Вот только пообещать, само собой разумеется, оказалось проще, чем выполнить. Едва только Ганхилда снова увидела себя в зеркале, как слёзы подступили вновь. Из-за уродливых окуляров с толстыми линзами, она столько лет мучилась комплексом неполноценности. А её, оказывается, обманывали…
Её все обманывали. И тётка, и её муж, и все до единого лекари, и, вполне возможно, также и кузины, и кузены. За что они все с ней так? Она ведь не сделала им ничего плохого. Никогда ничем не обидела. Никогда ни словом, ни полсловом не упрекнула деньгами, хотя знала, что семейство тёти живёт и процветает в основном за её счёт. Наоборот, всегда и во всём старалась помочь. О чём бы её не попросили, всегда старалась угодить, никогда и ничего при этом не прося для себя. Кроме возможности показаться очередному лекарю-окулисту. Точнее, очередному лекарю-лжецу. Если, конечно, те, кого тётка представляла ей как лекарей-окулистов, вообще были лекарями. Мысленно горько усмехнулась она.
Дабы унять, наконец, слёзы, Ганхилде пришлось сделать несколько глубоких вдохов и выдохов. Эльжбета ж тем временем отправила восвояси мастериц, поскольку хотела поговорить со своей подопечной наедине.
– Ганхилда, я хотела бы попросить вас быть осторожной, – начала она одновременно и с самого главного, и из далека.
– Да, конечно, я понимаю, – часто закивала девушка.
– Боюсь, что нет, не понимаете, – с сочувствующей улыбкой, возразила Эльжбета, которая с того самого момента, как обратила свое внимание на девушку, думала над тем, как бы покорректней сообщить ей о том, что смерти ей желает никто иной, а вырастившая и воспитавшая её тётя. – Я заинтересовалась вами и озаботилась мощным лекарским артефактом не только по доброте душевной, я хотела, чтобы вы поняли… – она замолчала, давая возможность своей подопечной самой прийти к необходимым для её выживания выводам.
И подопечная не разочаровала.
– Что меня всю мою жизнь обманывали? – с горькой иронией скорее констатировала, чем уточнила девушка.
– Да, это, – кивнула Эльжбета. – И кое-что ещё… – предчувствуя новый поток слёз, она тяжело вздохнула. – Я подозреваю, что вас отправили на этот отбор… именно на этот отбор, – с многозначительным нажимом повторила она и снова вздохнула, – чтобы получить возможность избавиться от вас, не потеряв при этом права на ваше наследство, – скороговоркой выпалила она и поспешила к девушке, дабы поймать её, если у неё от подобной новости вдруг подкосятся ноги.
Совершенно напрасно, к слову, поспешила.
У её подопечной не только не подкосились ноги, но девушка даже удивленной или особо расстроенной не выглядела.
– Думаю, что вы правы, – спокойно констатировала Ганхилда. – Даже не думаю, а знаю. С самого начала знала. И всё равно с радостью поехала на этот отбор, – с кривой улыбкой добавила она.
– С радостью?! – изумленно выгнула брови Эльжбета.
– Нет, нет, меня никто не бил, не домогался и даже не оскорблял. По крайней мере, в глаза мне никто никогда ничего обидного не говорил. Меня не морили голодом и холодом. Служанкой в собственном доме я тоже не была. Просто… как же вам это объяснить? Просто я жила практически в заточении. Свою комнату я, конечно, могла покидать. И гулять в саду мне никто не запрещал. Но на этом и всё. Дальше ни-ни. Уж поверьте мне, я пыталась, – грустно улыбнулась Ганхилда, – причём ни раз и ни два, а очень много раз. Однако снова и снова натыкалась на невидимую стену. Тётка, разумеется, объясняла наличие ограничивающего мои передвижения полога заботой обо мне. Я ведь мало того, что неспособная постоять за себя домашняя девочка, так ещё и почти слепая, – с явной иронией в голосе заметила она.
– Да уж, та ещё забота! – согласилась Эльжбета. – Я бы от такой заботы тоже куда-угодно сбежала бы! А как она, кстати, вся такая заботливая, объяснила отправку неспособной постоять за себя почти слепой, домашней девочки на отбор к Высокому лорду, жены и невесты которого мрут как мухи?
– Опять же заботой обо мне, – усмехнулась девушка. – Мне предложили, прежде чем испортить себе жизнь, уйдя в монастырь, хотя бы попытаться найти себе мужа. И я согласилась.
Глава 10
Ганхилда была счастлива.
Она, на которую всю её жизнь смотрели, в лучшем случае, с сочувствием, этим вечером то и дело ловила на себе восхищенные мужские и ревнивые женские взгляды. Она, которая ещё месяц назад даже и не мечтала о том, что однажды ей доведется побывать на настоящем балу, не просто была на балу, но и танцевала! Не очень умело и грациозно, поскольку танцевать тайком ото всех её учила мамушка, с которой в своё время репетировала танцевальные па мать Ганхилды.
Впрочем, судя по тому, насколько бойко её приглашали кавалеры, причём все, без исключения, даже по два раза, её не самые блестящие танцевальные навыки никого не смущали.
О она, глупая, боялась опозориться. Так боялась, что на полном серьёзе собиралась отказать, если вдруг кто-нибудь всё-таки пригласит её на танец.
Счастливо кружась в очередном танце, Ганхилда улыбнулась, вспомнив с каким ужасом она входила в этот зал. На ватных ногах, с бьющимся, словно планировало выпрыгнуть из груди, сердцем и ледяными руками.
Ганхилда была счастлива, невзирая на то, что графиня предупредила об угрожающей ей смертельной опасности, которая теперь, когда она выглядит такой красивой и счастливой, многократно возросла. И возрастёт ещё больше, как только тётка узнает, что Ганхилда решила срочно выйти замуж.
Разумеется, ей было страшно. Кому б не было в её ситуации?
Однако Ганхилда понимала, что госпожа дознаватель, коей оказалась распорядительница, права. Чтобы заставить нанятого тёткой убийцу сделать ошибку, его нужно заставить поторопиться.
При этом, на более сжатых сроках, а значит и на риске совершить ошибку, настоит сама же тётка, поскольку никакого другого способа воспрепятствовать намечающейся свадьбе, пока её племянница находится под опекой своего жениха, у неё не будет. Ибо, согласно Положению об отборах, законным опекуном участвующих в отборе кандидаток, на весь период отбора – является жених. Более того, согласно всё тому же Положению об отборах, в том случае, если жених – Высокий лорд, то он, являясь опекуном своих невест, имеет полное право, если на то будет согласие всех заинтересованных сторон, выдать замуж свою невесту за одного из своих вассалов.
Особую иронию судьбы Ганхилда видела в том, что, если у них всё получится и её всё-таки не убьют, то причиной провала планов жадной опекунши станет именно то «благоприятное» стечение обстоятельств, которое та планировала использовать как возможность не только безнаказанно избавиться от неё, но и не лишиться при этом её, Ганхилды, наследства.
Подумав о том, во что тётка и её семья превратили её жизнь ради того, чтобы не потерять доступ к её деньгам, девушка дала себе слово:
«Нет, уж дудки! Я выживу и точка! А посему больше никаких «если», никаких мыслей о смерти, никаких сомнений в себе. Тем более сейчас, когда у меня, наконец, появился шанс изменить свою жизнь! Появилось ради чего жить! К тому же, графиня Эльжбета пообещала, что меня будут постоянно охранять. И сама я буду очень осторожна!».
Решимость во что бы то ни было выжить, придала ей храбрости, а мужское внимание –уверенности в себе и даже некоторой бесшабашности. Ах какое это оказывается будоражащее кровь чувство – ловить на себе восхищенные взгляды. А комплименты… Ганхилда не выпила ни грамма алкоголя, но чувствовала себя совершенно пьяной. Не то, чтобы она знала по собственному опыту, как чувствуют себя совершенные пьяные люди, однако судя по тому, что она читала, все симптомы были налицо: и головокружение, и чувство, что ей море по колено; у неё горели щеки, ей хотелось петь и, конечно, же танцевать. И ещё ей хотелось обнять и расцеловать весь мир. Но она сдерживалась. И вела себя прилично. В том смысле, что не позволяла себе ничего из того, что не позволяли себе другие кандидатки в невесты. По крайней мере, Ганхилда очень надеялась, что ничего неприличного она себе не позволила.
Как же жаль, что всё хорошее так быстро заканчивается. Вот и танцевальная часть бала тоже подошла к концу.
Практически все претендентки устремились к фуршетным столам, дабы освежиться. Присоединилась к ним и Ганхилда. Делясь впечатлениями, девушки наперебой восторженно щебетали, однако, все при этом вздыхали, жалуясь на то, что просто валятся с ног. Все они были только сегодня с дороги, после чего было размещение, заселение, собеседование с распорядительницей, поэтому в этом не было ничего удивительного.
И всё же Ганхилда удивлялась. Очень удивлялась. Потому что сама она не чувствовала никакой усталости. Будь её воля этот бал не закончился бы никогда.
Весь вечер то и дело поглядывавшая на Ганхилду Эльжбета и радовавшаяся вместе с ней её успеху и хорошему настроению, сразу заметила, как та погрустнела.
– Погоди расстраиваться, – ласково улыбнулась она девушке и сообщила загадочным шёпотом: – Это ещё не все сюрпризы на сегодня…
Шёпот этот, правда, был из тех, что его тут же услышали все стоящие рядом. Примолкшие было при приближении распорядительницы кандидатки в невесты вновь возбужденно загомонили. Любопытство девушек было столь велико, что они даже забыли об усталости.
– За мной! – одновременно заговорщицки и весело скомандовала Эльжбета. И горящие нетерпением и предвкушением девушки без каких-либо вопросов поспешили за своей распорядительницей сквозь громадные витражные двери на просторную террасу.
Следом за ними поспешили на террасу и остальные гости.
Ведущая на зимний сад терраса встретила разгоряченных танцами гостей и невест прохладой и непроглядной тьмой…
Которую, впрочем, буквально в следующее же мгновение взорвала феерия сотен разноцветных огней и искр, каждая из которых прежде, чем погаснуть несколько раз изменила свою форму и цвет. Здесь были и образующие цветочные букеты фонтаны искр. И невероятной сложности и красоты узоры. И, словно бы изливающиеся водопадами потоки пламени…
Глава 11
– Фейерверк! – восторженно выдохнули в толпе.
В темном небе одновременно рождались и гасли миллиарды новых звёзд. На фоне которых причудливо меняющие расположение, цвет и форму огненные драконы изрыгали пламя, которое превращалось в разноцветных огненных лисиц, оленей, ястребов, ящериц и прочую живность.
– Это просто потрясающе! Это неимоверно! Какая красота! – то и дело восторгались гости.
И они ничуть не преувеличивали. Ночное зрелище было столь потрясающим воображение, что от него не могли оторвать взгляд даже привыкшие к многочасовым грандиозным фейерверкам столичные гости.
И все же ещё больше столичных гостей поразило то, что всю эту красоту создавал всего один маг, которому, судя по его светящемуся почти детским восторгом лицу, процесс был не только в тягость, но и доставлял столько же, если не ещё больше удовольствия, чем его гостям результат.
К слову, зрелищем Николас наслаждался ничуть не меньше, чем процессом. Он с детства обожал фейерверки. И если, в то время, когда он ещё был уверен, что ему никогда не стать Высоким лордом, он о чём и жалел, так это о том, что он никогда не сможет запускать в небо такие же красивые фейерверки, какие получались у его отца.
Последним аккордом этого воистину фееричного шоу, стали миллиарды мельчайших искорок, которые обрушились из недр темного неба на головы гостей, подобно самому настоящему золотому дождю.
Раскрасневшаяся от танцев и удовольствия Вивиан подняла лицо и руки вверх к импровизированному золотому дождю и закружилась, счастливо улыбаясь. Глаза её светились от восторга.
– Вы настоящий волшебник Николас! Я никогда в своей жизни не видела такой поразительной красоты!