущего, что ваши чувства с Джоном светлы и искренни. И я рад за вас. Пускай эта радость и с примесью горечи. Я всё равно рад.

– Гэбриель… – неуверенно начала девушка.

– Нет, – резко оборвал её Шут. – это уже давно не моё имя. Послушай… Уже 2 месяца ты каждый вечер приходишь ко мне, рассеивая своим сиянием замогильный мрак. Дом оживает, когда ты смеёшься. Не забывай обо мне. Хотя бы изредка навещай меня.

– Я клянусь, что не брошу тебя, – твёрдо произнесла девушка.

– Вы единственные кто не жаждет моей гибели, кто не насмехается надо мной, – печально продолжил Шут. – Вы не бросаете меня, заботитесь, не называете сумасшедшим, хотя я и правда безумен. Я безумен в своей клетке одиночества и боли.

– Безумец ли ты? Да, возможно, – задумчиво произнесла девушка, глядя на пляшущие в старом камине языки пламени. – Но ты талантлив. Видения, лишающие тебя покоя, открывают тебе истины и тайны человеческих сердец и помыслов.

Шут взглянул на неё и печально улыбнулся.

– Я знаю пустынную дорогу смерти… я видел её, – едва слышно прошептал он. – Я слышу голоса теней и чувствую на руках их скорбный пепел. Я видел ИХ, суровых ангелов смерти. Они забрали у меня многое, но я их избранный, именно я. Это плата… за всё нужно платить, – Шут устало вздохнул и закрыл глаза. – Они шепчут даже сейчас. Там, в многоликой, бескрайней, предвечной тьме… Да, они там… Я слышу их шёпот… Скажи мне, Хелена, я безумец?

– Да, – виновато потупив глаза ответила девушка.