Проклятие Удава

Глава 6

Оля называла ее «девочка Нина из соседнего подъезда», потому что в её подъезде жили тетя Нина и бабушка Нина. Именно с этой девочкой она чаще всего играла во дворе, они, можно сказать, дружили, хотя посещали разные детские сады. А вот в школе оказались в одном классе, и Оля наконец узнала фамилию этой девочки: Кисловская.

В отличие от самой Оли, Нина была умной. И красивой. И посадили её с «самым красивым и умным» Серёжей Першиным. Оля немножко расстроилась – она и сама с удовольствием сидела бы рядом с Серёжей, но тут же девочка себя одернула: нет всё правильно, пусть красивые и умные дети сидят рядом.

Нина пользовалась в классе популярностью, с ней все хотели дружить, и Оля очень гордилась тем, что среди многочисленных Нининых поклонников занимает не последнее место. Сама же Нина зорко следила за тем, чтобы Оля с другими детьми не дружила, а только с ней, и буквально таскала подружку за собой. «Я ей нужна, она меня любит!» – с гордостью думала Оля, и только теперь, вдали от родного дома, вспоминая детство, она засомневалась в этой любви. Больше походило на то, что серенькая, невзрачная, неухоженная Оля Портич своим неприглядным видом очень хорошо подчёркивала красоту и неповторимость Нины Кисловской. Но ни зависти, ни обиды не было, наоборот – все-таки целых одиннадцать лет благодаря этой дружбе она чувствовала себя не хуже других.

Вскоре после школы Нина по интернету познакомилась с каким-то парнем за Уралом и уехала к нему – поближе к центру, к цивилизации. Поскольку у Оли никаких телефонов не было, девушки договорились писать друг другу письма. Нина рассказывала о своём замечательном муже, о его чудесных родителях, о кафе и ресторанах, о самом Семидольске, который был гораздо крупнее и красивее сибирского городка Борск. «Приезжай к нам в гости, – писала Нина. – Здесь столько интересных мест, такой чудесный парк! Я тебя жду!»

Спасаясь от мужа, который пообещал убить её, если с ребёнком что-нибудь случится, закладывая в клетчатую китайскую сумку остатки своих вещей в квартире Игоря, Ольга уже знала, куда поедет. Конечно же, к Нине в Семидольск! Обладая огромной суммой в пятнадцать тысяч, она считала себя богачкой и была почти уверена в успехе. А если что-то пойдёт не так, подруга выручит.

– Оля? Ты? – удивилась Нина, открыв дверь на звонок.

– Я, – подтвердила Оля, – ты же меня звала…

– Хм… Ну, проходи. Ты надолго?

– По правде говоря, я сбежала из Борска – так сложились обстоятельства. Надеюсь как-нибудь устроиться здесь, ты ведь мне поможешь?

– Видишь ли, Оля… я через два дня уезжаю.

– Как?! Куда? Почему?

– Я не успела тебе написать – так быстро все произошло! Встретила другого, мы полюбили друг друга, он коренной москвич. Сама понимаешь, я не могла упустить такой шанс.

– А как же твой Борис? Ты его так расхваливала!

– А что Борис? Развелись. Рыба ищет где глубже, а человек – где лучше. Так что извиняй.

Ольга, оглушенная и потерянная, молчала. Да и что тут скажешь? Нина поставила на стол чай с печеньем, усадила подругу.

– Ладно, не кисни, придумаем что-нибудь. Я тут в местной газете смешное объявление видела, но тебе, возможно, и пригодится. – Она принесла газету, показала объявление: сдаётся в аренду квартира дешевле дешёвого. Тут же набрала на мобильнике указанный в объявлении телефонный номер, переговорила с кем-то и облегчённо вздохнула. – Нам повезло! Жильё как раз для тебя. Вещи пока можешь у меня оставить. Кати быстрее по этому адресу, пока кто-нибудь нас не опередил!

Вопрос с жильём был решён положительно. Надо сказать, оно являло собой образец креативной мысли. Когда-то это была обычная квартира с довольно вместительным совмещённым санузлом квадрата в четыре и кухней квадратов в шесть. Хозяин перегородил санузел пополам; в первой части, обращённой к коридору, остался туалет, только не с унитазом, а с ямой, «очком», как называют её в народе, красиво отделанной. К «очку» прилагалась толстая пластмассовая решётка, а к стене был приделан душ. Прямо два в одном флаконе: решётку убрал – туалет, положил на яму – душевая кабина.

На стене красовались крошечная мойка, две полочки и полотенцедержатель, на двери – планка с несколькими крючками. Нашлось место и для мусорного ведра.

Вторая половина санузла превратилась в кухню. Ещё одна крошечная мойка слева, самодельный столик – справа, на нём однокомфорочная плитка и современный скоростной электрочайник. На стене – полка с немудрящей кухонной утварью на одного человека. Под столом – малюсенький холодильник без морозильной камеры.

Сама же кухня стала комнатой, куда вместились кровать, столик со стулом и шкаф. Прихожая, маловатая для нормальной квартиры, в данном контексте выглядела шикарно, здесь имелись вешалка, зеркало с подставкой, полка для обуви и какое-то странное ведро, которое оказалось стиральной машиной. В общем, квартиру сделали из кухни и санузла, а комнаты отошли соседней квартире, где и проживала хозяйка.

– Здесь есть всё необходимое для полноценной жизни, – приговаривала Раиса Филипповна, показывая Ольге апартаменты. – И всего четыре тысячи в месяц, таких цен уже давно нет.

Квартирка Оле понравилась: она была тёплая, сухая, уютная, чистая. Свежие, симпатичные, хоть и явно недорогие, обои радовали глаз, все лампочки прятались в круглых плафонах, по домотканому половичку приятно было походить босиком. Ольга перевезла от Нины свои вещи, разложила их по квартире и впервые в жизни почувствовала себя самостоятельным человеком, хозяйкой. Возникло чувство, что здесь, в этом городе, в этой квартире она оказалась не случайно, может, судьба наконец сжалилась над ней и теперь всё будет хорошо.

* * *

Софья Павловна Гельминская очень любила свою работу, она, можно сказать, дневала и ночевала в роддоме, но к роженицам с разговорами никогда не лезла, воспитывать не пыталась, их делами, не связанными с медициной, не интересовалась, имён не запоминала – зачем?

Осмотрев привезённую тремя парнями полумёртвую беременную женщину, она пришла в ужас: такого чудовищного изуверства ей видеть не приходилось. Она сделала всё возможное и невозможное, чтобы сохранить жизнь и матери, и ребёнку, постаралась оказаться рядом, когда бедолага придёт в себя, и впервые заинтересовалась своей пациенткой. Ей пришлось решать вопросы, далёкие от гинекологии, акушерства и хирургии.

С большим трудом она уговорила Марину Княжину не рубить с плеча, а хорошенько подумать. Более того, Гельминская надеялась, что со временем убедит мамашу оставить девочку себе. С мужем было сложнее. Скрывать от него факт изнасилования жены не представлялось возможным, ведь ему наверняка захочется увидеть жену с дочерью хотя бы в окне – ну, и что он увидит? Марина однозначно не сможет изобразить радость от рождения ребёнка. Она вообще не собиралась преподносить мужу бандитское отродье как долгожданную, любимую доченьку. Он должен знать правду, только надо как-то так её изложить, чтобы выйти из ситуации с наименьшими потерями.

Гельминская пригласила Княжина в свой кабинет, усадила на стул для посетителей, глубоко вздохнула и начала:

– Илья Ильич, нам с вами надо очень серьёзно поговорить.

– Да, конечно, я уже знаю, что моя жена и дочь живы, спасибо вам огромное, но, наверное, есть какие-то осложнения? Что-то не так? Говорите как есть, я уже ко всему готов.

– Ко всему ли? Случилось страшное: ваша жена приглянулась одному бандиту, она не ответила взаимностью, и он, позвав на помощь своих дружков, похитил её и взял силой.

– Беременную?! Именно поэтому моя дочь родилась недоношенной?

– Гм… Это случилось зимой. Забеременев, Марина была абсолютно уверена, что ребёнок – от вас…

– Что?! Вы хотите сказать, что ребёнок – от бандита?!

– Да. Ваша жена узнала об этом слишком поздно, когда аборт уже нельзя было делать, и решила сама избавиться от плода, в результате вместе с ребёнком чуть не убила и себя. Ее подобрали на улице…

Лицо мужчины мертвенно побледнело и перекосилось. Гельминская уже приготовилась оказывать ему первую помощь, но он пришел в себя сам.

– Уж лучше бы она умерла.

– Но девочка жива, она набирает вес в барокамере и, надеюсь, будет нормально развиваться.

– Я не об этом… дерьме.

– Не поняла…

– Что тут непонятного? На хрена мне жена, которая легла под какого-то бандита! Она таскала в себе его семя, а я, дурак, пылинки с неё сдувал, на руках носил!..

Гельминская опешила. Мало того, что с этой бедной женщиной сотворил какой-то мерзавец, так ещё и родной муж смерти желает!

– Вы что, рехнулись?! – повысила она голос. – Или уши серой заложило? Я же объяснила, как было дело! Если до вас не дошло, могу повторить: ваша жена – жертва насилия, а не потаскуха, ей необходимы помощь и поддержка, а не ваши дурацкие амбиции!

Княжин молча встал и вышел, хлопнув дверью. Еще никогда у Софьи Павловны не было так муторно на душе. Операцию она сделала виртуозно, спасла две жизни – и что в результате?

Марине она рассказала, что её муж сильно разозлился, узнав правду, но это, в принципе, нормально, теперь нужно время, чтобы он успокоился и взглянул на ситуацию по-новому. Тогда можно будет продолжить разговор.

Каждый день Гельминская находила несколько минут, чтобы навестить Марину, поддержать ее, успокоить, вселить веру в удачный исход. Как бы между прочим сообщала новости о девочке – буквально два-три слова, больше говорить на эту тему Марина упорно не хотела.

Через несколько дней Гельминской сообщили, что к ней прорывается симпатичный мужчина с букетом цветов и коробкой шоколадных конфет. Приняв посетителя, в первый момент она порадовалась, что вот еще одному новоявленному папаше счастье подарила, а во второе мгновение чуть не свалилась со стула: перед ней стоял один из тех мерзавцев, которые изнасиловали беременную женщину, а потом привезли в роддом, якобы подобрав на дороге. Даже не один из тех троих, а главный негодяй! И этот подонок еще чему-то радовался! Будь её воля, она бы вздёрнула его на виселицу, да на городской площади, чтоб другим мерзавцам неповадно было!

Между тем негодяй положил на её стол цветы и конфеты и разулыбался ещё шире:

– Вот, это тебе. Ты спасла мою любимую женщину и мою дочь!

– После того, как ты их убил!