Аларика

– Прости, – я шмыгнула носом в последний раз. – Больше не буду устраивать истерики.

– Рубашку можно выжимать, – он улыбнулся, и улыбка оказалась теплой. Совсем не похожей на ту ехидную усмешку, к которой я уже успела привыкнуть.

– Не извиняйся, сам перестарался. Думал, лучше сердиться, чем плакать.

– Больше не надо.

– Не буду. Чая хочешь?

Тайрон собирал на стол, а я бесцеремонно разглядывала эльфа. Он двигался совершенно бесшумно, и совершенно не так, как люди. При посторонних он передвигался иначе. Интересно, насколько трудно постоянно прикидываться человеком?

– Ты правда ненавидишь людей?

– Сейчас нет, – он подал дымящуюся кружку, сел рядом. – Раньше. Когда понял, что остался один и никогда не смогу рассказать, кто я. – В его голосе появилась горечь. – За что люди возненавидели нас? Ведь мы были добры к ним.

Я покачала головой. Вдохнула бесподобный аромат травяного чая. Вздохнула.

– К чему притворяться – ты ведь все понимаешь на самом деле.

Он покачал головой:

– Зависть? Этого я не понимал никогда.

– Зависть… Мне шестнадцать. И большинство сверстниц давно замужем. Многие – с детьми. Еще пара лет – буду перестарком, и мужа не видать. Те, кому под тридцать, нянчат внуков. Кто смог до них дожить, конечно. В сорок они старухи, света не видящие от болезней. А для тебя века – только рябь на реке времени. В моем роду жили долго, непростительно долго, лет по восемьдесят – сто. И на нас косились – колдуны, и тут им везет. А ты можешь сказать: «с тех пор листья у моего дома осыпались лишь пятьсот раз». И это будет не бравада, а спокойное утверждение. Как по-твоему воспримет это тот, для кого промежуток в десять раз меньше – целая жизнь? Кто ежедневно видит костлявую рядом с собой? Каково умирать, зная, что кто-то рядом будет жить даже когда на свете исчезнет память о твоих правнуках?

Тайрон пристально смотрел мне в лицо:

– Ты тоже ненавидишь меня за это?

– Нет. Для этого я слишком молода и глупа. – Я улыбнулась. С ним рядом было легко и спокойно. И безопасно. – Может, если доведется дожить до старости, я вспомню тебя и взвою от зависти. А пока – просто не знаю, что делать с вечностью, достанься она мне.

– Так и я не знаю, – сказал он.

Мы молчали, неторопливо потягивая травяной взвар. Наконец, Тайрон поставил на стол пустую кружку и легко поднялся:

– Пойдем. Купим тебе что-нибудь поудобнее юбок, и начнем заниматься. Если хочешь найти свой посох и остаться живой, придется еще много чего узнать. Тебя учили старательно и с любовь, но пока этого совсем недостаточно.

Ночевать я осталась в доме эльфа. Просто не осталось сил на то, чтобы добраться до постоялого двора. В свое время отец на занятиях гонял нещадно, но то были цветочки по сравнению с тем, что устроил Тайрон. Вечером меня едва хватило на то чтобы стащить сапоги. Даже возиться, разбирать постель не стала – просто рухнула поверх покрывала как была, в кожаных штанах и холщовой рубахе, и провалилась в сон. Чтобы посреди ночи проснуться оттого, что кто-то тряс за плечи. Я завопила, шарахнулась, слетела с постели, больно приложившись локтем об пол, вскочила…

– Это я.

Маленький шарик света озарил лицо Тайрона. Я всхлипнула и осела на беспомощно подогнувшихся коленях.

– Ты кричала. Я пришел проверить, попытался разбудить, и – вот… – он развел руками. – Извини.

Кричала? Что-то снилось, но припомнить не вышло – лишь снова накатил ужас.

Тайрон подошел ближе, протянул руку, помогая подняться. Я выпрямилась, ощущая себя дура-дурой.

– Прости.

Эльф небрежно пожал плечами:

– Бывает.

Окинул взглядом и усмехнулся:

– Не стоит спать в одежде. В этом доме бояться нечего.

На нем самом были только штаны – ни рубахи, ни обуви. Ладно хоть совсем голяком не примчался – хорошо я, похоже, вопила. Громко.

Я опустилась на кровать, обхватив себя за плечи. Потерянно повторила:

– Прости.

Тайрон присел напротив – глаза в глаза.

– Это пройдет. Может быть, не так скоро, но – пройдет. Я знаю.

– Тебе-то откуда знать?

– Было. – Коротко ответил он. – Прошло.

Поднялся и молча прикрыл за собой дверь.

Я долго смотрела ему вслед. Наконец, разделась, юркнула под одеяло, с тоской предвкушая еще одну бессонную ночь. И почти сразу же уснула.

Эта зараза вломилась в мой сон, как к себе домой.

– Так когда выходишь?

– Сейчас. Вот как проснусь, так сразу и побегу.

Она небрежно пожала плечами. Вокруг сразу возникло пространство – до того я не видела ничего, кроме лица Рии. Впрочем, «пространством» это назвать было трудно – серая пустота. Советница опустилась на неизвестно откуда возникшее под ней кресло с мягкой обивкой и высокими подлокотниками. Спина прямая, голова чуть склонена на бок, скучающий взгляд – знатная дама, снизошедшая до простолюдинки. Я разозлилась: в конце концов, это мой сон, или чей? Так какого я тут стою перед этой, будто провинившаяся школьница? Если она может создать себе кресло, то и я… а вот не буду. Я плюхнулась прямо на «пол», уселась, скрестив ноги, благо, штаны позволяли.

– Так все же, – голос Рии был скучающе-спокоен, – когда выходишь?

Я подперла кулаком подбородок, глядя на нее:

– Слушай, не могу понять: тебе нужен посох или мой труп? Поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что… Может, мне сразу утопиться? Мороки точно будет куда меньше.

– Я бы давно объяснила, куда идти, если бы кое-кто не упирался, как ослица.

– Фи, – поморщилась я, – пристало ли благородной даме выражаться, точно посудомойка?

– Запоминай дорогу.

Она удивительно хорошо умела не слышать то, чего не хочется. Перед глазами развернулась карта… вернее даже не перед глазами а где-то в том, что называется «внутренним взором». Так, совсем весело… она еще и в мозгах у меня копаться может?